Валентина Мальцева - КГБ в смокинге-2: Женщина из отеля «Мэриотт» Книга 2
— В Цюрихе? — очнулся наконец Витяня. — Ах, да!.. Конечно, очень даже летная. Погода в Цюрихе была просто потрясающей… Я очень рад вас видеть, Ингрид!
— Это заметно, господин Зденек… — Ингрид неуловимым жестом высвободила руку и вопросительно посмотрела на Мишина.
— Присядем? — спохватился Витяня и кивнул в сторону бара.
. — Почему бы нет?
Витяня помог девушке освободиться от белого плаща, провел ее за тот самый столик в углу бара у окна, где в течение часа, выкурив целую пачку «Житан», ждал ее появления, аккуратно положил плащ Ингрид на спинку полукруглого кожаного диванчика и расположился напротив. На ней был изящный черный пиджак и мужского кроя голубая сорочка с расстегнутым воротником.
— Есть хотите? — спросил Витяня.
— Пока нет. А вы?
— В общем-то тоже. Я поел в самолете.
— Вкусно кормили?
— Отвратительно!
Оба рассмеялись.
— Я могу вас о чем-то спросить, господин Зденек?
— Можете, Ингрид. Только с одним условием.
— С каким?
— Вы бы не могли называть меня по имени?
— Вы хотите, чтобы я называла вас Вацлав?
— А вас это удивляет?
— Нет, просто… Мне показалось, что это имя вам… ну… не подходит… — Ингрид сделала неопределенный жест рукой, явно борясь со смущением. — Ну, вы понимаете, что я имею в виду…
Мишин смотрел на молодую женщину с нескрываемым изумлением.
— Опять что-то не то ляпнула, я так и знала! — Ингрид насупила тонкие брови и легонько прикусила ноготь указательного пальца. Жест был детский, какой-то обезоруживающий.
— Если бы сейчас я был в шляпе, то обязательно снял бы ее перед вашей потрясающей интуицией, Ингрид! — изо всех сил стараясь сохранить иронию в голосе, Мишин тем не менее произнес эту фразу совершенно серьезно.
— Правда? — взгляд темных глаз Ингрид потеплел. — Вам тоже не нравится ваше имя?
Ее узкое, выразительное лицо, к которому Виктор начинал понемногу привыкать, совершенно преображалось, стоило ему только осветиться неброской улыбкой. Сдержанность и даже надменность тонких черт моментально исчезали, уступая место очень нежной, лучистой, по-настоящему ЖЕНСКОЙ улыбке.
— Еще как не нравится! — улыбнулся Витяня. — Знаете, Ингрид, я ведь католик. А у католиков при крещении обычно дают второе имя. Так вот, мое второе имя — Виктор.
— А как вас называет мама? — тихо спросила женщина.
— Мама?.. — Мишин на секунду запнулся. — Мама меня называет Витя.
— А вот это действительно ваше имя, — серьезно кивнула девушка. — Так вы, оказывается, католик?
— Ага, — Мишин кивнул. — Но только по форме.
— А по содержанию?
— О, по содержанию я типичный атеист. Просто до неприличия типичный…
— То есть вы совсем-совсем не верите в Бога?
— Почему же не верю? — Мишин пожал плечами. — Верю, конечно. Но до известных пределов.
— Германия ведь не ваша родина, не так ли? — негромко спросила Ингрид, взглянув на него с обезоруживающей простотой.
— А если я скажу, что моя, — улыбнулся Витяня, — вы перестанете упоминать в разговоре эту страну?
— Почему вы так решили?
— Потому, что Германия не подходит мне так же, как и имя Вацлав. Верно?
Ингрид покачала головой и, подперев ладонью подбородок, внимательно посмотрела на Мишина.
— Знаете, Виктор, это, наверное, глупо, но почему-то я была уверена, что мы с вами обязательно увидимся еще раз.
— Я рад, что вы оказались правы и на сей раз.
— Вы все время мне подыгрываете! — Ингрид произнесла эту фразу совершенно серьезно, без тени кокетства.
— Это так бросается в глаза?
— Значит, действительно подыгрываете?
— Просто мне очень приятно с вами разговаривать.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— А вы на мой.
— Наверное, то, что вы сказали, — это комплимент?
