Роберт Ладлэм - Протокол «Сигма»
Анна несколько секунд сидела молча. Призрак полностью оправдывал свою репутацию: загадочный, безнадежно уклончивый.
— Я ценю этот урок истории, — медленно проговорила она, — но моя система взглядов всегда сводилась к понятиям “здесь” и “сейчас”. Если вы действительно считаете, что эти залежавшиеся документы до сих пор сохраняют актуальность, то почему бы просто-напросто не обратиться к ЦРУ, чтобы их специалисты провели соответствующее расследование?
Бартлет вынул из кармана пиджака свежий шелковый платочек и принялся полировать стекла очков.
— Вот тут почва становится довольно-таки скользкой, — сказал он. — По правилам, ОВВ может подключаться только к таким делам, где существует реальная возможность вмешательства изнутри или еще какие-нибудь влияния, которые могли бы помешать проведению следствия, а то и вовсе сорвать его. Впрочем, давайте оставим это в стороне. — В последних словах прозвучало нечто, похожее на покровительственный тон.
— Давайте не будем это оставлять, — резко возразила Анна. Таким тоном, конечно, не полагалось разговаривать с начальником подразделения, особенно такого важного и могущественного, как ОВВ, но подобострастие никогда не входило в число ее привычек, а Бартлет, если уж почему-то решил забрать к себе сотрудника, вполне мог знать заранее о его характере. — Учитывая то, что из вашего намека можно понять, будто за этими смертными случаями, возможно, стоит кто-то из служащих или бывших служащих управления.
Директор Отдела внутреннего взаимодействия отвел взгляд в сторону.
— Я этого не говорил.
— Но вы и не отрицали этого.
Бартлет вздохнул.
— Природа человека такова, что он никогда ничего не делает прямо. — Эти слова сопровождала напряженная улыбка.
— Если вы считаете, что ЦРУ может быть скомпрометировано, то почему нельзя обратиться в ФБР?
Бартлет изящно усмехнулся.
— А почему в таком случае не к Ассошиэйтед Пресс? Федеральное бюро расследований обладает массой достоинств, но осмотрительность к их числу не относится. Я не уверен, что вы правильно оцениваете всю деликатность этого вопроса. Чем меньше народа знает о нем, тем лучше. Именно поэтому я не собираю команду, а беру лишь одного-единственного сотрудника. И, как я глубоко надеюсь, агент Наварро, подходящего сотрудника.
— Даже если эти смертные случаи действительно были убийствами, — сказала Анна, — вероятность того, что вам удастся когда-нибудь найти убийцу, крайне мала. Надеюсь, что вы знаете об этом.
— Это стандартный бюрократический ответ, — заявил Бартлет, — но вам не удастся победить меня бюрократическими приемами. Мистер Дюпре говорит, что вы упрямы и “не очень-то любите играть в команде”. Отлично, это именно то, чего я хотел.
Анна не позволила отвлечь себя.
— Вы, по сути, требуете от меня расследования по делам ЦРУ. Вы хотите, чтобы я расследовала ряд смертных случаев, установила, что они были убийствами, а затем...
— И затем собрали бы любые улики, которые позволили бы нам провести ревизию. — Серые глаза Бартлета прямо-таки сияли за окаймленными пластмассовой оправой стеклами его очков. — Независимо от того, кто причастен к преступлениям. Вам все ясно?
— Как в тумане, — отрезала Анна. Опытный следователь, она хорошо умела разговаривать и со свидетелями, и с подозреваемыми. Иногда достаточно было просто внимательно слушать. Однако чаще возникала необходимость как-то нажать, спровоцировать собеседника на ответ. Искусство и опыт вступали в дело, когда были нужны. История, рассказанная Бартлетом, пестрела уклончивостью и умолчаниями. Анна понимала инстинктивные попытки коварного старого бюрократа сказать как можно меньше, но хорошо знала по опыту, что работать гораздо легче, когда знаешь больше, чем это, строго говоря, необходимо. — Я не собираюсь блефовать вслепую, — заявила она. Бартлет заморгал.
— Прошу прощения?
— У вас должны иметься копии этих досье “Сигма”. Вы, несомненно, тщательно изучили их. И все же утверждаете, что не имеете понятия о том, что представляла собой “Сигма”.
— К чему вы все же клоните? — его голос стал заметно холоднее.
— Вы покажете мне эти досье?
Губы Бартлета чуть заметно изогнулись в подобии улыбки.
— Нет. Нет, это невозможно.
— Но почему же?
Бартлет снова надел очки.
