Роберт Ладлэм - Протокол «Сигма»
— Я получил подтверждение, — сказал священник, положив трубку. — Это Вена. Этот человек мошенник. — Он взглянул на Бена. — Вы лгали нам, мистер Хартман, — объявил он.
При этом он на какое-то мгновение перевел взгляд дальше, за спину Бена, и Бен немедленно воспользовался этим. Он схватил запястье правой руки священника, в которой тот держал пушку, и изо всей силы вывернул руку, а другой рукой в тот же миг вцепился в горло Франсиско, держа напряженные указательный и большой пальцы буквой V. Старуха испуганно закричала. Застигнутый врасплох священник вскрикнул от боли. Пистолет выпал из его руки и с грохотом упал на пол.
Одним мощным движением Бен повалил священника на пол и еще сильнее сдавил его глотку. Он чувствовал, как под его ладонью подался в сторону прочный хрящ гортани. С полузадушенным криком человек растянулся на выложенном плиткой полу; его голова была вывернута неестественным образом, но он все равно пытался отбросить противника, высвободить левую руку, придавленную к полу у него за спиной весом двух крепких мужчин. Хотя он и задыхался, но все же сопротивлялся отчаянно. Каким-то странным жестом — тыльными сторонами ладоней — старуха закрыла лицо.
Пистолет! Подобрать эту чертову пушку!
Бен еще сильнее надавил левой рукой на горло противника и ударил его коленом в живот, целясь в солнечное сплетение. Священник невольно громко выдохнул, и Бену стало ясно, что он не промахнулся. Темные глаза священника закатились, так что стали видны только белки. Он был на мгновение парализован ударом. Бен схватил с пола пистолет и приставил ко лбу священника.
Он взвел курок.
— Только пошевелитесь, и вы мертвы!
Тело священника тут же расслабилось.
— Нет, — сдавленно прошептал он.
— Отвечайте на мои вопросы! Говорите правду, если хотите жить!
— Прошу вас, не делайте этого. Я слуга Господа!
— Конечно, — презрительно бросил Бен. — Как мне найти Йозефа Штрассера?
— Он... Я не знаю... Умоляю... мое горло!
Бен ослабил нажим — совсем немного, лишь настолько, чтобы дать Франсиско возможность дышать и говорить.
— Где Штрассер?! — прогремел он. Священник с усилием набрал в грудь воздуха.
— Штрассер — я не знаю, как найти Штрассера... Он живет в Буэнос-Айресе, больше я ничего не знаю! — из-под ног мужчины по полу потекла маленькая струйка мочи.
— Дерьмо собачье! — заорал Бен. — Или вы дадите мне его адрес или телефон, или у вашей мачехи не останется никого, кто позаботился бы о ней!
— О, нет, прошу вас! — воскликнула старая вдова, все так же сидевшая, съежившись, в своем кресле.
— Если... если вы убьете меня, — выдохнул священник, — то вы не выберетесь из Буэнос-Айреса живым! Они выследят вас... они сделают с вами такое... вы будете... вы будете завидовать мертвым!
— Адрес Штрассера!
— Я не знаю его, — ответил священник. — Пожалуйста! У меня нет никакой связи со Штрассером!
— Не лгите, — сказал Бен. — Вы все знаете друг друга. Вы все связаны одной сетью. Если бы вам понадобилось связаться со Штрассером, то вы нашли бы способ.
— Я ничего собой не представляю! Если вы убьете меня, то ничего не выиграете. А они найдут вас!
Бен мельком подумал, кто же такие эти “они”, но вопрос задал другой.
— Кто такой Юрген Ленц? — спросил он, надавив стволом пистолета на лоб священника. Из-под металла выступили несколько капель крови: он прорвал кожу.
— Он... прошу вас... он очень сильный человек, он управляет... владеет ее домом, ее собственностью, этот человек, который называет себя Юргеном Ленцем...
— Так, кто же он на самом деле?
— Опустите оружие и отойдите от него.
Голос негромкий, спокойный, с сильным испанским акцентом, — раздался из двери, находившейся прямо за спиной Бена. Там стоял высокий человек, державший в руках обрез охотничьего ружья. Он был одет в зеленые слаксы из толстой материи и рабочую рубаху. Широкоплечий, с высокой грудью, очень сильный с виду мужчина лет тридцати, плюс-минус два-три года.
— Роберто, на помощь! — крикнула вдова. — Спасите моего Франсиско! Немедленно прогоните отсюда этого человека!
— Сеньора, я должен убить этого наглеца? — спросил Роберто.
По его поведению Бен сразу понял, что он выстрелит без малейшего колебания. Бен растерялся, не зная, что делать дальше. Священник, ко лбу которого приставлен пистолет, был заложником, но Бен знал, что не сможет заставить себя нажать на спусковой крючок. И если даже он сделает это, человек с обрезом пристрелит его прежде, чем он успеет глазом моргнуть.