— Для комплимента несколько слабовато, вам не кажется? — улыбнулся Витяня.
— Нет, нет, это действительно комплимент, — горячо запротестовала Ингрид. — Ведь вы не очень-то разговорчивы, верно?
— Зато вы очень наблюдательны.
— Это профессиональная черта, Виктор. Как-никак я дипломированный архитектор. Правда, бывший. Архитекторы, Виктор, народ страшно въедливый и даже склочный. Кропотливое занятие, которое накладывает отпечаток на характер. Часто они замечают вещи, на которые вообще не стоит обращать никакого внимания. В общем, как дети…
— Вы хотели о чем-то спросить меня, Ингрид? — напомнил Витяня.
— Скажите, а то, что вы пообещали мне вчера, по телефону… Ну, что приедете в Копенгаген, даже если не будут летать самолеты… Помните?
— Помню.
— Это правда?
— Правда, — кивнул Мишин. Выражение его лица было абсолютно серьезным.
— И вы действительно сели бы на машину и гнали ее за тысячу километров?
— За тысячу двести, — поправил Мишин.
— А почему, Виктор?
— Вы читали «Три товарища», Ингрид?
— Да, конечно, читала.
— Лет до двадцати это была моя любимая книга. И знаете, я, как сейчас, помню свои ощущения, когда дошел до момента первого появления Патриции Хольман. Помните, она выходила из машины Биндинга после того, как «Карл — призрак шоссе» затерроризировал его на дороге? Вначале появилось узкое колено, а потом уже она, с косынкой на шее, похожая на амазонку… И уже с этого момента я знал, вернее, я чувствовал, что между Робертом и Пат будет настоящая любовь и что любовь эта кончится очень печально… Я прочел книгу до конца, потом раз десять перечитал ее и всякий раз надеялся, что конец будет другим, что Пат не умрет. Встав взрослее, я уже никогда больше не раскрывал «Три товарища». Да, собственно, и характер моих основных занятий как-то особенно не располагал к подобного рода литературе. И только совсем недавно, спустя много лет, когда я впервые увидел вас, Ингрид, внутри у меня вдруг шевельнулось то же чувство. Это как отголосок юности. Вы понимаете меня?..
— Любовь, которая очень плохо кончится, — негромко проговорила Ингрид. — Вы это имеете в виду, Виктор?
— Кажется, да.
— Вы решили меня напугать? — вопрос прозвучал почти неслышно, только по шевелению губ Мишин догадался, о чем спрашивает девушка.
— Боже упаси, Ингрид! — Виктор тряхнул головой, от чего его соломенная шевелюра, как в замедленной съемке, взлетела и плавно опустилась. — Просто я пытался объяснить вам, зачем позвонил вчера так поздно… И почему приехал бы на эту встречу в любом случае, где бы ни находился.
— Но вы ведь знаете, как кончится эта книга?
— Я все еще не теряю надежду на хороший финал. Когда все остаются живы и счастливы. Я бы на месте Ремарка так и написал бы…
— Американцы додумались до этого раньше вас лет на тридцать, Виктор, — Ингрид печально улыбнулась. — Перед войной в Голливуде экранизировали «Три товарища». Так вот, по версии американцев, в финале Пат не умирает. Правда, из-за этого им пришлось выбросить эпизод, когда Роберт швыряет свои часы о стену. Какой смысл останавливать время, если все и так хорошо?
— Значит, вы видели этот фильм?
— Да.
— И вам он не понравился?
— Когда я его посмотрела, то нет, не понравился. Но сейчас, выслушав вашу версию, я начинаю находить в ней что-то симпатичное. Вполне возможно, тогда я была просто слишком привередлива…
— А теперь вы подыгрываете мне, Ингрид?
— Вы женаты, Виктор?
— Был женат. Хотя вполне допускаю, что та женщина, с которой я состоял в официальном браке, по-прежнему думает, что все еще можно исправить.
— А исправить ничего нельзя?
— Исправлять нечего! — Витяня мотнул головой и прикурил очередную сигарету. — Ошибка была изначальной. Тот самый случай, когда никто не виноват, когда оба — совершенно правы…
— Я знаю, вы говорите правду, — Ингрид кивнула головой, словно отвечая на собственный вопрос.
