Игорь Прелин - Агентурная сеть
Сначала сосед недоумевал, потом догадался, в чем дело, и решил мне подыграть. Он сделал испуганные глаза и замахал руками:
— Но у меня нет таких денег! Мне никогда с вами не рассчитаться!
— Ничего, как-нибудь сочтемся, — успокоил я его. — Ваша информация тоже стоит немало!
— Хорошо, договорились, — засмеялся сосед, принимая от меня пластиковую сумку с подарками.
Надеюсь, читатель тоже догадался, что весь этот диалог носил шутливый характер: фотоаппарат и часы фирмы «Роллекс» были игрушечными, цепочка — анодированной, бусы сделаны из ракушек, а потому каждая из перечисленных мной вещей, как и все остальное, стоила от одного до трех долларов, а их общая стоимость не превышала двадцати.
Но шутливый характер этот разговор носил только для тех, кто был его свидетелем. А поскольку таковых не оказалось, то, прослушав пленку, я вдруг сообразил, какая в нем заложена взрывчатая сила. Потому что для непосвященного человека, который не видел всех этих подарков и наших улыбок, когда мы обсуждали их стоимость, а слышал только наши голоса, все воспринималось совсем по-другому.
И мне пришла в голову интересная идея!
Я прослушал все записи наших разговоров с соседом, выбрал из них и выписал на отдельные листочки наиболее интересные фразы, а затем стал раскладывать эти листочки в определенном порядке, пока не сложился любопытный пасьянс. Он, правда, получился неполным, в нем были пропуски, смысловые неувязки, но все это было делом поправимым.
Я заполнил пропуски недостающими фразами так, чтобы получился складный диалог со вполне определенным смыслом и логикой, и понял, что надо делать дальше. Последующие встречи с соседом я проводил по особому плану, стремясь строить беседы таким образом, чтобы вытянуть из него нужные мне фразы, соответствующие недостающим фрагментам разработанного сценария, пока не заполнил все пропуски.
Что касается моих собственных реплик, то тут вообще не было никаких проблем: свои слова я мог наговорить в любой момент в точном соответствии с тем, что было сказано моим соседом.
В итоге моей «творческой» деятельности был смонтирован пятиминутный диалог. В нем было все, что нужно: и инструктаж, и обсуждение конфиденциальной информации, и вознаграждение за сотрудничество, и все прочие атрибуты агентурной встречи!
Но самое ценное было в том, что ни одна, даже самая квалифицированная экспертиза не смогла бы уличить меня в подлоге! Все реплики были произнесены в одном акустическом пространстве, записаны с использованием одного и того же микрофона, на один и тот же магнитофон, а потому ни один осциллограф или какой другой прибор не обнаружил бы различий в частотных характеристиках, по которым всегда можно разоблачить подделку.
С таким «страховым полисом» можно было отважиться на вербовку!
Пригласив соседа к себе (в привычное акустическое пространство!), я от имени заинтересованных лиц предложил ему передавать нам сведения на иностранных дипломатов не от случая к случаю, а на регулярной основе.
Сразу сообразив, о чем идет речь, сосед стал отказываться, а когда я напомнил ему, что он уже немало нам рассказал и тем самым поставил себя в довольно двусмысленное положение, сосед заявил:
— Не надо на меня давить! Мне легче пойти к своему начальству и во всем признаться, чем связывать себя долговременными обязательствами с советским посольством.
Я попытался убедить его, что он сможет извлечь большую выгоду из нашего предложения, в то время, как визит к начальству ничего хорошего ему не сулит: начальство, возможно, и оценит его признание, но никогда не поверит ему до конца, потому что в своей дружбе с советским дипломатом он зашел слишком далеко.
— Вы рассуждаете, как дилетант, Майк, — не соглашался с моими доводами сосед. — А если я преподнесу эту историю так, будто бы заподозрил вас в принадлежности к КГБ и решил уличить в шпионской деятельности? Еще неизвестно, кому из нас будет хуже!
Такого поворота я как раз и боялся! Но на этот случай у нас, как говорится, было!
— Нет, дружище, это вы рассуждаете, как дилетант! — возразил я. — Если не верите, нажмите вот на эту клавишу.
С этими словами я подвинул к нему кассетник.
Сосед с некоторым недоверием посмотрел на меня, потом на кассетник, но все же последовал моему совету.
После первых же реплик глаза полезли у него на лоб от удивления.
— Это неправда! — через минуту воскликнул он. — Вы же отлично знаете, что это не соответствует действительности!
