Роберт Ладлэм - Протокол «Сигма»
Все полки были уставлены рядами запыленных стеклянных банок; среди них попадались и маленькие, наподобие тех, в каких миссис Уолш консервировала фрукты, и большие, в два фута высотой.
Каждая банка была наполнена жидкостью, скорее всего консервантом, вроде формалина, слегка помутневшей от времени и загрязнений.
И в жидкости плавали, как огурцы в рассоле, в каждой банке по одному...
Нет, это не могло быть настоящим!
Он почувствовал, что весь покрылся гусиной кожей.
В каждой банке находилось по человеческому младенцу.
Банки были выстроены с ужасающей аккуратностью.
В самых маленьких — крошечные эмбрионы, в начальной стадии беременности — мелкие бледно-розовые креветки, прозрачные насекомые с хвостами и гротескно большими головами.
Затем зародыши немногим более дюйма в длину — скрюченые, с короткими ручками и огромными головами, запакованные в околоплодные мешки.
Зародыши не намного крупнее, но казавшиеся больше похожими на людей — согнутые ножки, растопыренные ручки, глазки, словно ягоды черной смородины, — плавающие в совершенно круглых оболочках, окруженных рваным ореолом хорионового мешка.
Миниатюрные младенцы с закрытыми глазами, сосущие большие пальцы, со сложенными трудно вообразимым образом крошечными, но уже совершенно сформированными ручками и ножками.
По мере увеличения объема банок увеличивалось в размерах и их содержимое. В самых больших сосудах плавали практически доношенные младенцы, готовые к появлению на свет, с закрытыми глазами, расставленными в стороны конечностями, с раскрытыми или стиснутыми в кулачки крохотными ладошками, с длинной пуповиной, свисающей на дно сосуда, обмотанные прозрачной пленкой околоплодного мешка.
Здесь находилась сотня, не меньше эмбрионов, зародышей и младенцев.
На каждую банку была наклеена этикетка, где по-немецки, каллиграфическим почерком проставлена дата (дата извлечения из матки?), срок беременности, вес в граммах, длина в сантиметрах.
Даты ограничивались периодом с 1940 по 1954 год.
Герхард Ленц проводил эксперименты на человеческих младенцах и детях постарше.
Реальность оказалась хуже, чем Бен когда-либо воображал себе. Этого человека, собственно, нельзя было назвать человеком, он был чудовищем... но почему эта ужасная выставка все еще находится здесь ?
Он с трудом нашел в себе силы, чтобы не закричать.
На подгибающихся ногах побрел к двери.
Лицевую стену занимали стеклянные резервуары от фута до пяти футов высотой и диаметром в два фута, и в них находились уже не зародыши, а маленькие дети.
Маленькие дети с морщинистой кожей, от крошечных новорожденных малышей до семи-восьмилетних.
Дети, решил он, которых погубил синдром преждевременного старения, известный под названием прогерия.
Лица маленьких старичков и старушек.
Его затрясло.
Дети. Мертвые дети. Он подумал о несчастном отце Кристофа, укрывшемся от мира в своей мрачной квартире.
Мой Кристоф умер счастливым.
“Частный санаторий, — сказала женщина из фонда. — Эксклюзивное частное заведение, очень роскошное, — заверила она”.
Чувствуя головокружение, он повернулся, намереваясь покинуть комнату, и услышал шаги в коридоре.
Осторожно выглянув и увидев, что по коридору приближается еще один охранник в белом, он отступил в комнату и неслышно закрыл за собой дверь.
Как только страж миновал дверь, Бен громко откашлялся и услышал, что шаги прекратились.
Как Бен и рассчитывал, охранник вошел в комнату, чтобы посмотреть, что в ней происходит. Двигаясь быстро, словно атакующая кобра, Бен ударил охранника рукоятью пистолета по затылку, и тот, не издав ни звука, осел на пол.
Бен снова закрыл за ним дверь, приложил пальцы к шее стража и почувствовал биение пульса. Живой, но без сознания и останется в таком состоянии надолго.
Он снял с лежавшего на полу человека кобуру, вынул из нее “вальтер ППК”, а затем стянул с охранника белую униформу.
Скинув свою липкую одежду, он облачился в униформу.
Она оказалась великовата ему, но, в общем, годилась. К счастью, ботинки точно подошли по размеру. Откинув большим пальцем защелку, он вынул из пистолета обойму. Все восемь медных патронов находились на месте.
Теперь у него было три пистолета — целый арсенал. Он проверил карманы вновь обретенной одежды, но не нашел ничего, кроме пачки сигарет и магнитной карты-ключа, которую взял с собой.
