Игорь Прелин - Агентурная сеть
Но, вопреки здравому смыслу, я почему-то поверил в то, что это не пустые обещания, что «Ринго» поступит именно так, как говорит, и рано или поздно установит с нами связь.
Чтобы выиграть время для обдумывания и прощупать, насколько серьезны его намерения, я, правда, без особого нажима, попробовал уговорить его не увольняться из ЦРУ. Но «Ринго» твердо стоял на своем и мои уговоры ни к чему не привели.
Что мне оставалось делать? Как говорят в таких случаях, принять за основу его предложение, дать несколько полезных советов, где, когда и каким образом войти с нами в контакт, и высказать надежду на новую встречу…
Заканчивая беседу с «Ринго», я и предположить не мог, что спустя всего несколько лет передо мной остро встанет тот же вопрос: уйти или остаться?! И что я так же мучительно, как он, буду искать на него ответ.
43
После этой беседы с «Ринго» я проработал в стране еще ровно два года.
За это время произошло много примечательных событий, для рассказа о которых мне потребовалось бы отнять у читателя слишком много времени. Поэтому остановлюсь на главных.
Еще до конца года более чем наполовину сменился личный состав резидентуры. Одновременно произошли большие кадровые перемены в посольстве и других советских учреждениях.
Из моих сотрудников первым заменился радист-шифровальщик Ноздрин. Вместо положенных двух лет он отработал без отпусков почти три года.
В конце июня покинул страну Лавренов: срок его аккредитации истек, запрашивать в местном министерстве информации продление не имело смысла, поскольку от «Атоса» нам было известно, что продления он все равно не получит. Но до своего отъезда Лавренов успел все же добиться заметного прогресса в разработке «Бао».
Тот оказался довольно сговорчивым человеком и дисциплинированным агентом. По настоянию «Атоса» он стал регулярно посещать квартиру Лавренова, не докладывая, естественно, своему послу о встречах с советским журналистом, который к тому же подозревался в принадлежности к советской разведке. По тем временам и порядкам, установленным для всех китайских граждан, несанкционированные контакты с любым советским гражданином, не говоря уже о подозреваемых или установленных сотрудниках советской разведки, представляли самый серьезный криминал и жестоко карались!
Поскольку «Атос» еще на вербовочной беседе известил «Бао» о том, что квартира Лавренова прослушивается, это избавило их от детального обсуждения тех разговоров, которые имели место во время этих встреч, и позволило держать «Атоса» почти в полном неведении относительно того, в каком направлении нами осуществляется дальнейшая разработка «Бао». Он мог только догадываться об этом по тем заданиям, которые по моей просьбе ставил перед китайцем, поручая ему побеседовать с Лавреновым на те или иные темы и облегчая тем самым задачу самого Лавренова. Тому оставалось с выгодой для дела использовать инициативу «Бао» и придавать каждой такой беседе нужное нам направление.
Регулярное общение позволило Лавренову установить с «Бао» хорошие личные отношения, расположить его к себе и постоянно оказывать на него выгодное нам воздействие. Умело выделив проблемы, в равной мере интересующие советского и китайского журналистов, Лавренев сумел втянуть «Бао» в обсуждение текущих международных проблем и таким образом не только выяснить его политические взгляды и отношение к происходящим в мире событиям, но и получить немало сведений, раскрывающих позиции китайского руководства.
Человеческая натура рано или поздно все равно даст о себе знать, как бы человек ни старался спрятать ее от чужих глаз! Вот и «Бао» по мере общения с Лавреновым все больше и больше расслаблялся, теряя при этом профессиональную бдительность, и, как мы и рассчитывали, довольно скоро расслабился до такой степени, что перестал строить из себя трезвенника и отказываться, когда Лавренов предлагал ему выпить. Тягаться в этом смысле с Лавреновым он не мог! Даже небольшая доза крепкого напитка доводила его до кондиции, он терял над собою контроль, становился не в меру разговорчивым и, как говорят в таких случаях, выбалтывал много лишнего. А это «лишнее» заключалось в информации о внешнеполитической деятельности КНР и положении в китайском руководстве, что как раз и представляло для нашей службы особую ценность!