— Конечно, — поддержал его я. — Но об этом знаем только мы!
В том месте записи, где мы обсуждали стоимость привезенных мной подарков, сосед буквально остолбенел.
— Невероятно! — его голос дрожал. — Но это же была шутка!
— Конечно, шутка, — снова согласился я. — Но поверит ли в это начальник вашей службы, вот в чем вопрос!
Потрясенный сосед дослушал запись до конца и, чуть не плача, спросил:
— Что вы собираетесь делать с этой пленкой?
— Пока ничего, — неопределенно ответил я. — Просто я хотел напомнить вам, что вы тоже имеете дело с профессионалами.
После этого наш разговор принял более конструктивный характер и довольно быстро мы пришли к полному взаимопониманию: сосед согласился информировать меня по всем интересующим вопросам, а я взял на себя заботы о его материальном благополучии.
Но все это было из области воспоминаний, навеянных первым визитом «Бао» на квартиру Лавренова.
А еще через несколько дней я провел встречу с «Рокки», и он доложил, что получил от Франсуа Сервэна указание установить контакт с Ламином Конде и выяснить возможность его использования в изучении «Бао».
Так разработка корреспондента Синьхуа стала приобретать совершенно новые очертания…
35
Зазвонил телефон, и я невольно вздрогнул, хотя уже в течение получаса с нетерпением ждал этого звонка.
Жена Юры Борисова, в квартире которого мы с Колповским сейчас находились, подняла трубку и, как того следовало ожидать, услышала голос Асмик.
— Наташа, ты будешь сегодня вечером в клубе?
— Буду, — ответила Наташа. — А что?
— Я хочу отдать тебе выкройки.
— Хорошо, увидимся, — сказала Наташа и, положив трубку, засветилась такой радостью, как будто дороже этих выкроек у нее ничего не было.
Я надел наушники и распорядился:
— Включай!
Колповский тоже надел наушники, перекрестился и надавил пальцем на маленькую черную кнопочку. На лежавшем перед ним аппарате загорелась красная лампочка, означавшая, что команда прошла.
Через пару секунд я услышал в наушниках нарастающий шум. Он возник откуда-то издалека, как накатившаяся океанская волна, но не затих при ее откате, а, достигнув определенного уровня, остался звучать на пульсирующей и довольно противной ноте. Шум был достаточно сильным, это меня встревожило, и я спросил:
— Это что — какая-то помеха?
— Нет, это кондиционеры, — ответил Колповский и, повернув регулятор, слегка уменьшил громкость.
— Из-за этих проклятых кондиционеров мы ни черта не услышим, — пробурчал я себе под нос.
— Не беспокойтесь, Михаил Иванович, — успокоил меня Колповский. — Микрофон отрегулирован на голосовые частоты. Вот увидите, как только кто-то начнет говорить, кондиционеров не будет слышно.
Я машинально отметил про себя всю абсурдность последней фразы: как я мог увидеть, когда кто-то заговорит, если вооружен не биноклем, а наушниками! Но сейчас мне было не до стилистических тонкостей!
В течение нескольких минут мы слушали, как надрываются кондиционеры фирмы «Вестингауз», охлаждая жаркий тропический воздух. Потом Колповский сказал:
— Я попробую, как проходят команды.
— Попробуй, — разрешил я и поправил наушники.
Колповский снова нажал черную кнопочку, только на этот раз на более продолжительное время, снова мигнула красная лампочка, и так раздражавший меня шум уплыл куда-то в космическое пространство. Колповский несколько раз повторил свои манипуляции, и, повинуясь его пальцу, шум то появлялся, то пропадал, словно его издавал какой-то неведомый оркестр, подчиняющийся движению дирижерской палочки.
Наконец, Колповский оставил аппарат во включенном состоянии и удовлетворенно поднял большой палец: дистанционное управление работало безотказно! Теперь оставалось убедиться, что микрофон находится именно там, где ему надлежало находиться. А для этого надо было подождать, когда в контролируемое помещение войдет какая-то живая душа и произнесет какую-нибудь фразу, которая и позволит сделать окончательный вывод.
Мы успели выпить по чашке кофе, поговорить о том о сем, пока наконец в ставший уже привычным шум кондиционеров вплелись какие-то ритмические звуки, потом послышался звук открываемой двери, снова ритмические звуки, только на этот раз более громкие и потому узнаваемые, затем серия каких-то непонятных звуков, и вдруг (о, чудо!) шум кондиционеров внезапно стих, и я совершенно четко, как будто говоривший находился совсем рядом, услышал:
