Александр Афанасьев - Сожженные мосты Часть 3
– Ваше Сиятельство?!
В углу, в одном из двух кресел "гостевого уголка", в гражданском, ослепительно белом костюме сидел Его Сиятельство, шахиншах Персии Мохаммед. Увидев меня, он поднялся мне навстречу, не обращая внимания на графин. Хотя ведь понял, для чего он – по мелькнувшему хищному взгляду заметно – понял!
– Я решил лично поздравить вас с выздоровлением, экселленц… Так кажется, принято обращаться к послу?
– Совершенно верно… Ваше Сиятельство… разрешите…
Я оглянулся по сторонам, поставил пустой графин на стол.
– Давайте, присядем здесь – шахиншах показа на приставной столик, к моему большому письменному столу – за ним можно было сидеть vis-Ю-vis, друг напротив друга.
Что происходит, чем вызван этот вне всяких сомнений странный визит – ничего этого я не понимал.
– Я решительно рад вашему выздоровлению, Искандер… – сказал шахиншах, и по его голосу не было понятно действительно ли он рад, или просто это формула дипломатического этикета – я был очень удивлен, когда вы отказались от услуг наших врачей. В Тегеране есть медицинский университет, и вот уже пятьдесят лет там преподают лучшие русские доктора. На это время они взрастили немало лекарей-персов, истинных наследников Ибн-Сины
– Ваше Сиятельство, я не сомневаюсь в квалификации этих лекарей и приношу глубочайшие извинения за то, что своим поступком поставил под сомнение их профессионализм. Но такие ранения, какие были у меня – лучше всего их умеют лечить военные медики, такие, какие работают на кораблях флота.
– Сорейя-ханум несколько приглашала Вашу супругу во дворец, чтобы узнать о вашем самочувствии, и узнать, не надо ли вам чего. Она порывалась навестить и вас, но я запретил это делать, потому что больного мужчину может навещать лишь другой мужчина. Женщины не должны видеть нашей слабости.
– Передайте мою искреннюю благодарность Сорейе-ханум, и сообщите ей, что хвала Аллаху, я поправился.
– Да, хвала Аллаху. Сорейю-ханум разбирает любопытство, при каких обстоятельствах вы получили столь тяжелые ранения?
– Увы, Ваше Сиятельство, тяжелы были не раны, тяжела была моя самонадеянность и глупость, едва не похоронившие меня под тяжестью своей. Я уподобился ослу, который сам взвалил на себя хурджин весом больше, чем он мог унести на себе. Я не обратился вовремя к услугам докторов и от этого едва не погиб. А ранения эти я получил в Багдаде, когда взорвали отель Гарун Аль-Рашид. Я как раз находился на первом этаже, когда произошло это мерзкое злодеяние.
– Это действительно мерзкое злодеяние, экселленц – подтвердил Светлейший – и те, кто совершил такое, заслуживают мучительной смерти.
Очень интересно играть в такие игры. Они называются: ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь. Или "Да и нет не говорить, черное и белое – не называть". Чертовски интересно.
– Мерзкое – подтвердил и я – и когда этих ублюдков поставят перед судьей – я бы не надеялся на то, что судья проявит к ним снисхождение.
Шахиншах тяжело вздохнул, потом провел ладонями по лицу – как при совершении намаза. И – как будто снял с себя маску, теперь на меня глядел совсем другой человек, жестокий и решительный.
– Оставим словесные игры, экселленц. Я знаю, что у вас произошло с моим сыном. Я знаю, что он вам показал, и какова была ваша реакция. Я хочу спросить вас, экселленц то, что произошло на ваших глазах – справедливо?
– Нет светлейший – ответил я
Шахиншах хищно улыбнулся
– Рад это слышать. На свете найдется немного людей, которые рискнут не согласиться со мной. Тем ценнее ваш ответ, и тем больше я хочу услышать объяснения. Почему же вы считаете произошедшее – несправедливым, Искандер? Ведь и у царя Александра за терроризм полагается смерть.
– Да, смерть, ваше Сиятельство. Но никто в вашей стране не подумает сделать такого, что сделал ваш сын. Да, террористов повесят или расстреляют. Но никто и не подумает раздавить их строительным катком, причем заставить это сделать офицеров одного из гвардейских полков, а остальных поставить в строй наблюдать за этим зрелищем. Не следует множить зло без необходимости. У нас казнь – необходимость – у вас же она – месть и кровавое развлечение. Это плохо.
Шахиншах задумался, пригладил пальцем аккуратные усики
– Вы жили в другой стране Искандер и не знаете Восток. У вас – все по-другому. Иногда я удивляюсь тому, как живут на севере. У нас казнь – это не просто казнь. Казня своих противников, преступников, заговорщиков, глава государства должен не просто их убить. Он должен вселить страх в сердца своих подданных, заставить их просыпаться по ночам в страхе и вспоминать то, что они видели. Иначе это будет повторяться – раз за разом. Здесь любовь и страх – это почти одно и то же. Вы мало пробыли на Востоке, экселленц, чтобы понимать, какова здесь жизнь и как можно править. Но пробыв здесь подольше, вы поймете – и согласитесь со мной.
