Игорь Прелин - Агентурная сеть
Во время обыска у Огородника была обнаружена полученная им из ЦРУ инструкция, в которой была подробно расписана последовательность применения различных препаратов, чтобы картина заболевания и смерти выглядела естественно и не могла дать повода для подозрений в убийстве: сначала таблетка, вызывающая легкую простуду, похожую на грипп, потом таблетка, усугубляющая течение болезни, а затем яд, за которым следует летальный исход.
Все происходит так естественно и с такой клинической картиной, что самый опытный врач не может догадаться, что и болезнь, и смерть являются результатом постороннего вмешательства. Даже когда отравился Огородник, судебно-медицинская экспертиза только констатировала смерть (а что ей еще оставалось делать?), но не смогла установить ее причину! А вся хитрость заключалась в том, что в лаборатории ЦРУ изготовили яд, который после употребления не оставлял никаких следов, потому что его основой являлись быстро распадающиеся биологические компоненты, имеющиеся в организме человека, и поэтому этот яд не поддавался обнаружению. Да и симптомы отравления выглядели так, словно смерть произошла от сердечной недостаточности или удушья — того самого отека легких, о котором так неосторожно обмолвился Гэри Копленд!
Теперь мне стало понятно, почему он так переполошился и почему пригласил меня на эту встречу: он посчитал, что это мы расправились с Рэнскипом, дав ему смертельный яд, аналогичный тому, что был изготовлен в лабораториях ЦРУ.
Словно подтверждая мои мысли, Копленд возбужденно заговорил:
— Мы не должны так поступать, Майк! Иначе мы просто перебьем друг друга.
— Извини, Гэри, но я не понимаю, о чем ты говоришь, — сказал я, хотя мне сразу стало ясно, к чему он затеял весь этот разговор.
— Я хочу сказать, что мы должны придерживаться определенных правил в нашей работе и не переступать через цивилизованные нормы взаимоотношений, — пояснил Копленд.
Сказав это, он пустился в туманные рассуждения о гуманизме, об общечеловеческих ценностях, правах человека и прочих высоких материях, а сам при этом внимательно наблюдал за моей реакцией.
Я смотрел на Копленда и думал, что в принципе он, конечно, прав: у каждой игры есть свои правила, и никакая, даже самая жесткая конфронтация не должна вынуждать разведчиков истреблять друг друга. И потому каждая спецслужба, решая стоящие перед ней задачи, не имеет права нарушать неписаные правила, своеобразную профессиональную этику, потому что за этим последует беспредел! Еще Ньютон учил своих малограмотных современников, что каждое действие вызывает равное ему противодействие!
Но Ньютон занимался физикой, а не шпионажем, а то бы он сделал поправку к своему закону и добавил, что любая уважающая себя спецслужба на каждое действие отвечает не равным, а большим противодействием, чтобы на корню пресечь любые попытки применять против нее силовые методы. Другими словами, стоит одной из спецслужб нарушить правила игры, и ответные меры начинают нарастать, как снежная лавина, способная накрыть всех ее участников!
Но, слушая Копленда, я ловил себя на мысли, что в его словах нет и капли искренности. Он не хуже, а намного лучше меня знал, что американские спецслужбы никогда не связывали себя никакими моральными обязательствами и никогда не соблюдали никаких правил.
Так, они первыми в мире стали применять различного рода наркотические препараты для воздействия на психику людей, чтобы подавить их волю к сопротивлению, заставить говорить, а если надо, то и убить. Сначала они испытывали эти препараты на заключенных, потом на собственных военнослужащих, не спрашивая, разумеется, их согласия, затем стали использовать в работе с перебежчиками всех мастей, когда требовалось убедиться, что они перебежали по доброй воле, а не подосланы с провокационной целью.
Психотропные препараты широко использовались американцами во время войны во Вьетнаме при допросах пленных. А потом их стали использовать для того, чтобы скомпрометировать советских разведчиков и выдворить их из США. Иногда нашими же руками!
Однажды в Нью-Йорке сотрудник резидентуры ГРУ, работавший под прикрытием представительства СССР при ООН, был доставлен в полицейский участок после того, как он в состоянии сильного опьянения учинил дебош в вагоне подземки. На глазах изумленной публики он разделся почти догола и сплясал дикий танец, сопровождая его не менее дикими воплями. Самое удивительное было в том, что этот разведчик ранее никогда не был замечен в злоупотреблении спиртными напитками, а напротив, отличался очень выдержанным и скромным поведением!
К сожалению, руководители резидентуры ГРУ не прислушались к его объяснениям, проявили поспешность, квалифицировали его проступок как грубое нарушение норм поведения и откомандировали в Союз.
А вскоре похожий случай произошел с сотрудником резидентуры КГБ и тоже в Нью-Йорке.
Придя утром в резидентуру, он доложил, что накануне вечером во время встречи в кафе с одним из своих знакомых по линии учреждения прикрытия внезапно потерял сознание. Очнулся примерно через два часа в своей автомашине на окраине города, хотя хорошо помнил, что оставил ее в двух кварталах от кафе, так как не мог найти место для парковки. Что произошло с ним за эти два часа, разведчик не имел ни малейшего представления. Его продолжало тошнить, голова кружилась, во всем теле ощущалась слабость.
С трудом выбравшись из машины, он обнаружил, что она сильно повреждена: весь правый борт помят, фара и радиатор разбиты. Все указывало на то, что машина врезалась в какое-то препятствие.
В общем, все выглядело, как заурядное дорожное происшествие, совершенное к тому же в нетрезвом состоянии. А все эти разговорчики о потере сознания, тошноте и головокружении — как попытка оправдаться и избежать наказания.
Но разведчик был опытным профессионалом и всегда отличался безукоризненным поведением, а потому резидент не стал торопиться с выводами и настаивать на откомандировании, а распорядился взять пробы мочи и крови и направить их в Москву на исследование.
Анализ позволил сделать однозначный вывод: все случившееся — результат воздействия психотропного препарата!
После этого случая и на более чем странную выходку сотрудника ГРУ в метро посмотрели под другим углом зрения!
Мне тоже, когда я работал в натовской стране, пришлось однажды разбираться в подобном случае.
Один из моих коллег выехал в провинциальный городок, чтобы вдали от столичной суеты повидаться с агентом, который должен был специально приехать из соседней страны. Встреча не состоялась, и, побродив по городку, коллега поздно вечером собрался в обратный путь.
Садясь в автомашину, которую он оставлял на платной стоянке, он обратил внимание на какой-то необычный запах в салоне, однако не придал этому большого значения, полагая, что в дороге он выветрится. Спустя десять минут он выехал на автостраду, набрал скорость, но внезапно почувствовал, как у него закружилась голова, свет фар поплыл и завертелся радужными кругами, а к горлу подкатилась противная тошнота.
Надо было немедленно останавливаться. Но он уже влился в поток машин и сделать это было чрезвычайно сложно. Понимая, что еще несколько мгновений, и он потеряет сознание, после чего катастрофа неизбежна, мой коллега сумел все же протиснуться в правый ряд, а затем свернуть с автострады на очень кстати подвернувшуюся заправочную станцию.
Он едва успел затормозить и включить аварийную сигнализацию, как в мозг ему словно вогнали ржавый гвоздь, в груди что-то оборвалось, и он упал головой на руль.
К нему бросились служащие станции, вызвали скорую помощь, и та констатировала острую сердечную недостаточность. Моего коллегу долго приводили в чувство, потом отвезли в больницу, откуда мы его на следующий день и забрали.
Самое удивительное в том, что, когда через несколько дней он прошел тщательное медицинское обследование, не было обнаружено никаких намеков на ранее поставленный диагноз! Словно ничего и не было! А ведь если бы встреча с агентом состоялась и при нем были бы секретные документы (на это, видимо, и рассчитывали те, кто проводил эту операцию!), то дело приняло бы совсем иной оборот.
Пока я вспоминал все эти истории, Копленд продолжал ходить какими-то непонятными кругами вокруг все той же темы.
Мне надоели его рассуждения, и я спросил прямо:
— Ты полагаешь, что мы каким-то образом причастны к смерти американского дипломата?
Я умышленно назвал Рэнскипа «дипломатом», чтобы не накалять и без того накаленную ситуацию.
— Я этого не говорил, — быстро ответил Копленд. — Я просто хотел…
— Тогда что это за странные намеки? — с возмущением перебил я. — И какие у нас могут быть поводы так поступать?
В этот момент официант принес заказанный омлет, но нам было уже не до еды!
