Александр Маркьянов - Холодная Зима
Трое… Генерал смешал фотокарточки и снова разложил их в ряд перед собой. Трое…
Двое должны были послужить ледоколами. Взломать оборону Ирана, которая, кстати, была очень даже на уровне, создавалась при активном участии американских специалистов. Один должен был нанести удар снаружи, другой изнутри, уничтожив режим. Но сорвать банк в этой игре должен был четвертый игрок. Он, генерал-лейтенант Горин Владимир Викторович. А в целом — Союз Советских Социалистических Республик.
Москва
Здание генеральной прокуратуры
24 августа 1978 года
Вторник начинался тяжело, даже очень. Допросив с утра двух гавриков, сейчас я сидел и готовил материалы к очной ставке. До нее было еще два часа, и готовиться к ней надо было очень и очень тщательно. Как учил Александр Владимирович — с карандашом и листом бумаги в руках, читая материалы дела, показания, намечая вопросы и тактику допроса в зависимости от ответов. По моим прикидкам один должен был расколоться почти сразу, но наверняка это было сказать нельзя. Со вторым же придется повозиться — в глухом отказе.
Резко открылась дверь, в последнее время она у меня скрипит — надо петли смазать — и я поднял глаза. На пороге кабинета, почему-то не заходя, стоял Александр Владимирович.
— Курить будешь?
Е… Я сразу вспомнил практику, каким я был молодым и глупым и чем все это закончилось…
— Покурим… — согласился я, отодвигая в сторону бумагу и ручку…
— Короче, не буду тянуть кота за одно место … — шеф сразу взял с места в карьер едва я только закрыл за собой дверь туалета — сегодня утром я работал с Беляковским. Он в глухом отказе, мало того — у него уже появился адвокат. Причем раньше, он занимал солидную должность в милиции, сейчас ушел на вольные хлеба по выслуге и адвокатствует…
Новости меня не удивили — чего-то подобного приходилось ожидать.
— Александр Владимирович, а вы ожидали чего-то другого? По-моему ждать, что у такого туза не окажется адвоката — просто глупо.
— Да к адвокату то я был готов — шеф с шумом выдохнул воздух — вчера под вечер я получил экспертизу по валюте…
— Уже? — удивленно вымолвил я — в ЭКУ что, власть поменялась?
Действительно, экспертизы из ЭКУ приходилось ждать в лучшем случае неделю. Следователи стояли в очереди за экспертизами, экспертов не хватало…
— Вот то-то и оно, что уже — понимающе кивнул шеф — я тоже удивился. Такая быстрая экспертиза наводит на нехорошие размышления, согласись. Но самое интересное, что в ней было написано.
— И что же?
— Представленная на экспертизу купюра Федерального резерва США достоинством сто долларов выполнена кустарным способом, методом офсет…
— Е…
Вот так номера. Просто валюта это одна статья, а фальшивая валюта — другая, намного более тяжкая….
— И теперь поправь меня, если я ошибаюсь — продолжил Александр Владимирович — через руки такого туза как Беляковский, директора городского торга прошло наверняка немало долларов. Может быть, больше чем через иные руки рублей. Ну ладно, я бы поверил, если бы фальшивая купюра была одна из пачки — в конце концов, и на старуху бывает проруха. Но, чтобы такому опытному человеку всучили целую пачку поддельных долларов… Не верю.
Вот за что я уважаю нашего шефа — и не только я один — так это вот за что. Есть следователи, которые выбирают удобную для себя версию и видят только те факты, которые в эту версию укладываются. Неудобные же факты, выбивающиеся из общей стройной картины, которую они успели нарисовать у себя в голове, они просто предпочитают не замечать. А то и хуже — начинают подтасовывать факты в поддержку своей версии. Александр Владимирович был не таков — он видел все факты и никогда не закрывал глаза, если шло что-то не так.
— Странно … — сказал я
— Еще бы не странно … Но самое главное. Как только Беляковский узнал про результаты экспертизы, он сразу замолчал. Наглухо. И стал требовать тебя. Сказал, что у него есть информация, очень серьезная — но ни с кем кроме тебя он разговаривать вообще не будет. Вот так вот.
— Это нарушение — сказал я — я не имею права его допрашивать
— Согласен — кивнул шеф — нарушение. Но ты ведь можешь просто с ним поговорить без протокола — в этом никакого нарушения нет. Впрочем, решай сам.
