Сергей Магомет - Человек-пистолет, или Ком
По дороге в школу, я зашел в какую-то столовую, пробил в кассе за два чая с лимоном, выудил из стаканов тоненькие дольки лимона и тщательно разжевал, чтобы отбить запах спиртного
Поеживаясь от холода после пива, я ждал Жанку около школы, несколько в стороне от бесившихся школьников, курил и стряхивал пепел в сугроб. Учащиеся средних и старших классов порасстреляли у меня почти все сигареты. Чтобы как-то настроиться на предстоящий разговор с Жанкиными учителями, я решил вспомнить что-нибудь из собственной школьной жизни. И я вспомнил, что была, например, у нас учительница литературы, которая сначала все цитировала Блока, а потом попробовала повеситься в физкультурном зале, когда по школе поползли слухи, что она беременна от ученика… Нет, это было не то…
Девочка показалась в дверях школы — стройная, смуглая, в шубке с капюшоном, с выбивающимися концами красного пионерского галстука. Она сразу заметила меня и стала медленно спускаться по ступеням крыльца во двор. Когда я любовался ею, вышедший следом мальчишка вдруг разбежался и что было силы пихнул ее обеими руками с крыльца — в сугроб.
— Жанка! — крикнул я. Я было погнался за мальчишкой, но тот, шустрый мерзавец, юркнул за угол и скрылся.
Я подбежал к Жанке и помог ей подняться, вытряхнул из-за воротника набившийся снег, для чего мне пришлось отвести ладонью в сторону ее светлые, прямые волосы.
— Кто это? — спросил я.
— Мало ли их, дебилов…
Она отдала мне свой портфель.
— Молодец, что пришел, братик.
— Ну, рассказывай.
— Много накопилось… Во-первых, учеба. Ты знаешь… Во-вторых, обследование…
— Какое обследование? — не понял я.
— А это тебе, братик, пусть Ледокол, наша классная, объяснит. Сориентируешься по обстановке. Пообещай ей что-нибудь или соври. В общем, выручай. Иди. Зовут ее Тамара Ивановна. Выручишь, поцелую, как обещала.
— Кажется, и в самом деле придется заняться твоим воспитанием! — строго сказал я.
— Придется, придется!
Я поднялся в учительскую. Там сидел пожилой человек и ковырял в носу. Это был учитель по труду.
— Могу я видеть Тамару Ивановну?
— Тамару Ивановну?
— Тамару Ивановну.
Учитель выглянул в коридор, поманил ученика и послал его на розыски «классной». Некоторое время мы сидели молча, потом учитель сообщил:
— Каждый подросток, видите ли, должен осознать в себе любовь к труду. Я не нашелся, что на это возразить. Еще через некоторое время из коридора донесся резкий стук женских каблуков.
— Тамара Ивановна, — сообщил учитель.
Я посмотрел. Сначала в дверях появился нос (точнее, носяра), затем мощный бюст, а уж затем сама «классная», причем нос и бюст оказались сбалансированы эффектно отставленным задом. Вот уж действительно «ледокол»! Особенно если представить ее во время перемены, пробивающей себе дорогу среди моря ребячьих голов. Головы так и трещат, надо думать.
— Ставлю вас в известность, что мы планируем Жанну в ПТУ, — решительно начала Ледокол. — Думаю, что спорить нам по этому пункту уже не имеет смысла. Таковы обстоятельства. Факты. Как бы нам ни было жаль, но оснований для перемены решения у нас нет.
— Роль школы в жизни общества, — ей в тон подхватил я, — именно такова, и я как представитель семьи не осмеливаюсь подвергать малейшему сомнению ваши выводы.
— Еще бы!
— Хотелось бы просто разобраться в своих упущениях…
— Не поздно ли хватились, товарищи родители?
— Ой, поздно! Ой, поздно! Нельзя не признать!
— То-то. Кроме самих себя, пенять не на кого.
— Увы, увы…
— Если бы мы даже хотели оставить Жанну в школе, то были бы бессильны это сделать. Судите сами…
— Я вас слушаю.
— Во-первых, учеба. Никак не тянет девочка.
— Но в нашей семье все знающие специалисты и научные работники. В безусловном контакте со школой мы могли бы попытаться исправить положение.
— Допустим… Но… во-вторых! Как быть с ее ужасающим поведением?
— Гм… Мы изыщем средства принудить ее к порядку!
— Сомнительно, но предположим…
— Неужели два таких мощных социальных института, как школа и семья, не способны принудить подростка? — фальшиво воскликнул я.
— Предположим, способны… Но есть еще одно препятствие, — сурово сказала Ледокол. — Обследование.
— Что такое? — заинтересовался я.
— Гинекологическое обследование. Мы специально пригласили в школу доктора обследовать наших учениц. А Жанна категорически отказывается. Вы понимаете, что это значит?
