Юлиан Семенов - Экспансия – III

Такой ответ меня не устраивает!

Визнер.

Фрэнку Визнеру.

Весьма срочно!

Строго секретно!

Иного дать не можем.

За Гелена — Лорх.

…Через час в дверь дома Солано позвонили.

Гуарази посмотрел на своих людей; те по-кошачьи разбежались к окнам, с которых просматривалась улица; «первый» показал пальцем, что стоит одна машина.

«Второй» отворил дверь.

На пороге стоял молоденький офицер в форме ВВС:

— Сеньоры, я прибыл в ваше распоряжение. Самолет ждет на аэродроме.

Когда они взлетели, летчик, обернувшись, прокричал в маленькую, всего на пять мест, кабину:

— Откройте чемодан! Начальник охраны сеньора президента просил передать вам завтрак.

«Первый» хотел было открыть чемодан; Роумэн рявкнул:

— Не трогай!

Гуарази, стремительно взглянув на него, спросил пилота:

— Слушай-ка, браток, а ты можешь сесть вон на то поле?

— Это чудо что за самолет, — ответил пилот. — Он садится, где угодно.

— Ну-ка, покажи нам свое искусство, — сказал Гуарази. — Нам еще предстоит садиться на полях, давай-ка потренируемся…

Самолет легко покатился по траве. Гуарази первым выскочил из люка, отбежал в сторону, лег на землю; рядом с ним бросился Роумэн; пилот, внезапно побледнев, обрушился на землю рядом с самолетом и быстро пополз за большое дерево; «первый» и «второй» ползли рядом с ним.

— Джузеппе, вынь чемодан, — негромко приказал Гуарази.

Небритый сразу же поднялся, пошел в самолет; вытащив чемодан, он поставил его на землю, прямо перед собою.

— Отнеси его за дерево, к ручью, — по-прежнему негромко приказывал Гуарази.

Парень, не сказав ни слова, потащил чемодан к ручью — метров двести от самолета, низина, там взрыв не страшен.

— Открой чемодан! — крикнул Гуарази.

— Передай маме мой поклон, — ответил ему Джузеппе и, встав на колени, открыл замки. Он стоял на коленях какое-то время, а потом засмеялся; в знойной тишине его смех был противоестественным, истеричным, подвывающим.

Гуарази поднялся и пошел к нему; в чемодане лежала голова Солано; в резиновом пакетике было письмо; Гуарази вскрыл его: «Предав сеньора президента, он может предать и вас. Я боюсь за вас и молю бога, чтобы вам сопутствовала удача… Ваш искренний друг».

Штирлиц, Роумэн, Мюллер, Пепе (сорок седьмой)

— Что это мне вторую ночь не дают спать ваши чертовы аэропланы? — спросил Штирлиц за завтраком. — Зачем днем и ночью гоняют моторы? Готовитесь к полету на Южный полюс? Тренируете десант в Европу? Намечена неожиданная бомбежка Москвы?

Мюллер погрозил ему пальцем:

— Нехорошо забывать дни национальных праздников, Штирлиц. Завтра «день Люфтваффе», неужели запамятовали?

— Бедный Геринг, — усмехнулся Штирлиц, — если бы он был рядом…

— Не надо, Штирлиц! Вы прекрасно понимаете, что рядом со мной боров невозможен… Ладно, пейте кофе, я продолжу изучение дела Линдберга… Давайте текст…

«…Тридцать детективов Нью-Джерси посвятили тысячи часов сбору информации и изучению всех подозрительных личностей в округе; была допрошена прислуга Линдбергов: архитекторы, каменщики, плотники и рабочие, участвовавшие в строительстве дома, их родственники, знакомые и друзья.

Один из агентов съездил в Англию, чтобы с помощью Скотланд-Ярда заняться предками прислуги Линдбергов — верных им Бетти Гоу и Вотели.

И, наконец, по прошествии месяцев полиция выдвинула версию, объяснявшую причину смерти Чарльза-младшего.

Использовав тот же тип дерева и размеры лестницы, найденной возле дома, была изготовлена новая лестница, абсолютно идентичная той, по которой в дом забрался «Джон». В ходе экспериментов, проведенных под окном детской, лестница сломалась в том же месте, что и оригинал. Сломалась, когда вес агента, в руках которого был сверток, имитирующий ребенка, равнялся восьмидесяти килограммам. Спускающийся по лестнице имитатор «Джона» упал лицом вперед, а сверток, находящийся у него в руках, ударился о стену, причем та часть, которая соответствовала черепу, стукнулась о подоконник.

Поскольку ребенок Линдбергов весил пятнадцать килограммов, то, следовательно, вес похитителя был шестьдесят пять. Кроме того, стало ясно, что похититель был ловким человеком, так как ступеньки были прибиты в сорока восьми сантиметрах одна от другой, а в обычных лестницах расстояние между ними всего тридцать три сантиметра.

Были собраны показания всех людей, находившихся недалеко от места преступления первого марта или незадолго до этой даты. Выяснилось, что в феврале соседи дважды видели неизвестного неподалеку от дома Линдбергов. Первого марта, до полудня, был замечен зеленый «седан», остановившийся на дороге, что вела к дому; за рулем сидел мужчина, а в машине была лестница. В этот же день вечером один из свидетелей видел машину, стоявшую недалеко от дома Линдберга. По его словам, у водителя было продолговатое лицо и угловатый профиль; рядом с ним на переднем сиденье находились две секции лестницы.

Но возникал вопрос: как этот бандит мог знать, что ребенок находится в новом доме, вопреки традициям семьи, которая будние дни обычно проводила в доме бабушки Морроу?! Откуда бандиты знали, какая из комнат — детская? Как они могли определить время, благоприятное для похищения? Шеф полиции штата Нью-Джерси пришел к выводу: гангстеры получили информацию от кого-то из домашних. Под подозрением сразу оказались два человека: первым был друг Бетти Гоу, молодой норвежец по имени Эндрю Джонсон, который знал расположение комнат, поскольку посещал дом три раза. Джонсон знал (ему об этом сказала Бетти), что Линдберги в ночь похищения находились именно там, а не в доме бабушки Морроу. Действительно, он звонил Бетти в Хопвелл и разговаривал с ней примерно за час до преступления. Однако полиция убедилась, что Джонсон не имел ничего общего с этим делом, — чистое алиби.

Вторым человеком, попавшим под подозрение, была двадцативосьмилетняя англичанка Виолетта Шарп — прислуга матери Анны Линдберг. В доме ее все любили, особенно мажордом Септимум Бенкс (люди были уверены, что Бенкс, церемонный и сдержанный, вот-вот сделает ей предложение).

Полицию не удовлетворило объяснение Виолетты о ее похождениях в ночь трагедии. Она сказала, что «один друг» пригласил ее в кино: «Я знакома с ним всего два дня». Она «не помнила» его имени и не могла назвать фильм, который они смотрели. В кино с ними была еще одна пара, но Виолетта не могла вспомнить и их имен; девушка путалась в показаниях, инспектор Волс уличил ее в многочисленных противоречиях, допрос был приостановлен, поскольку девушка впала в истерику; на следующий день Виолетта Шарп приняла яд и умерла до прибытия врача.

Шеф полиции штата полковник Шварцкопф собрал репортеров:

— Самоубийство Виолетты Шарп подтверждает наши подозрения, что она имела прямое отношение к преступлению.

Однако на следующий день к инспектору Волсу пришел молодой человек, который представился Эрнстом Миллером и сказал, что это он ходил с Виолеттой в кино; кроме этого, он назвал имена той пары, которая провела с ними тот вечер. Он был удивлен, что Виолетта не смогла вспомнить его имени: «Я совершенно уверен, что она это прекрасно знала».

Заявление Миллера подтвердилось. Совершенно сбитый с толку Волс заявил журналистам:

— Я не могу понять, почему Виолетта Шарп — не имея ничего общего с похищением — предпочла смерть оглашению имени Миллера.

Прессу как в Англии, так и в Соединенных Штатах не устроило это заявление; журналисты писали иначе: «Полиция Нью-Джерси свела с ума ни в чем не повинную девушку своим преследованием».

В Лондоне разразились жаркие дебаты в парламенте; генеральный консул Ее величества в Нью-Йорке получил инструкцию: сообщить обо всем, что касается этого дела, хотя не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять: Виолетта Шарп стыдилась мажордома Бенкса, который на днях должен был просить ее руки…

…В течение всего лета шеф полиции Нью-Джерси полковник Шварцкопф собирал улики, свидетельства, протоколы допросов; безрезультатно; и вдруг возникла версия Джеймса Финна, лейтенанта нью-йоркской полиции.

Финн знал Линдберга не первый год; входил в свиту полковника в день восторженного приема, который устроил Нью-Йорк своему «одинокому орлу» после перелета через океан. Линдберг, на которого еще тогда Финн произвел большое впечатление своими знаниями, обратился к лейтенанту за помощью сразу после похищения; полковник Шварцкопф, однако, был против: «Этот человек не из нашей полиции».

Поэтому, не имея доступа к документам, которыми владел Шварцкопф, лейтенант был вынужден строить беспочвенные версии до тех пор, пока некоторые подробности дела не стали достоянием публики, — агенты Нью-Джерси, возглавляемые Шварцкопфом, кое-что открыли. Тогда Финн начал работать в двух направлениях: с номерами банкнот, переданных старым учителем «Джону», и его рассказом о встречах с бандитом на кладбище.