– Господь един, Ваше сиятельство, и карает он по делам.
– Но разве та кара – не от Господа?
– Увы – нет.
Шахиншах снова помолчал – но смотрел он теперь на меня по-иному. В его взгляде проскальзывало что-то еще, что-то, чего там никогда не было. Уважение…
– Я не могу просить за своего сына, экселленц, но я прошу от своего имени – выполнить мою просьбу. Вы ведь помните ее.
– Я помню ее, ваше Сиятельство. Воистину мне стыдно за слова, сказанные мной наследнику, но тогда я уже был болен. Моя задача – научить наследника чему-то новому, оградить его от ошибок какие он может совершить – и даже в том случае я должен был указать ему на его ошибку и оградить от нее.
– Я рад это слышать…
Шахиншах снова явственно задумался, а потом сказал такое, чего я никак не ожидал услышать…
– Знаете, Искандер… У нас в стране есть такая форма монаршьей милости – когда я милостиво выслушиваю просьбы особо отличившегося подданного и исполняю их – какими бы они не были. В разумных пределах – но эти пределы широки. Я знаю, что у вас в посольстве накопилась масса нерешенных вопросов – от ваших купцов, от наших купцов. Есть неподписанные контракты, есть вопросы, которые не решаются из-за нашей проклятой бюрократии, которую даже я не смог победить. Я готов оставаться здесь столько, сколько это потребуется и лично рассмотреть любой вопрос, который вы посчитаете нужным передо мной поставить.
Не знаю – был ли где-то и когда-то такой посол, который добивался бы такого. Орден святого Владимира за такое решение вопросов – в самый раз, никак не меньше.
– Ваше Сиятельство. Я нижайше благодарю вас за оказанную мне и нашему государству честь, и нижайше прошу позволения пригласить в кабинет моего помощника, чтобы со всем уважением изложить все просьбы и ходатайства, которые у нас накопились на сей день.
Я снял телефонную трубку, набрал короткий номер.
– Варфоломей Петрович?
– Ваше превосходительство? С возвращением…
– Спасибо. Извольте немедленно собрать все требующие решения дела по всем отделам посольства. Особенно, коммерческие и торговые, я знаю, что у нас там завал. И сразу – входите к мне с докладом, не испрашивая позволения. Сколько времени это займет?
– Минут десять, ваше превосходительство.
– Десять минут. И ни минутой больше. Я вас ожидаю.
На решение всех дел ушло часа три – Варфоломей Петрович был профессионалом из профессионалов в этой работе и собрал видимо все дела, которые требовали решения, даже безнадежные. За это время мы добились контракта на строительство инфраструктуры добычи на двух новых нефтяных полях Каспия, контракта на поставку пятидесяти скоростных электровозов для грузовых перевозок, контракта на поставку десяти новеньких широкофюзеляжных самолетов, принципиального согласия на строительство второй очереди крупного производства по сжижению природного газа на одном из островов залива, контракта на строительство третьей очереди металлургического завода в Исфахане – это только самые крупные вопросы, которые удалось решить. Все эти контракты достались нам по мановению монаршей руки, без торга и на как нельзя лучше устраивающих нас условиях. Добились освобождения из тюрем нескольких придурков-студентов и перевода их для отбывания наказания к нам – там пусть полиция и суд разбираются дальше, главное что вытащили. Напоследок даже пришла в голову мысль, что если я ничего не добьюсь по моему неофициальному заданию – успех на официальном поприще как посла вполне даже окупают и оправдывают мое пребывание здесь. Интересно – почему так вопросы не решал Юрьевский? Вообще, чем больше я вникал в дипломатическую работу – тем больше понимал, насколько она важна. Успешность страны, ее влияние и вес зависят не только от количества мегатонн в ядерных загашниках и количества авианосных группировок в акватории Мирового океана – но и от такой вот повседневной работы дипломатов, от активности послов, от налаженных контактов с властями стран пребывания. Вот, например, сейчас – за какие-то три часа работы мы дали работу миллионам русских людей – хорошую, высокооплачиваемую работу, и работать они будут месяцы, если не годы. Это – реальная польза Российскому государству. Часть работы достанется и местным – если здесь находится квалифицированная рабочая сила, то дешевле нанять ее, чем вывозить людей в командировки. На построенных заводах или импортированных электровозах будут работать местные и для местных. А если считать, что работа дипломата – это рауты, возлияния с местным чиновничеством, да грозные, или наоборот покаянные слова, если интересы его страны в чем-то ущемлены – такой дипломат далеко не пойдет.
