Андрей Пржездомский - За кулисами путча. Российские чекисты против развала органов КГБ в 1991 году

Б.: Понял, понял!

Ф.: Ну, а как насчет… Приход заловил?»

Орлов, наткнувшись на непонятные слова, вопросительно посмотрел на оперативника:

— А что такое «приход заловил»?

— Ну, это про наркотики… Он спрашивает: «Наркотики достал?»

— А! Понятно.

Орлов хотел было продолжить чтение, но сотрудник УБТ протянул руку к листкам сводки:

— Андрей Петрович, там больше ничего про это нет. Только вот то, что вы прочитали.

— А кто такие эти «Ф» и «Б»?

— «Ф» — это наш объект разработки, крупный уголовный авторитет, а «Б» — его близкая связь, тоже еще тот тип! Если б не путч — мы б уже их взяли, по крайней мере на контрабанде! А теперь… — Он только махнул рукой. — Вы поняли, Андрей Петрович, что про вас они тоже говорили?

— Конечно! Только откуда они знают, что у Орлова в сейфе хранятся книжки, которые стоят «бешеные бабки»?

— Мы этого пока не знаем. Знаем только, что у них есть свои люди в МВД. Правда, в одном месте они упомянули какого-то Кузю. Заметили? Только мы еще его не установили. Пока не знаем, кто это.

— А я, кажется, догадываюсь, — задумчиво проговорил Орлов.

За несколько дней до Нового года та же группа оперативников, которая изымала два тома «Библии» Гутенберга, конспиративно доставила раритет в высотное здание Московского государственного университета на Воробьевых горах, расположенное на возвышенности, откуда открывается один из самых чудесных видов на столицу. Глубокой ночью двое сотрудников вынесли из «Волги», припаркованной рядом со входом в главное здание, большую картонную коробку. Еще двое шли рядом.

Беспрепятственно преодолев пост охраны, они поднялись на лифте на девятый этаж, где их ждал еще один сотрудник, который уже отключил охранную сигнализацию и вскрыл помещение. Так же осторожно, как несколько недель назад, они пронесли бесценный груз через дверной проем с массивной деревянной дверью, небольшой холл и оказались в служебном кабинете, в котором находился сейф — прежнее многолетнее пристанище мирового шедевра.

Так же, как и в прошлый раз, они, чтобы случайно не привлечь чьего-либо внимания и не сорвать операцию, не стали зажигать свет в кабинете. Уже знакомые с замком массивного, «сталинского» стиля двухкамерного сейфа, специалисты довольно быстро открыли все, что нужно. Буквально через несколько минут две громадные книги с сияющим тиснением на кожаном переплете заняли свое место среди каких-то бумаг и общих тетрадей, круглых и прямоугольных штампов, сложенных в небольшую коробочку, бумажных пакетов, прошитых толстой черной ниткой и скрепленных в пяти местах сургучными печатями, похожими на раздавленные кусочки шоколада.

— Все в порядке, товарищ майор, — доложил молодой сотрудник, водрузивший «Библию» на прежнее место. — Только я не понял, зачем было все это делать? Сначала тайком достали, а теперь снова положили на место. Не пойму.

— Саня, а тебе ничего понимать и не надо! Начальство сказало — сделали. Это не наше с тобой дело, понял?

— Понял, товарищ майор!

— Ну вот и хорошо! Все? Закончили? Тогда пошли!

Спустя четверть часа оперативная машина, в которой сидели четверо сотрудников госбезопасности, отъехала от главного входа в здание и направилась в сторону улицы Косыгина. В багажнике «Волги» лежала пустая картонная коробка, в которой некоторое время назад находились два тома книги, считавшейся безвозвратно утраченной для человечества. Сорокадвухстрочная «Библия» — первое печатное издание Иоганна Гутенберга, изготовленное им в 1454 году, уникальное произведение, равного которому не было в мире, возвратилась в привычную для нее обстановку, продолжив отбывание сурового наказания в мрачном бронированном застенке. Сорокашестилетний срок заключения, видимо, еще не искупал всех ее грехов.[160]