— Видите ли, степенно начал я, — я сам специалист-гинеколог… Но я не понимаю, что это значит и для чего вообще понадобилось обследование.
— Вы — гинеколог?.. — Ледокол сразу обмякла, и ее глаза, до того тусклые, как-то слащаво, странно заблестели.
— Вы хотите, чтобы я вас обследовал?
— Что вы, доктор! — Она даже подскочила, как будто я вознамерился сделать это немедленно, и впилась глазами в мои руки.
— Тогда вернемся к Жанне, — предложил я.
— Таков у нас порядок, доктор. Мы обязаны контролировать ситуацию. Мы должны знать, кого оставляем в девятом классе. Мы хотим нести ответственность только за порядочных девочек!
— Вы хотите сказать, что если имеет место факт дефлорации, ученице не место в школе?
— Как вы сказали? Факт… де… что? Я объяснил.
— Не совсем так, доктор, — заюлила Ледокол. — Но из трех «восьмых» классов мы должны сделать один «девятый»… И лучше, если девочки, так сказать, с ранним развитием выберут ПТУ. Согласитесь, так будет лучше и для них, и для школы.
— Педагогика — не моя специальность, — уклончиво пробормотал я, делая руками плавные жесты, которые, как я заметил, имели на Ледокол завораживающее действие.
Она с большим трудом стряхнула с себя оцепенение и, собравшись с духом, заявила:
— Так что, боюсь, ваша сестра из тех девочек, для которых будет лучше, если они поскорее встанут на ноги, овладеют общественно полезной профессией…
— Она должна осознать в себе любовь к труду, — вставил молчавший до этого пожилой учитель.
— Но она еще совсем ребенок! — сказал я.
— О, доктор, вы как близкий человек можете и не замечать того, что очевидно для нас, учителей, — сказала Ледокол. — А мой долг как классного руководителя — принять все меры.
В конце концов сошлись на том, чтобы на время оставить вопрос открытым. Ледокол согласилась подождать неделю, пока мы провентилируем вопрос в семье, но потом пообещала непременно вынести его на педсовет при участии родителей.
— Честное слово, она хотела, чтобы ты ее осмотрел! — захлопала в ладоши Жанка, когда я сообщил ей подробности визита. — Ну что, поцеловать тебя благодарно? — проказливо поинтересовалась она, когда мы вышли из школьного двора. — Нет?.. Ну как хочешь!..
Мы шли по району старой застройки Сокольников мимо приземистых, оштукатуренных домов с низкими арками и пожарными лестницами. Ветер сдувал с крыш сухой снег, который клубился как пыль.
— До свидания? — спросила Жанка.
— Э, нет! — неожиданно для себя возразил я. — Раз уж я взялся за твое воспитание… У нас еще сегодня в программе электричество!
Мы вошли в теплое парадное.
— Слушай, — сказал я, — почему бы тебе все-таки не пройти это дурацкое обследование? — Мне вдруг припомнился особый интерес Сэшеа к этому вопросу.
— Слушай, — разозлилась Жанка, — а может быть, ты сам меня обследуешь, раз уж назвался гинекологом? Обследуешь и справку выдашь, а?
Лифт медленно тащился на последний, шестой этаж.
— Ладно, — прикрикнул я на нее, — родителям будешь истерики устраивать!
Я снял шапку. Снежинки успели превратиться в капли, и я стряхнул их на пол. Жанка достала ключ от квартиры. За дверью послышалось мяуканье кота Антона. Когда мы вошли, кот бросился нам под ноги.
— Что, разве никого нет дома? — сказал я.
— Мы вдвоем, — сказала Жанка.
Я с удовольствием прошелся по пустой квартире. Эта квартира в Сокольниках всегда казалась мне особенно уютной. Обстановка полюбилась мне еще с тех пор, когда мы с Лорой жили здесь в свой «медовый месяц», вернее, несколько месяцев, пока маман не пробила нам кооператив. В квартире всегда было жарко, и по коврам ходили босиком. Мебель старинная, красного дерева, и Игорь Евгеньевич заботливо натирал ее воском. Библиотека богатая, но к книжным полкам специально для гостей присобачена табличка: «У нас не принято просить из дома книги выносить!»
Жанка быстро переоделась в синие шорты и зеленую футболку с белым трафаретом «LOVE» на груди. Она устроилась с ногами на диване, а я сел за ее письменный стол, покрытый стеклом, под которым теснились рекламные вырезки — сплошь красотки и красавцы.
— Антон! — позвала Жанка, и кот тут же оказался на диване; он потянулся и лизнул ее в голую, необычного, смуглого, цвета топленого молока коленку. — Фу, Антон! — взвизгнула Жанка. — Щекотно!..
