Неучтённый фактор - Олег Георгиевич Маркеев
— Ага. С остальным что?
— Полный порядок. Режим трёхминутной готовности.
— Угу. В «берлоге» все места заняли?
— Самолёт Климова только что приземлился во Внуково. Я выслал спецтранспорт. Тарасенко в нашей гостинице, должен подъехать через полчаса. Остальные уже на месте.
— За Кочубеем следи. Не дай бог, сломается… На нём всё сейчас висит.
— Понял вас, Иван Иванович.
— Ну раз понял, значит, молодец!
Старостин положил трубку.
Ника подошла сзади, плотно прижалась грудью к его спине. Привстала на цыпочки, скользнула губами по шее. Пальцы нежно коснулись его щеки, скользнули по подбородку.
Уловив произошедшую с ним перемену, прошептала:
— Ты победил?
В её голосе было столько надежды, что он зажмурился от сладкой боли в сердце.
— Боюсь сглазить, девочка моя, — прошептал он, ловя губами её пальцы.
Странник
…Невероятная мощь влилась в этого человека, она распирала, рвалась наружу. Женщина нежно коснулась его щеки, тонкие пальцы скользнули к подбородку, чуткое сердце радостно дрогнуло, уловив произошедшую в нём перемену.
«Ты победил?», — шепнули её губы.
И он вдруг осознал, победил.
А за спиной у него уже вырастала густая тень, обретая форму женщины в чёрных одеждах.
Он чувствовал этого человека, как ещё никогда не чувствовал свою жертву. Метр за метром, секунда за секундой приближалась точка перехвата, и уже никакая сила в мире не способна была вновь развести их по разным орбитам.
Максимов замотал головой, пытаясь отогнать наваждение.
«Никто, никто не понял маленьких гордых человечков, бросавших свои самолёты на палубы вражеских кораблей, живой торпедой врезавшихся в днища авианосцев. Гордились, жалели, боялись, презирали! Но только им было дано испить сладость бесконечных мгновений приближения неотвратимого конца Пути. Только им было дано не отвернуть… «Божественный ветер!»[23]
— Божественный ветер! — услышал он собственный шёпот.
* * *Оперативная обстановка
Воздух!
«Зенит-3» — Москве
Объект под контролем. Основной излучатель и вся аппаратура центра управления полностью выведены из строя. Сохранность документации обеспечена.
Очаг сопротивления локализован в третьем секторе бункера. Принимаю меры по его ликвидации.
С нашей стороны потерь нет.
23 час. 56 мин. 13.10.
Старые львы
Салин поковырял вилкой фаршированную рыбу. Попробовал кусочек. Оказалось, жутко вкусно. В желудке страшно засосало. Воровато оглянувшись по сторонам, Салин стал быстро клевать вилкой рыбу.
«Зависть, чёрная стариковская зависть! Я завидовал ему, с первой секунды, когда она вошла в комнату. Дураки мы все, грязные прокисшие интриганские мозги, будь мы все прокляты! А он живёт, просто живёт, широко, размашисто, потому что иначе нельзя, когда рядом такая… Эх, раньше бы её вычислить, тогда бы многое стало понятно в Старостине!»
Неожиданно вспомнил, каким нежным теплом пахнуло от неё, когда села рядом, как натянулся шёлк долгой полы халата на острой коленке…
Странно, но в профессионально памяти, моментально схватывающей лица и фамилии, остались только смутные фрагменты её образа: золотой высверк в каштановой копне волос, радужка зрачка цвета бутылочного стекла, чувственная складка губ, белая косточка на сгибе тонкой кисти.
«Нам Бог не дал любви, потому мы такие… страшные. Кто любит власть, уже ничего полюбить не сможет. А он не монстр, не фигляр, а титан, коли взял на себя тяжесть такой любви».
Старостин вошёл в комнату. Совершенно по-Решетниковски завёл руки за спину и стал покачиваться с пятки на носок.
— Что-то случилось? — Салин отодвинул от себя тарелку.
Старостин смотрел, будто прицеливался.
— Закроем все вопросы, Виктор Николаевич? Чтобы чёрных кошек промеж нас не бегало. Начнём с Карнаухова.
Салин промокнул губы салфеткой.
— Ещё раз, Иван Иванович, мои соболезнования…
Старостин отмахнулся.
— Давно напрашивался. Думаешь, он по своей дурной воле к Ганнеру подъезжал? Ого! Два дня матюгами уламывал. А что стоило его две недели в квартире держать с одним охранником, ты подумал? Честно говоря, уже разочароваться в вас успел. Несолидными вы мне показались контрагентами. Такие дела предстоят, столько жизней перекорёжим, а вы менжевались одного старика ухайдокать. Просто Родиончики Раскольниковы, а не старые львы.
Салин машинально достал из карманчика чехол, достал очки и водрузил на нос.
— Второй вопрос — нам Первый нужен?
Салин хмыкнул. Тихонько постучал чехлом по столу.
— Иван Иванович, — укоризненно покачал головой Салин. — Кто же о живом президенте такие вопросы задаёт? Политический моветон.
— У тебя есть люди в Кремле? — Старостин сознательно первый раз за вечер сказал ему «ты», разорвав дистанцию.
— Конечно, — Салин это уловил и насторожился.
— Тогда позвони им. Мне можешь не поверить.
— Не крути, Иван. — Салин в свою очередь сделал шаг навстречу, отбросив отчество в обращении.
— Придурка нашего всероссийского пристрелили!
— Не может быть! — Салин смахнул с лица очки.
— В России живём, Виктор. Здесь всё может быть. — Старостин грузно опустился на стул.
В этот момент зашуршали полы халата, и Ника, сверкая улыбкой, внесла пирог.
— Сюрприз!
Салин не выдержал нервного напряжения, закрыл ладонью глаза и затрясся мелким смехом.
Со стороны казалось — плачет, пряча глаза.
Старостин вдруг сам осознал весь комизм ситуации и захохотал в голос.
Ника переводила удивлённый взгляд с одного на другого, верхняя губка подрагивала от обиды.
Странник
…Вихри чуждых миров сшиблись, запустили друг в друга жалящие щупальца, затрещали незримые нити, смешались свет и тьма, породив пламя. Волна огня вздыбилась к чёрным небесам, задрожали звёзды, как слёзы на ветру, застонали камни. Время замерло…
Максимов вздрогнул и поднял голову.
«Время!» — ударило в ушах, как колокол.
Он щёлкнул тумблером, движки заурчали, по стальному вымерзшему телу машины прошла дрожь. Через руки, сжимавшие руль, она проникла под сердце.
«Время!»
Он включил рацию. В малиновом свете лампочки на панели ещё раз