Глава 6

Сто рублей за Конституцию

К концу декабря всем стало очевидно: объединение госбезопасности с органами внутренних дел оборачивается поглощением одного другим. Более мощная по численности и финансовым ресурсам структура МВД должна была вобрать в себя расчлененную, лишенную четко сформулированных целей и в некотором роде деморализованную структуру госбезопасности. Во главе объединенного ведомства стал приближенный к Президенту Ельцину, пользовавшийся его безграничным доверием Виктор Павлович Баранников. С распадом Союза исчезла необходимость в Межреспубликанской службе безопасности, которую возглавлял Бакатин, и он должен был уйти со сцены. Российский комитет, последние месяцы называвшийся Агентством федеральной безопасности, лежал в руинах. Надежды, которые очень многие связывали именно с АФБ и стимулировали мощный приток в него профессиональных молодых кадров, сыграли с людьми злую шутку. Все оказалось несбыточной иллюзией — Российский комитет рухнул, так и не успев превратиться в мощную спецслужбу, а те, кто попытался связать с ним свою судьбу, оказались либо изгоями, либо нежелательными элементами.

ИНФОРМАЦИЯ: «…Ни от Бакатина, ни от Иваненко судьба МСБ и АФБ не зависела. Она была предрешена политическим руководством России, которое стремилось разрушить "до основания» КГБ СССР и создать новые спецслужбы, обеспечивающие защиту преобразований, произошедших в стране»

Иваненко, освобожденный Президентом от должности, сразу забытый и брошенный своими «демократическими» друзьями, маялся несколько дней, тщетно надеясь на то, что Президент, вице-президент, государственный секретарь или хотя бы кто-нибудь другой из высшего политического руководства вспомнят о нем. Ведь прошло совсем немного времени после августовских событий, в которых он выступал активным участником, был на виду, делал все для того, чтобы избежать эскалации противостояния. Еще вчера он ходил на доклады к Ельцину, приглашался на заседания правительства, выступал в Верховном Совете, участвовал в проработке важнейших документов, встречался с иностранными представителями, давал многочисленные интервью и брифинги, спорил с Бакатиным о судьбах новой структуры безопасности. А сегодня он оказался вычеркнутым из активной жизни. Ему было грубо и беспардонно указано на дверь, как будто он был виноват в том, что произошло в августе, как будто не он со своей командой, а кто-то другой удержал местные управления КГБ от ввязывания в смертельную схватку за власть в стране.

В тот день Орлов с самого утра чувствовал: что-то должно произойти. Долго вынужденное безделье продолжаться не могло. На службе в соседних кабинетах ощущалось уже некоторое оживление. Министр безопасности и внутренних дел Баранников начал интенсивную деятельность по объединению двух ведомств. Каждый день то на Лубянке, то на Житной[161] проходили какие-то совещания, по зданиям госбезопасности группами ходили какие-то люди, с интересом посматривая на окружающих и бросая оценивающие взгляды на кабинеты.

После того как Российский комитет был упразднен, многие из его сотрудников подали рапорта об увольнении из органов. Конечно, масла в огонь подлил указ Президента об объединении. Еще совсем недавно вся система МВД была в оперативном обеспечении чекистов, а сегодня последние сами попадали в зависимость от тех, кого разрабатывали и проверяли. Безусловно, это не сулило многим из них ничего хорошего, особенно тем, кто работал по линии борьбы с коррупцией в органах внутренних дел. Но несмотря на то, что в большинстве коллективов царило уныние и ожидание худшего, жизнь брала свое.

Того, что происходило в стране, по-настоящему понять не мог никто. Распад Союза, разрушение всей системы управления, полная деморализация государственных органов, утрата политических и экономических ориентиров — все это говорило, что страна, набирая ход, катится в пропасть. Те, кто еще вчера, избегая встреч с органами правопорядка, подпольно торговали валютой, ввозили и вывозили контрабанду, пытались на фоне мучительных поисков нового экономического пути обеспечить себе благополучие за счет других, вдруг воочию увидели перед собой огромный пирог, который можно было делить, рвать на куски, давясь и жадно пожирая то, что было создано предшествующими поколениями. Изо всех щелей поползли людишки, похожие на мелких насекомых и червей, которые почувствовали пьянящий запах разложения, суливший им невиданное обогащение и неслыханный взлет. Наступало время неприкрытой подлости и бесчестия, предательства и трусости, дремучих инстинктов и презрения к окружающим. Правда, всего этого большинство людей тогда еще в полной мере не понимало. Было лишь предощущение чего-то тревожного и опасного, что подступало к привычной и достаточно размеренной жизни миллионов.