Томас Гиффорд - Преторианец
— Не слишком практичная идея, скажу я вам. Я уже объяснил: он даже не поймет, о чем вы толкуете. По правде сказать, сомневаюсь, что он вспомнит хотя бы о ночной встрече в Кембридже. Это было так давно, а у него столько дел…
— Ну что ж, Монк, значит придется вам мне все объяснить. Вы не покинете Стилгрейвс, пока я не пойму, что происходит. Начинайте, откуда хотите, но начинайте, Монк! Расскажите мне все. Считайте, это дело жизни и смерти. Вы занимаетесь шпионажем, не так ли? Только руководитель разведки может знать все, что знаете вы. Так расскажите мне о шпионах.
Монк отвел взгляд от Дэвидсона, открывшего машину и заглянувшего внутрь.
— Вы мне приказываете? Много на себя берете, старина.
— Вы ухватили самую суть. Я уже очень много на себя взял. Теперь расскажите мне, что я упустил.
— Ах, с чего же начать? Право, вы ставите меня в очень деликатное положение…
— Взгляните на это так: я основательно привык убивать людей. Я очень опасный человек. Кто знает, чего от меня можно ждать? Так что лучше говорите. Почему бы не начать с «Преторианца»? И с того, что погубило операцию?
— Это был риторический вопрос, старина. Думаю, лучше начать с Панглосса. Посмотрим… Да, это был Либерман. Он самый. Да, он работал на немцев — сперва, хотя я совершенно не представляю, как они собирались его использовать. Очень мелкая сошка — мог разве что собирать сплетни на Риальто — в надежде, что его знаменитые друзья сболтнут что-то за банкетным столом. Да, очень мелкая рыбешка. Да, они взяли в заложники его семью, это тоже правда, мы узнали об этом на первом же допросе. Бедняга Либерман не годился в шпионы, не те способности, верно? Мы очень быстро его вычислили и перевербовали — понимаете? Это совсем не трудно, когда человек оказывается перед выбором: работать на вас или темным холодным утром встать перед расстрельной командой. Так что он стал нашим человеком, хотя немцы полагали, что он работает на них. Но и тут он мало что мог. Ему суждено было вести очень тихую, скучную войну, если бы не подвернулся счастливый случай. Странно вышло: мы и использовали-то его только в этом деле…
Годвин услышал, как хлопнула дверца машины. Сержант Дэвидсон закрыл труп внутри и теперь осматривал автомобиль и следы на снегу. Исполнительный работник. Монк, доставая из кармана золотой портсигар, посматривал на него. С некоторым трудом, потому что ему мешали перчатки, он извлек дорогую сигарету, добытую, разумеется, как всегда на Джермин-стрит, и зажег ее. Ветер сдул огонек зажигалки. Косой луч солнца проскочил между тучами и вспыхнул на снегу. Годвин прикрыл глаза и пошел вперед, к ряду деревьев на дальнем конце взлетной полосы. Оба они, не сговариваясь, даже не вспоминали о возможности войти в дом. Годвин мельком подумал о Сцилле, греющейся в горячей ванне, и понадеялся, что все еще кончится добром.
— Но Либерман продолжал работать и на немецких хозяев, — заговорил он. — Мерзавец как-то проведал о «Преторианце» и сообщил им.
— О да, он им сообщил, безусловно, он это сделал.
В холодном воздухе табачный дым смешивался с паром дыхания.
— Не понимаю, Монк. Вы меня уверяли, что вам неизвестно, кто такой Панглосс… сказали, что вы его ищете, что он нас предал…
— И буду жалеть об этом до самой смерти. Одна из тех ужасных ошибок, которые человек совершает, не предвидя последствий. Не следовало вам вообще ничего говорить — всем было бы намного легче…
— Но вы не могли его не знать.
— Да, это уж точно.
— Я вот чего не понимаю: если вы знали его и знали, что он выдал информацию о «Преторианце», — почему вы его не арестовали? Почему его оставили в покое?
— А, в этом-то вся и штука.
— Говорите же, Монк. Я не шучу. Помните… Жизнь или смерть.
— Вы должны понять, шла — да и сейчас идет — война. Все следует рассматривать в контексте войны. Речь шла о жизни и смерти…
— И сейчас тоже, поверьте.
— Вы, наверное, помните план большого контрнаступления против Роммеля в ноябре сорок первого. Черчилль очень на него рассчитывал. Мы… то есть Окинлек, намеревались расколотить ублюдка. «Крестоносец» действительно был ключом ко всей Северной Африке — так нам тогда виделось. Пустить Роммелю кровь из носа…
— Вы забываете о нашей маленькой операции, Монк. Мы должны были убить Роммеля накануне «Крестоносца», внести панику и замешательство, чтобы удар «Крестоносца»…
— Да… ну, вот тут есть одна загвоздка… Вам полагалось в это верить. Да, вам сказали, что вы должны убить Роммеля.
