Флетчер Нибел - Чикагский расклад
Оби О’Коннел указал на желтый телетайпный бланк и печально произнес:
— Это серьезный удар, Чарли.
Манчестер уселся на диван. Увидев, как помощник массирует свою круглую физиономию, кандидат впервые почувствовал, что устал.
— Сейчас речь о другом, Оби.
— Интересно, что может быть более важным именно сейчас?
— Оби, сегодня утром спикер конгресса Пенсильвании назвал меня двурушником и сказал, будто ты распускаешь слухи о том, что я-де говорю одно, а собираюсь действовать иначе.
— С чего он это взял? — пряча глаза, спросил О’Коннел.
— Оби, ты говорил что-либо подобное?
— Послушай, Чарли, — О’Коннел подался вперед, — твоя пресс-конференция поставила кампанию под угрозу. К воскресному вечеру мы потеряли поддержку части делегатов, а положение все ухудшается…
— Оби, мне нужен откровенный ответ.
О’Коннел заерзал в огромном кресле.
— Да, говорил. Как-то с языка сорвалось, Чарли. В воскресенье я пропустил пару стаканчиков… Но ведь я только пытался открыть ответный огонь. Там, в баре, мне показалось, что это хорошая мысль. Руководитель твоей избирательной кампании должен делать все от него зависящее. Но с тех пор я больше ничего такого не говорил. Извини, Чарли.
— Кто были твои собеседники?
— Крамер и Андерсен из Миннесоты.
— Мы должны позвать их сюда вместе с Рорбо и все объяснить.
— Нет уж, Чарли, позволь уладить вопрос по-своему. Я не смогу оправдываться, как ученик перед учителем, да еще при старых приятелях.
— Сделаем так, как я сказал, — настаивал Манчестер. — Относительно моих взглядов ни у кого не должно быть ни малейших сомнений. Я согласен объясняться сам, но непременно в твоем присутствии.
— Чарли, ты поступаешь, как любитель. Люди вроде Андерсена и Скелета тебя не поймут. Я не за себя волнуюсь, за тебя.
— Под сомнением — моя честность, — отчеканил Манчестер, чувствуя, как им снова овладевает гнев.
— Честность! Ты кандидат, Чарли, и твои дела плохи. Нашел время разглагольствовать о честности!
Манчестер вскочил.
— Поскольку ты руководитель кампании по моему выдвижению, то должен четко придерживаться моей линии.
— Руководитель? Какой я, к черту, руководитель! Так, мальчик на побегушках вроде Арчи. Человек на моей должности обязан действительно вести кампанию, иметь оперативный простор, а я… Возьми, к примеру, историю с делегатами Миссисипи. От нее тебя тоже, небось, воротит?
— Нет, я отдаю тебе должное. Ты сделал все, что мог.
— И на том спасибо, — проворчал О’Коннел. — А за воскресенье извини.
— Хорошо, Оби, но давай внесем в дело ясность, пока слухи не поползли дальше.
— Давай. Только не так, как это задумал ты. Пора доверить мне штурвал, Чарли. Хотя боюсь, что уже поздно…
— Не думаю.
— Просто не хочешь признаться себе в этом. Ты потерял президента, проиграл в подкомиссии, от тебя отвернулась Пенсильвания. За три дня ты умудрился «похудеть» на сотню голосов. Меня вынудили пойти на заведомо проигранную сделку, поделив голоса Миссисипи, потому что наша лодка течет и наверняка пойдет ко дну, если не подоспеют спасатели…
— Значит, ты отказываешься пригласить сюда Крамера и остальных?
— Господи, Чарли, да если бы помощники Линкольна слушали его команды, он ни за что не стал бы президентом. То же касается Вильсона, Рузвельта и Эйзенхауэра. Робертс и его парни играют без правил, а ты даже не даешь мне развернуться! Если так и дальше пойдет, я умываю руки.
— Хочешь все бросить?
— Дай мне свободу действий. В противном случае…
— Ты уволен, Оби!
О’Коннел вскочил и ошарашенно уставился на кандидата. Он хотел было что-то сказать, но вместо этого лишь вяло развел руками и повернулся к двери.
— Чарли, — проговорил он с порога, — ты повредишь себе, если сообщишь о моей отставке. Лучше скажи, что у меня инфаркт и я в больнице.
Манчестер сделал несколько шагов в сторону старого друга.
— Оби!
— Нет, — отмахнулся О’Коннел. — Без послесловий, пожалуйста!
Дверь за ним закрылась.
Когда Арчи вошел в номер, кандидат понуро сидел в кресле и был похож на туриста, заблудившегося в чужом городе.
— Оби сказал, что вышел из игры, это правда? — спросил Арчи.
Манчестер кивнул.
— Он прав: лучше промолчать об отставке. Скажем, что Оби заболел и лежит в клинике под чужим именем, хотя не думаю, чтобы газетчики проглотили это, — с сомнением сказал Арчи. — Кто же теперь будет руководителем кампании?
— Ты, — произнес Манчестер так, словно констатировал давно известный факт.
— Я? — не веря своим ушам, воскликнул молодой человек. — Босс, я же полный профан. Это первый конвент в моей жизни!
— Научишься, — Манчестер устало улыбнулся. — Нам обоим предстоит осваивать эту премудрость. И многие другие впридачу. Я тебе доверяю. Это сейчас главное. В тонкости тебя посвятит Льюис Коэн и функционеры.
У Арчи было такое ощущение, словно он стоит среди обломков рухнувшего дома, растерянно гадая, где и как искать материал для ремонта. Никогда еще не чувствовал он себя таким беспомощным.
— Ну, не волнуйся, — успокоил его кандидат. — У нас почти двое суток в запасе. Будем бороться.
— И ляжем костьми на поле брани? — с грустной усмешкой спросил Арчи. — Вы еще не знаете, что сенатор Флоберг тоже бросил вас, а газеты на все голоса вопят об отречении президента.
Манчестер изменился в лице.
— Что у нас дальше по регламенту? — сухо просил он.
— До семи часов — ничего, — ответил Арчи. — Потом придут три делегации.
— Отмени встречи, Арчи. Я смертельно устал.
— Босс…
— Завтра, все завтра, — министр вымучил улыбку. — Оставь меня одного. Я сейчас воображаю себя израненным рыцарем в своем замке. Поднимай мост через ров, Арчи.
Очутившись за своим заваленным бумагами столом, Арчи дю Пейдж немного посидел, размышляя о чем-то, затем снял телефонную трубку и позвонил в штат Нью-Гэмпшир, в маленький коттедж на берегу озера Уинни-песоки. Джулия Манчестер спокойно выслушала рассказ Арчи о неудачах последнего дня. Она только что вернулась с пляжа и держала трубку, обмотав руку полотенцем. Струйки воды стекали с ее ног прямо на пол.
— Может быть, вы выберетесь сюда? — спросил Арчи. — Это было бы очень кстати.
— Хорошо, — чуть хрипловато ответила Джулия. — Я буду у вас вечером, даже если придется зафрахтовать целый самолет.
Стройная блондинка с огромной эмблемой Робертса на груди протолкалась сквозь толпу газетчиков и приблизилась к Карлу Флейшеру.
— Вас просит к телефону Гас Мэгуайр, — шепнула она.
Чтобы добраться до своего номера, Флейшеру понадобилось пять минут. Наконец он очутился у себя и схватил трубку.
— Слушаю, Гас…
— Все мои тридцать три делегата решили голосовать за Робертса, — сообщил Мэгуайр. — Надо ли объявить об этом?
— Конечно, пусть вагонетка катится. Попроси кого-нибудь из делегатов разнести эту весточку: не стоит, чтобы она шла от нас.
— Хорошо, Карл.
Флейшер вздохнул, достал коробку с пилюлями и, выбрав капсулу, запил ее виски со льдом и водой. Часы показывали одиннадцать ночи. Вскоре на вечернее совещание явились Роджер Аббот и компьютерный чародей Арт Сегунда. Аббот принес очередную добрую весть: Гавайи решили отдать все восемь своих голосов Робертсу. Члены штаба сравнили свои записи, и получилось, что у губернатора уже есть примерно 420 верных голосов. Осторожный Флейшер предложил, правда, считать, что их всего четыреста. Для победы требовалось склонить на свою сторону еще 225 делегатов.
— Надо заставить Марка Дэвидсона платить за пользование компьютером, — заявил Сегунда. — Часу не проходит без его звонков. Пора уже переименовать Оскара в Марка.
— Смотри не проболтайся, что Дэвидсон пользуется машиной! — всполошился Флейшер.
— Будь спокоен. Кроме преданных нам людей об Оскаре никто не знает.
Зазвонил телефон. Взяв трубку, Флейшер записал что-то в блокноте.
— Как-как? — переспросил он. — Колсак? Джон Кол-сак, Нью-Йорк. Понятно.
Флейшер вывел фамилию печатными буквами и передал листок Сегунде.
— Возвращайся быстро к себе, Арт, — сказал он. — Дэвидсону нужно все, что у нас есть по Джону Колсаку, делегату от Нью-Йорка. Похоже, человек из Манхэттэна. Приготовь ответ и позвони Марку. Он в мэрии.
— После полуночи моя ставка удваивается, час идет за два, — весело напомнил Сегунда и убежал, тряся огненно-рыжей шевелюрой.
— Вы уладили вопрос с билетами для зрителей? — спросил Флейшер. Аббот кивнул.
— Завтра вечером их кончат печатать. Не стоит, чтобы эти бумажки видели раньше времени. В четверг распространим.
За разговором помощники Робертса не заметили, как наступила среда. Девятый этаж не спал. В комнатах, где работали добровольцы, беспрерывно трезвонили телефоны. На столах валялись бумажные стаканчики и обертки от бутербродов. Раскрасневшиеся от возбуждения молоденькие секретарши сновали из номера в номер с бумагами в руках.