Во время одного из визитов на квартиру Лавренова «Бао» выпил, возможно, меньше, чем ему хотелось, но больше, чем следовало, после чего его развезло и он, разметавшись на диванчике, заснул тяжелым похмельным сном. На этот случай у Лавренова всегда был наготове фотоаппарат «Никон», и с его помощью он сделал несколько весьма качественных, и, что не менее важно, компрометирующих снимков.
Постепенно под влиянием Лавренова в сознании и взглядах «Бао» на жизнь и политическую ситуацию в мире стали происходить позитивные для нас изменения, которые существенно повлияли на его отношения с «Атосом» и моментально были им подмечены. «Атос» стал жаловаться мне, что «Бао» снижает активность в работе на «французские спецслужбы». Спустя еще некоторое время «Атос» заявил, что, по его мнению, «Бао» тяготится своим участием в разработке Лавренова.
Для нас было одновременно и радостно, и прискорбно сознавать, что идея с использованием «Бао» в разработке Лавренова постепенно себя изживает. И это был еще один довод в пользу того, чтобы не добиваться продления его аккредитации. Лавренов улетел в Москву, а вскоре был направлен в другую африканскую страну с дружественным Советскому Союзу режимом. Там он мог не опасаться никаких преследований ни со стороны местных, ни тем более со стороны западных спецслужб.
Мы, естественно, постарались использовать отъезд Лавренова для дальнейшего углубления разработки «Бао». По нашей рекомендации «Атос» заявил корреспонденту Синьхуа, что Лавренов разоблачен как советский разведчик и негласно выдворен из страны исключительно благодаря его помощи. И даже выдал ему по этому случаю дополнительное вознаграждение!
«Бао» от вознаграждения не отказался, но, как отметил «Атос», и отъезд Лавренова, и премию за его «разоблачение» воспринял без особого энтузиазма.
После отъезда Лавренова «Атос» по нашему наущению попробовал получать от «Бао» информацию о некоторых сторонах деятельности китайского посольства, но из этого ничего не вышло: «Бао» заявил, что давал согласие только на участие в разработке советского разведчика, и, как «Атос» ни старался его уговорить, твердо держался ранее оговоренных условий сотрудничества с «французскими спецслужбами» и ни на какое расширение круга обсуждаемых вопросов не пошел.
Прошло еще несколько месяцев, и незадолго до годовщины образования КНР, когда «Атос» находился в отпуске, «Бао» окончательно уехал из страны. Естественно, французские спецслужбы, не ведавшие о том, что «Бао» является их агентом, его не искали. Но зато внешняя разведка КГБ сделала все возможное, чтобы его найти: во все резидентуры «третьего мира» было дано указание зафиксировать возможное прибытие в страну их пребывания корреспондента Синьхуа и немедленно сообщить об этом в Центр.
Ждать пришлось недолго. Не прошло и двух месяцев, как «Бао» объявился в англоязычной африканской стране, которая, выражаясь дипломатическим языком, имела очень низкий уровень отношений с Францией. На практике же это означало, что страна хоть и поддерживала дипломатические отношения с Францией, но французского посольства в стране не было, а функции посла исполнял по совместительству посол из сопредельной франкоязычной страны.
Из этого факта был сделан однозначный вывод: «Бао» специально добился перевода в эту страну, чтобы не только прервать сотрудничество с «французской разведкой», но и вообще уйти из сферы ее досягаемости и тем самым исключить любые попытки восстановить с ним связь.
Если бы «Бао» знал, какая разведка затянула его в свои сети и от кого надо скрываться!
Дальнейшие события развивались по многократно отработанной схеме и не отличались особой оригинальностью.
В самом конце года в страну, где работал «Бао», прибыла представительная советская делегация, в состав которой для освещения этого визита был включен Лавренов.
На второй день визита глава делегации устроил пресс-конференцию для местных и иностранных журналистов, на этой пресс-конференции Лавренов повстречался с «Бао» и без особых проблем договорился о личной встрече. Причем «Бао», к немалому удивлению Лавренова, согласился приехать в бюро АПН! Лучшее место для задушевной беседы, которая к тому же будет записываться на магнитофон, найти было невозможно!
Откупорив по банке холодного «хайнекена» и потягивая пиво из запотевших кружек, Лавренов и «Бао» сначала вспомнили о своих «дружеских» встречах на противоположной стороне африканского континента, о приятно проведенном времени, о котором у них сохранились самые лучшие воспоминания, а затем Лавренов приступил к делу.
