Лев Златкин - Охота на мух. Вновь распятый

Волна с шумом хлестанула по валуну у берега, да так сильно, что брызги долетели до Никиты, и он сразу же почувствовал на губах солоноватый привкус, какой бывает у крови и моря, может быть, потому, что жизнь на земле обязана морю, как напоминание о колыбели, в которой была вынянчена земная сущность.

В школу Никита успел на последний урок. Удивительно, но класс встретил Никиту радостными возгласами, этого Никита не ожидал. Один Игорь остался верен себе и съязвил: «Стальной у нас вожак, комсомолия! Любой об него зубы сломает!»

Но его не поддержали. Акиф, на что уж всегда молчаливый, эдакий восточный красавец с огромными черными глазами и с длинными, как струны, ресницами, томный и приторный своей слащавостью, что почему-то так нравилось многим девочкам, и тот не выдержал и оборвал Игоря: «Слушай, тебя даже на похороны опасно приглашать, балаган устроишь».

Как только Никита сел на свою парту, Мешади придвинулся к нему и зашептал: «Пытали или только били?» «На очную ставку водили!» — в рифму ответил Никита и усмехнулся.

«Манкурт, Зомби! — застучало в черепной коробке, там, где согласно учебнику биологии располагался мозг. — Зомби, зомби! Манкурт, манкурт, манкурт!»

И холодно посмотрел на Сарвара. Теперь Никита был способен на все. И получи он приказ «поставить к стенке весь класс» — не дрогнул бы, лишь у Агабековой обязательно проверил, вся ли у нее кожа столь бела и нежна, как то, что она показывает всем.

10

Елена Владимировна, мать Игоря, вызвала к себе в комнату Варвару и сказала ей, без обиняков, в лоб:

— Ты мне все за спиной рожи корчишь, а пора тебе отплатить за мою доброту. Как-никак я тебя спасла от Сибири, кулацкая дочь.

— Я и так делаю все, что могу! — насупилась Варвара.

Начало разговора не сулило ей, как показалось, ничего хорошего. Хотя комиссар после той ночи не появлялся в ее комнате, она не была уверена, что хозяйка не знает о той ночи. Комиссар приезжал теперь лишь утром, когда хозяйка была на ногах, но кто знает, кто знает.

— Скажу тебе прямо: сын меня беспокоит, — глядя прямо в глаза Варваре, продолжала Елена Владимировна, — шляется допоздна, мне донесли, что видели его на «парапете», где шлюхи собираются и гетвараны.

Варвара фыркнула, столь смешным ей показалось это слово в устах хозяйки. Елену Владимировну ее фырканье разозлило:

— Ты мне не фыркай! — разоралась она с ходу. — Не то выставлю на улицу, прямая дорога в их компанию, или по этапу пойдешь. Одним словом, сегодня ночью сама явишься в комнату Игоря.

— Стыдно мне самой, хозяйка! — запротестовала, покраснев, Варвара. — Все-таки я — девушка!

— «Стыдно, у кого видно!» — отпарировала Елена Владимировна. — Делай, что говорю. Ждать она, видите ли, будет, когда мой сын к ней заглянет. Дождешься! Сынуля сифилис подхватит, тогда я тебя за Чукотку отправлю.

— За Чукоткой уже не наша земля! — охотно пояснила Варвара, любившая в отсутствие хозяев порыться в их библиотеке, читая все подряд, что попадется под руку, что ни приглянется. — В прошлом еще веке продали.

— Что продали? — взвилась Елена Владимировна. — Дура безграмотная! Ты понимаешь хотя бы, о чем я с тобой речь веду?

— А чего уж тут понимать? — усмехнулась Варвара. — Под сына подкладываете, чтобы он сифилис не подхватил.

— Я буду тебе платить! — по-доброму обнадежила служанку Елена Владимировна. — Конечно, не так, как платят шлюхам, ты на всем готовом.

— А как порядочным платят? — перебила хозяйку Варвара. — Неужели вы и это знаете?

Елена Владимировна намека не поняла.

— Не бойся, не обижу! — заявила она. — Да у тебя и выбора нет. Иди, помойся!

Варвара ушла к себе в комнату. Выбора у нее действительно не было.

«Даже на панель пойти и то эта стерва не даст! — размышляла она. — На край света загонит!»

Нельзя сказать, что предложение Елены Владимировны возмутило Варвару. Она сама частенько с вожделением посматривала на крепкое и свежее мальчишеское тело Игоря, и тогда нежность переполняла ее душу, распаляя страсть в теле, жаждущем любви и ласки. Игорь ей даже снился по ночам. Его отец, кроме боли, ничего ей не дал, не принес успокоения, оставив лишь страх ожидания критических дней.