“Но я все еще могу блефовать”, — сообразил он.
— Роберто, — каркнула старуха, — поторопитесь!
— Уберите оружие, или я буду стрелять, — сказал молодой человек. — Мне все равно, что случится с этим мешком дерьма. — Он указал на священника.
— Да, но сеньоре не все равно, — возразил Бен. — Мы опустим оружие одновременно.
— Хорошо, — согласился молодой человек. — Уберите пушку от его головы, встаньте и уходите отсюда. Если хотите жить. — Он опустил обрез, направив его дуло в пол, а Бен убрал пистолет от головы священника и медленно поднялся на ноги, тоже держа пистолет стволом вниз.
— А теперь идите к двери, — приказал человек.
Бен, пятясь, направился к выходу; в правой руке он держал пистолет, а левой шарил в воздухе за своей спиной, чтобы не наткнуться на препятствие. Молодой человек вышел вслед за ним в вестибюль; обрез он так же держал опущенным вниз.
— Я всего лишь хочу, чтобы вы ушли из этого дома, — спокойно произнес Роберто. — Если вы еще когда-нибудь появитесь здесь или поблизости, вас убьют, как только заметят.
Священник тяжело уселся на полу; вид у него был измученный и оскорбленный. Бен выбрался из открытой калитки — то ли священник оставил ее незапертой, то ли через нее вошел Роберто — и захлопнул ее за собой.
Через несколько секунд он опрометью бежал прочь.
Анна расплатилась с водителем такси и вошла в маленькую гостиницу, расположенную на тихой улице в районе Буэнос-Айреса, носившем название Ла-Реколета. “Это, — с тревогой думала она, — совсем не то место, где молодая женщина, путешествующая в одиночку, легко сможет остаться незамеченной”.
Консьержка приветствовала ее по имени, что еще больше встревожило Анну. Сегодня с утра они с Беном зарегистрировались в этой гостинице, явившись туда порознь с разницей в несколько часов. И заказывали себе номера они тоже по отдельности и в разное время. То, что они жили в одной гостинице, имело определенный смысл, но в то же время и увеличивало риск.
Тележка горничной стояла прямо возле двери ее номера. Некстати. Анна надеялась побыть в одиночестве, пролистать свои папки, сделать несколько телефонных звонков, а теперь ей придется подождать. Войдя в номер, она увидела, что девица склонилась над ее открытым чемоданом.
Она вытаскивала папки из кожаного портфеля Анны.
Анна резко остановилась в дверях. Девица оглянулась, увидела ее и швырнула папки и портфель обратно в чемодан.
— Что, черт возьми, ты тут делаешь?! — воскликнула Анна, надвигаясь на нее.
Девица принялась с негодованием отругиваться по-испански, извергая целые потоки горделивых фраз. Анна вышла вслед за ней в коридор, продолжая требовать, чтобы та сказала, что она делала с ее вещами.
— Eh, que haces? Ven para аса! Que cuernos haces revisando mi valija?[64]
Анна попыталась прочитать имя на значке, приколотом к форменному халату, но женщина внезапно повернулась и, сломя голову, пустилась бежать по коридору.
Это была не простая воровка. Она действительно рылась в бумагах Анны. Знала она английский язык или нет, неважно; скорее всего ее наняли для того, чтобы она выкрала любые документы, бумаги, записки.
Но кто ее нанял?
Кто, вероятнее всего, мог знать, что Анна находится здесь, а также, что она расследует? Возможно, за ней вели наблюдение — но кто?
Кто вообще знает, что я нахожусь здесь? Деннин, да, но мог ли он рассказать об этом кому-нибудь еще, скажем, кому-то из коллег?
Или же Перальта, представитель Интерпола, сумел вычислить, кто она такая? Действительно, не могло ли так случиться?
Как только она протянула руку к телефону, стоявшему на тумбочке у кровати, тот зазвонил. Кто бы это мог быть? Менеджер гостиницы, желавший попросить прощения за поведение своих служащих? Или Бен?
Анна подняла трубку.
— Алло?
В трубке было мертвое молчание. Впрочем, нет, не молчание, а знакомое шипение ленты подслушки. А потом раздались слабые, неясные голоса; через несколько секунд громкость увеличилась, и звук сделался совершенно ясным.
Анна почувствовала, что ее щекам сделалось горячо от прилива адреналина.
— Кто говорит?
А затем она по первым же звукам узнала голос:
“А если посмотреть иммиграционные документы? В которых зарегистрированы все люди, прибывшие в страну в сороковые и пятидесятые годы?” — Это был ее собственный голос. А отвечал ей мужчина. Перальта.