Когда я отказывался. Лезу во все тяжкие …
Москва
Следственный изолятор N 2 "Бутырская тюрьма"
25 августа 1978 года
По роду своей деятельности мне часто доводится бывать в следственных изоляторах. И каждый раз я выхожу оттуда вымотанный и эмоционально на нуле. Видимо сама атмосфера следственного изолятора, вековые биоволны беды, скопившиеся в этих стенах, действуют на всех людей, кроме тех, кто тут работает — но это видимо особенные люди.
Пока ждем пропуска, расскажу анекдот. У одной дамы — следователя восьмилетняя дочь, на уроке, где рассказывали, у кого чем родители занимаются на вопрос, а чем же занимается твоя мама выдала: а моя мама — все по судам да по тюрьмам. Все были просто в шоке.
— Оружие есть? — высунувшись в окошко, спросил замурзанный УИНовец (управление исполнения наказаний, тогда подчинялось МВД, а не Минюсту как сейчас. Охрану же осуществляют внутренние войска — прим автора) — если есть, сдавайте!
— Нету оружия — буркнул шеф — а побыстрее пропуска выписывать нельзя? Пятнадцать минут копаетесь.
— Нельзя — буркнул УИНовец, на лице которого отпечаталось навсегда выражение "не мешайте работать, суки!"
— Твою мать — тихо проговорил Александр Владимирович — совсем тут распоясались, как я погляжу. При всех строгостях, чай и водяра в камерах не переводится. Охраннички…
— Через пару минут в «кормушку» (окошко в двери. В камерах через такие передают пайку, поэтому их и называют «кормушка» — прим автора) просунули наши удостоверения и временные пропуска.
— Пошли… — как-то по блатному усмехнулся Александр Владимирович — у меня тут кум (заместитель начальника колонии по режиму — прим автора) знакомый. Повидаемся…
Бутырка, бутырка… Для некоторых — как дом родной, для некоторых — каторга. Место концентрации зла и боли, пропитавших эти стены настолько, что у непривычного человека здесь начинает болеть голова.
У первого пропускного пункта к нам прикрепили прапора внутренней службы, который и повел нас, подобно проводнику у Данте по кругам Бутырского ада…
Первым миновали «трюм» — огромное, отделанное кафелем помещение, с огромными дверями, которые никогда не были открыты одновременно. Здесь проходила разгрузка и первичная сортировка тех, кому не повезло угодить в СИЗО. Сейчас в этом помещении было пусто и гулкие шаги по кафелю создавали эхо, гулявшее в закрытом помещении. Миновав «трюм» мы пошли зарешеченными, перекрытыми решетчатыми дверьми во многих местах коридорами к кабинету местного «кума», майора внутренней службы Александра Васильевича Петухова.
Об этом человеке можно рассказать и подробнее, ибо жуткая его слава вовсю гуляла в криминальных и околокриминальных кругах. Бутырского абвера (оперчасть — прим автора) боялись даже самые отмороженные блатнюки.
Вообразите себе человека, ростом сто шестьдесят семь сантиметров и весом девяносто пять килограммов. Причем, в этих девяноста пяти килограммах нет ни грамма жира — только кости и тренированные мышцы. Как-то раз кум Петухов на спор с блатными загнул вокруг своей талии лом. "Ломом подпоясанный" — в среде блатных это один из высших рангов.
Сама по себе фамилия «Петухов» (петух — так в местах не столь отдаленных называют пассивного педераста — прим автора) могла вызвать в блатной среде массу насмешек, если мы не ужас, внушаемый синим (синие — уголовники. Название происходит от татуировок, которых на коже бывает так много, что человек и впрямь кажется синим — прим автора) обладателем этой фамилии. Одного удара кума хватало, чтобы незадачливый блатной надолго отправился на больничную койку с сотрясением мозга, а то и чем похуже.
Кабинет «кума» был обставлен просто и незатейливо — крашенные зеленой краской стены без единой картинки на них, железная дверь за которой скрывался санузел, стол, который, наверное, помнил еще сталинские времена, два больших железных шкафа. В углу — сделанные по заказу, крашенные серебрянкой две двухпудовые гири. И, наконец, сам кум — майор внутренней службы Петухов, сидевший за столом на железном стуле, сделанном на заказ в промзоне одной из колоний.
Нас он встретил радушно, с Калининым поздоровался за руку (от моего взгляда не укрылось, как Александр Владимирович поморщился, видимо рукопожатие было крепким), мне же он только кивнул.
— За кем?