Она послушалась совета хозяйки и первым делом сходила в ванную помыться. Ванная ей очень нравилась, и не сравнить с «черной» банькой, никаких тебе хлопот: с раннего утра затопи, каменку раскали, а от пара у нее вообще голова кружилась и сердце щемило, иной раз так прихватит, что голой выскакивала в холодные сени, а то и в сугроб за порогом, только очень редко они бывали, эти сугробы. Одним словом — удобства по высшему разряду. Мало в каких домах они находились, эти удобства: большая кухня, раздельные ванная и туалет. Обычные люди готовили на общей кухне, пользовались общим туалетом и ходили мыться в общую баню: в мужское или женское отделения. Правда, в последнее время в банях открылись отдельные номера, но мужчину с женщиной туда пускали только по предъявлению паспортов, в которых стоял штамп о регистрации брака. Большой доход приносили эти отдельные номера дирекции бань. Часто штамп о регистрации брака заменял кредитный билет, вложенный в паспорт. И бани постепенно превратились в своего рода публичные дома.

У Варвары все валилось из рук, работа не шла совершенно. Елена Владимировна зашла на кухню, увидела ее растерянность, но ничего не сказала, даже не обругала «дурой» или «коровой», лишь сухо сказала:

— Я к портнихе! Буду нескоро!

И, резко развернувшись, быстро ушла, хлопнув входной дверью.

— Знаем, к какой ты «портнихе» ходишь, лярва! — взъярилась Варвара.

Необычайное волнение, ни разу в жизни не испытанное ею, теперь ощущала она. А время тянулось, как назло, медленно, словно кто приклеил стрелки к циферблату. Варвара была дома совершенно одна. Комиссар не появился сегодня, верхушка устроила «загул» на государственной даче: обильные возлияния, девочки. В семьях, естественно, было объявлено, что «секретное совещание» продлится долго.

Когда Игорь явился из школы, Варвара стала кормить его, все время стараясь задеть бедром или грудью. Халатик она одела прямо на голое тело, бесстыдно подумав: «все одно снимать». Поэтому, когда она ставила перед Игорем очередную тарелку, ухаживая за объектом своего желания и хозяйкиного задания, она так изгибалась и наклонялась, открывая все, что открывалось, что соблазнительные картины, внезапно открывшиеся перед мальчишкой, находящимся в самом расцвете полового созревания, не могли оставить его равнодушным. Святой бы соблазнился, глядя на столь молодое и свежее тело. Игорь уже с трудом жевал сразу ставшую пресной пищу, и скулы сводило, брюки вздулись парусом между ног, до боли, не давая дороги восставшему мужскому естеству, а желание плоти стало до того непереносимым, что Игорь против своей воли простонал и незаметно поправил брюки, освобождая из плена мертвой материи живую плоть.

— Косточка на зубик попала? — лукаво осведомилась соблазнительница, услышав стон, прекрасно осознававшая и видевшая, что творится с мальчишкой.

— Так! — неопределенно промямлил Игорь. — Есть не хочется.

— Устал от занятий, бедненький? — пожалела притворщица, от которой не ускользнуло движение его руки. — Иди в постельку, отдохни. А хочешь, я тебе постелю?

— Хочу! — сквозь зубы, скулы свело, пожелал Игорь.

— Иди за мной! — скомандовала Варвара и пошла из кухни, не оглядываясь, и так знала, что пойдет за ней, как привязанный.

В комнате Игоря Варвара бесцеремонно сбросила со спартанской постели Игоря одеяло, которым была застлана постель вместо покрывала, и так же мгновенно скинула халатик со своего голого тела.

— Раздевайся! — приказала она остолбеневшему от вида женской наготы Игорю. — Что застыл столбом?

Игорь дрожащими руками стал расстегивать рубашку, путаясь в пуговицах онемевшими пальцами. Варвара подошла к нему и, ни слова не говоря, быстро и ловко, словно всю жизнь только этим и занималась, раздела юношу и покраснела от смущения. Она тоже увидела впервые в своей жизни голого мужчину. Быстро преодолев смущение, она нежно взяла Игоря за руку и увлекла за собой в постель.

11

Восточному красавцу Акифу очень нравилась Деля Агабекова, но Агабековой очень нравился славянский красавец Никита Черняков. Вечная неразбериха. Еще Пушкин, со свойственной ему гениальностью, тонко подметил: «Что нам дано, то не влечет, нас беспрестанно змий зовет к плодам, к таинственному древу. Запретный плод нам подавай, а без него и рай — не рай…»

Никита уже не раз думал, как бы попользоваться ее чувством, однако понимал, что опасность слишком велика: дело в том, что отец Агабековой был полковником милиции, а следовательно, как шепнул однажды Мешади, «большая шишка». Ссориться с ним было себе дороже, и Никита, умело подогревая чувство влюбленной девчонки, не требовал от нее доказательств.