Годвин резко остановился, уставился на Вардана, щурившегося от яркого солнца.
— Эту часть вам лучше объяснить очень подробно, Монк.
— Слушайте, здесь вам хорошо бы отвлечься от себя… Вы должны увидеть общую картину, общий замысел — поймите, я не говорю, что это легко — идея принадлежала ПМ, и отговорить его было невозможно. «Крестоносец» был настолько важен… ключевой момент.
Сигарета, прилипшая к его губе, дрожала. Вардан отлепил ее, стер приставшую бумагу.
— Он сказал: «Почему бы не сдать немцам „Преторианца“? Пусть Либерман — Панглосс им о нем сообщит, тогда они поверят и второму сообщению: что главный удар, „Крестоносец“ — намечен позже, в начале следующего года». Ну, попробуйте взглянуть со стороны, Роджер, и вы увидите преимущества этого плана.
Он ждал, разглядывая ряд деревьев, струйки снега, сползающие с ветвей.
— Ради бога, не молчите, скажите что-нибудь. Мне все это не просто дается… Я не должен бы вам этого говорить, но вы должны успокоиться. Дайте мне возможность сказать ПМ, что вы выходите из игры… уверить его в вашей безопасности…
— В безопасности? Я только об этом и мечтаю — о безопасности!
— Нет, я не о той безопасности. Он хочет быть уверен, что вы безопасны для нас, потому что теперь вы знаете все и понимаете, почему необходимо было…
— Так.
Годвин глотнул сухим горлом.
— Значит, это вы выдали «Преторианца». Вы заставили Либермана передать сообщение.
Он сделал паузу, чтобы восстановить дыхание.
— Просто не верится, Монк. Чтобы Британия так предала своих сыновей. Отважных солдат.
— Это не я. — Голос Монка вдруг дал трещину. — Вы должны мне поверить.
— Лжете, Монк. Впрочем, это неважно.
— Я бы сказал вам, будь это моя идея… сказал бы… Говорю вам, ПМ не переспоришь. Если уж он вбил себе в голову.
Вардан пожал плечами.
— Я хочу услышать это от него самого.
— Вы не успеете до него добраться, как станете покойником.
Вардан кивнул в сторону заснеженного «ровера». Дэвидсона нигде не было видно.
— Кто, по-вашему, послал к вам человека прошлой ночью? Это не немцы, милый мальчик. И кто по-вашему напал на вас тогда в тумане? И, как вы думаете, почему со мной послали Дэвидсона? Нет-нет, лучше вам держаться подальше от ПМ.
— Вы… или ПМ… В сущности, неважно.
— Зачем бы мне лгать? Я открыл страшную тайну, совершаю государственную измену уже тем, что говорю вам…
— Возможно, вы сваливаете все на ПМ, чтобы спасти свою жизнь, Монк.
У Вардана вырвался хриплый смешок.
— Бросьте, старина. Не убьете же вы старика Монка…
— Когда было принято решение провалить «Преторианца»?
— Не могу назвать точной даты.
Годвин тяжело опустил руку на плечо Вардана и развернул его к себе:
— До или после того, как я был включен в группу?
Замешательство смяло на миг соколиные черты Вардана. Он пытался найти ответ, который бы обезопасил его, и не мог решить, что сказать. Что хочет услышать Годвин?
— Вы лжете. Я слышу ложь. Вы дьявольски влипли, мой друг.
— Роджер, ради бога! Что вы делаете?
Он смотрел на руку Годвина, в которой появился старый «Уэбли».
— Хватит уже убивать людей. Это неприлично, старина.
— Вы могли это предотвратить, Монк, могли по крайней мере сказать мне… Вы могли спасти всех этих людей. Но предпочли этого не делать.
— Это как с Ковентри, неужели вы не понимаете? Все ради большего блага… Поверьте, я страшно мучился.
— Сожалею. Вы, вероятно, ужасно страдали.
— Так и было, вы же понимаете, так и было. Черт, как будто мне это нравилось!
— Особенно неприятно, надо думать, было узнать, что я остался жив. Большое неудобство.
— Должен сказать, вы заняли очень неприятную позицию. Да, люди гибнут. Случается приносить в жертву и целые операции. Ваши же слова: война — это ад!
— Вы послали Макса Худа на смерть. И всех остальных. Их кровь на ваших руках, Монк. У меня не слишком спокойно на душе… я убивал людей по ошибке. А теперь передо мной наконец настоящий виновник.
Он пытался по лицу прочитать мысли Вардана. Чудится, или привычная маска дала трещину? Годвин оглянулся туда, откуда они пришли. Снег, пустое темное поле, солнце затянуло тучами.