Переодевшись, Бен вышел в коридор, задержавшись лишь для того, чтобы убедиться, что в поле зрения больше никого нет. Вскоре он очутился возле раздвижных стальных дверей лифта, казавшихся совершенно неуместными в этом древнем здании. Он нажал кнопку вызова.
Послышался звонкий щелчок, и двери тут же раздвинулись, открыв кабину, обитую зеленовато-серой материей. Бен вошел внутрь, окинул взглядом панель с кнопками и сразу понял, что кабина не сдвинется с места, если не вставлена ключ-карта. Он вставил в щель карту охранника и нажал кнопку первого этажа. Двери быстро закрылись, лифт плавно, но быстро пошел вверх и через несколько секунд остановился в совсем ином мире.
Это был ярко освещенный, отделанный по последней моде коридор, который можно увидеть в штаб-квартире любой преуспевающей крупной компании.
Полы были устланы ковровым покрытием нейтрального серого цвета, стены не выставляли напоказ старинную каменную кладку, как этажом ниже, а прятались под гладкой белой плиткой. Мимо прошли двое мужчин в белых халатах, вероятно, врачей или клиницистов. Каждый толкал перед собой металлическую тележку. Один из них взглянул на Бена, но, похоже, даже не заметил его.
Бен целеустремленно зашагал по коридору. Возле открытой двери, за которой, как успел заметить Бен, помещалось нечто вроде лаборатории, стояли две молодые женщины с азиатскими лицами, тоже в белых халатах. Они разговаривали на языке, который Бен не узнал, и, поглощенные беседой, не обратили на него никакого внимания.
Затем он оказался в большом атриуме, ярко освещенном мягким рассеянным светом ламп и янтарными лучами предвечернего солнца, падавшими сквозь высокие окна, напоминающие окна готических соборов. Было похоже, что роскошный парадный холл замка умело и по-настоящему искусно перестроили, создав современный вестибюль. Наверх уходила изящная каменная лестница. В стенах вестибюля имелось множество дверей. Каждая была помечена белой табличкой с черными цифрами и буквами; в них могли входить только обладатели карт-ключей. За каждой дверью начинался коридор.
В просторном холле Бен увидел десяток или полтора людей, которые входили в коридоры или выходили из них, спускались или поднимались по лестнице, направлялись к лифтам. Почти все облачены в белые лабораторные халаты, широкие белые штаны, белые ботинки или тапочки. Только охранники, которых сразу можно было узнать по теплым комбинезонам, были обуты в черные ботинки, похожие на обувь десантников. Один из мужчин в белом халате, проходя мимо двух азиаток, что-то негромко сказал им, и они поспешно удалились в лабораторию. Очевидно, этот человек был каким-то начальником.
Два санитара пронесли через холл носилки, на которых неподвижно лежал старик в бледно-голубой больничной пижаме.
Затем через холл, выйдя из коридора 3-А и направляясь в коридор 2-В, прошел еще один пациент в больничной пижаме. Это был энергичный и моложавый на вид мужчина лет пятидесяти. Он хромал; вероятно, у него болела нога.
Что, черт возьми, все это могло значить?
Если Анна действительно здесь, то где именно?
Клиника оказалась гораздо больше, чем он ожидал увидеть; в ней кипела энергичная жизнь. Что бы здесь ни делали — какой бы цели ни служили те кошмарные экспонаты в подземелье, если они вообще имели какое-то отношение к проводимой здесь работе, — в эту деятельность было вовлечено множество людей: и пациенты, и врачи, и исследователи.
Она где-то здесь, я это знаю.
Но не угрожает ли ей опасность? Жива ли она? Позволят ли они ей остаться в живых, если она выяснит, что здесь и в самом деле творится что-то ужасное?
Нужно идти. Нужно разобраться со всем этим.
Деловитым шагом Бен пересек атриум. На его лице застыло суровое выражение — вряд ли у охранника могут найтись причины для проявления эмоций. Остановившись у входа в коридор 3-В, он вставил в щель ключ-карту, надеясь, что она откроет ему дверь.
Замок щелкнул. Бен вошел в длинный белый коридор, который мог бы находиться в любой больнице любого уголка мира.
Среди людей, попавшихся ему по дороге, оказалась одетая в белую форменную одежду женщина, возможно, медсестра, которая вела на ремне, напоминавшем поводок, маленького ребенка.
Вид у нее при этом был такой, будто она выгуливает большую, послушную собаку.
Бен более пристально всмотрелся в ребенка и, заметив его высохшую и похожую на бумагу кожу, его морщинистое увядшее лицо, понял, что это маленький мальчик, оказавшийся жертвой прогерии. Он был очень похож на ребенка с фотографий в квартире несчастного отца, которую Бен совсем недавно посетил. Он также походил на детей, хранившихся в формалине в той кошмарной подвальной комнате.