— Я нахожусь здесь не в качестве подследственного. И тем не менее я восхищен вашей тактикой допроса. Так или иначе, но полагаю, что я достаточно четко прояснил все значимые вопросы.
— Нет, черт возьми, совершенно недостаточно! Вы досконально знаете эти документы. Если вам не известно, что они представляют собой в целом, то у вас по крайней мере должны иметься догадки. Обоснованные гипотезы. Хоть что-нибудь. Поберегите вашу непроницаемость для покера во вторник вечером. Я не играю.
Бартлет наконец взорвался.
— Ради Христа, вы же видели достаточно для того, чтобы понять: мы говорим о репутации чрезвычайно заметных, можно сказать, ключевых фигур послевоенной эпохи. Досье — типично проверочные, и сами по себе они ничего не доказывают. Я изучил вас перед нашей беседой — это что, как-то посвятило вас в мои дела? Я ценю ваше благоразумие. О да, ценю. Но мы говорим об очень видных людях, в биографиях которых есть странные пробелы. Нельзя вот так запросто топтаться вокруг них в ваших благоразумных туфельках.
Анна внимательно прислушивалась к словам Бартлета и поэтому смогла уловить нотку напряженности в его голосе.
— Вы говорите о репутациях, но все же по-настоящему вас интересуют не они, не так ли? — не сдавалась она. — Чтобы работать, я должна знать больше!
Бартлет покачал головой.
— Это похоже на попытку сплести веревочную лестницу из паутины. Нам так и не удалось выяснить ничего конкретного. Полстолетия назад кто-то что-то затеял. Что-то. Нечто такое, что должно было касаться жизненно важных интересов страны. В список “Сигма” входит любопытное собрание индивидуумов. О части из них мы знаем, что они были промышленниками, но там есть и другие, личности которых нам так и не удалось установить. Единственная черта, объединяющая их всех, — то, что основатель ЦРУ, человек, обладавший в сороковые и пятидесятые годы огромным могуществом, проявлял к ним прямой интерес. Может быть, вербовал их? Намечал как-то использовать их? Мы все блефуем вслепую. Но складывается впечатление, что затевалось какое-то предприятие, засекреченное по наивысшему из наивысших разрядов. Вы спрашивали, что объединяет этих людей. В реальном смысле мы просто этого не знаем. — Он поправил манжеты, что должно было служить проявлением высочайшего возбуждения, наподобие нервного тика. — Можно сказать, что мы сейчас находимся на стадии обнаружения карманных часов.
— Не хочу показаться грубой, но этот список “Сигма”... ведь с тех пор прошло уже полвека!
— Вы бывали когда-нибудь в Сомме, во Франции? — резко спросил Бартлет, и его глаза снова вспыхнули. — Вы должны там побывать — просто посмотреть на маки, цветущие среди пшеницы. Каждый раз, когда кто-нибудь из фермеров срубает там дуб и садится на свежий пень, чтобы передохнуть, вскоре его начинает рвать и он умирает. Знаете, почему? Потому что во время Первой мировой войны там проходило большое сражение, во время которого немцы применили горчичный газ. Дерево во время роста поглощало яд, и даже по прошествии нескольких десятков лет его сохранилось достаточно для того, чтобы убить человека.
— И вы считаете, что “Сигма” — это нечто в том же роде?
Пристальный взгляд Бартлета сделался еще напряженнее.
— Говорят, что чем больше ты знаешь, тем лучше осознаешь, что ничего не знаешь. Я считаю, что чем больше знаешь, тем сильнее тебя должны тревожить вещи, которых ты не знаешь. Можете называть это хоть тщеславием, хоть осторожностью. Я тревожусь по поводу того, что выйдет из невидимых растущих деревьев. — Он снова чуть заметно улыбнулся. — Искривленная человеческая природа — все всегда сводится к человеческой природе. Да, агент Наварро, я понимаю, что все это звучит для вас подобно лекции по древней истории, а возможно, ею и является. Вот вернетесь и наставите меня на путь истинный.
— Не уверена, — ответила Анна.
— Теперь к делу. Вам придется вступить в контакт с разными правоохранительными ведомствами. Вы, как всем будет известно, совершенно открыто проводите расследование убийства. Почему этим занимается агент УСР? Объяснение будет кратким: потому что эти имена неожиданно возникли в ходе проходящего в настоящее время расследования, связанного с мошенничеством в перечислении фондов. Никому не придет в голову требовать от вас раскрытия деталей. Простое прикрытие, без необходимости что-либо тщательно прорабатывать.
— Я буду проводить расследование так, как меня учили это делать, — осторожно сказала Анна. — Это все, что я могу пообещать.
