Владимир Свержин - Марш обреченных
— Куда? — для проформы поинтересовался я. Потому как что-что, а купировать всяческие хвосты Пластун умеет виртуозно.
— В Госдуму, там у них пресс-конференция. Оттуда уйдет на ком-нибудь из депутатов.
— Так что же ты молчишь?
— Я не молчу. Я говорю. Тагир сопроводил объект домой и в двадцать один ноль-ноль будет ждать тебя на Калининском проспекте, возле Первого Тома. Кстати, сейчас двадцать десять.
Глава 5
В условленном месте насурутдиновского «Опеля» не оказалось. Вместо него стоял красный «BMW» Пластуна. Сам он, вновь сменивший облик ковбоя на привычный вид вышибалы из ночного бара, сидел в кресле, методично жуя деревянную зубочистку. Массивная золотая «цепура», едва обхватывающая его несгибаемую шею, довершала образ изрядно обновленного русского.
— Привет, старшой, — небрежно бросил он, опуская стекло. — Залезешь в тачку, или так и будешь светофорить на дороге?
— Привет, привет. — Я открыл дверь и рухнул на заднее сидение. — Как дела? Где Тагир?
— Отвечаю по порядку. Дела в среднем, штатно. Не то, чтобы совсем гран парадиз, но в рамках допустимого. Топтуны сели мне на хвост прямо на площади…
— Фотограф?
— Нет. От этого я отгородился туристами. Но, возможно, где-то и была скрытая камера. Не один ты умеешь работать. Короче, хвост я утянул за собой в Думу. Оттуда свалил в свите Жириновского. Прилип к одному кренделю-ЛДПРовцу. Вроде бы там в толпе они меня и потеряли.
— Тебя потеряешь, — усомнился я.
— Без проблем. Ты видел, какие мальчики у этого фраера на подлете и подхвате?
— Ладно, что дальше?
— Дальше я уехал на этом самом ЛДПРовце. Ты бы знал, как он меня утомил. Оно, конечно, правильно говорят: «болтун — находка для шпиона!», но этот!..
— Заболтал?
— Абсолютно в дырочку. Отделался от него — такси, метро, ГУМ, пешая прогулка с заходом в пункты контрнаблюдения, и вот я здесь, весь готовый к работе, — майор Пластун склонил голову в шутливом поклоне.
— С тобой ясно. А Тагир?
Валера повел взглядом в сторону двора.
— В шахматы играет.
Возле одного из подъездов я разглядел склонившегося над доской капитана Насурутдинова.
— Понятно. Объект, как я понимаю, живет в этом подъезде?
— В соседнем. Вон, погляди. На шестом этаже окно с голубыми шторами. Видишь?
— Вижу. Что у вас уже есть?
— Квартира принадлежит некой Кисленко Марии Михайловне. Однако, по непроверенным пока данным, она здесь уже не живет года три.
— Конспиративная квартира ФСБ?
— Быть может, — пожал плечами Валера. — А может, и нет. Может, просто съемная. В девятнадцать тридцать пять Скороходов звонил жене…
— И что? — Я прикладываю к уху воображаемую трубку.
— Ничего особенного. Как я понял, у него нелады в семье.
— Понятно. Есть ещё что-нибудь?
— Прослушка пока больше ничего не дала. Непонятно даже, один он в квартире или кто ещё есть, — разводит огромными ручищами Пластун.
— М-да. Не густо.
— Это уже чем богаты… — все в той же позиции отвечает псевдовышибала.
— Понятно. Что думаете предпринимать?
— Молить Бога, чтобы наш подполковник не надумал свалить с этой хаты на ночь глядя, — обреченно вздыхает мой друг, и я понимаю, что планы на сегодняшнюю ночь у него не ахти.
— Допустим. Что дальше?
— Рассказы о привидениях читал? Вот после отбоя и сыграем с ним в игру «Тень отца Гамлета». Замки на двери — от сквозняков и честных людей. Я проверял.
— Мне это не нравится. Если квартирка эта таки ФСБшная, то электроники в ней — что в американском посольстве.
— Да мне, в общем-то, тоже эта идея не нравится, но за жабры-то его брать надо. Понятное дело, телефон отключим, электричество отрежем… — Пластун вздохнул и уставился в окно. — Предложи что-нибудь более путное.
Темень за окном становилась все гуще, и если бы не освещенные витрины киосков, окна да куцый обрезок Луны, она была бы уже совсем непроглядной. Шахматный турнир по природно-техническим причинам завершился сам собой, и Тагир откочевал в свой «Опель» — ждать от моря погоды и от начальства распоряжений. Окно на шестом этаже с голубой шторой продолжало светиться, но это не значило ровным счетом ничего. Вполне возможно, что Скороходов заподозрил, что сам попал под наблюдение и тянет нас по ложному следу. Возможно, за хлипкими замками в квартире на шестом этаже нас ожидает засада. Представляю себе заголовки завтрашних газет: «Бывшие сотрудники спецслужб обвиняются в попытке ограбления квартиры». А даже если никакой засады нет, что тоже вполне вероятно — подъезд практически не освещен, наши машины стоят на изрядном расстоянии, да и угол обзора ещё тот. Опытному топтуну в таких условиях тихо уйти — что два пальца об асфальт. И будет до глубокой ночи сигналить «клещ», вцепившийся в подкладку кармана подполковничьего пиджака. А сам пиджак небось преспокойно висит себе в шкафу. Висит и забот не знает. В отличие от нас.
Впрочем, вполне может статься, что все это — пустые страхи. Поссорился мужик с женой, съехал на съемную квартиру и сидит себе сейчас на кухне, запивая чаем сухие бутерброды. Хотя почему чаем? Почему бутерброды?
Размышления мои прерывает писк радиостанции.
— Слушаю, Мангуст первый.
— Привет, первый. Рад тебя слышать. Докладываю. Объект вышел из подъезда и направляется в вашу сторону.
Вот он, долгожданный наш! Уж и не знаю, каким богам возносить молитвы, но, как говорится: «Воистину, Акбар!»
Представительная фигура Скороходова выныривает из темноты и появляется в освещенном прямоугольнике возле коммерческого киоска. Господи, как все банально! Закончились сигареты. Объект протягивает в окошко деньги, берет пачку и разворачивается, чтобы уходить. Следую за ним. Тихо, чтобы не спугнуть. Вот здесь место вполне подходящее для беседы. Темно и безлюдно. Трогаю его рукав.
— Петр Филиппович, вы не могли бы уделить мне несколько минут? — Скороходов пытается повернуться. Ухожу ему за спину. — Не надо поворачиваться. Вам пока что ничего не угрожает. Мне просто нужно с вами поговорить без свидетелей. Это я звонил вам сегодня насчет кассеты.
Интересно, попробует сопротивляться или нет? Не должен. Профессионал, а он наверняка является таковым, не станет решать подобные вопросы на уровне мордобоя.
— Я слушаю вас.
Молодец, почти не волнуется. Во всяком случае, хорошо это скрывает.
— Мы с вами не могли сегодня встретиться около памятника.
— Очень жаль. Я вас прождал битый час. Потерял уйму времени.
— Я в курсе. Я был там и вас видел. Но вы пришли не один, а мы так не договаривались.
— А мы что, о чем-то договаривались? — парирует мой собеседник, старательно пропуская мимо ушей упрек. — К тому же, вы ведь тоже были со свитой. Верзила с фотоаппаратом ваш человек? Проверка на вшивость?
— Не понял?
— Ладно. Замнем для ясности.
— Что вам от меня надо?
— Мне нужно знать, кто приказал вести наблюдение во время похорон генерала Рыбакова? Желательно также знать причину, по которой был отдан этот приказ.
— Почему вы полагаете, что я стану с вами разговаривать на эту тему?
— Почему? Перед тем, как решиться на встречу с вами, я постарался навести о вас справки. Мне характеризовали вас, как человека честного. Но, насколько я понимаю, молодой лейтенант Скороходов попал в Москву, спасаясь от возмездия всесильных армянских «компартханов», скажем так, в связи с неудачной попыткой борьбы с коррупцией в этой республике Закавказья. Работай вы, скажем, в Грузии или в Азербайджане, наверное, давно были бы генералом, а то и министром.
— К чему вы эти разговоры? Свою биографию я ещё помню без посторонней помощи.
— Я в этом и не сомневаюсь. Меня просто хочется надеяться, что ваши принципы с тех пор не сильно изменились.
— Предположим. Ну и что?
— А то, что генерал Рыбаков был убит три дня назад. Выстрелом в голову. Официальная версия — самоубийство, но это все чушь. И не мне вам рассказывать, что по почерку этот выстрел, как две капли воды похож на многие другие, прозвучавшие в семидесятых-восьмидесятых годах по приказу КГБ.
— О чем идет речь? — спрашивает он раздраженно, Впрочем, без притворного удивления на лице.
— Бросьте! Я много лет работал под руководством генерала Рыбакова. Так что я в курсе дела. В некотором смысле мы — коллеги.
— Почему я должен вам верить?
— В общем-то, у вас есть выбор. Но я приведу вам два довода «за»: первое — мнимое самоубийство генерала Рыбакова кем-то и по какой-то причине, было отдано в оперативную разработку, что при самоубийстве реальном — полнейший абсурд. Второе — мы оставили в живых вашего «оператора», что, будь я представителем какой-либо преступной группировки, стало бы крайне неосмотрительно. Да и вам сейчас, Петр Филиппович, ствол в затылок не упирается.
