D.O.A. - Время скорпионов
— На всякий случай напоминаю тебе, что я один из инициаторов всего этого бардака, так что бессмысленно читать мне мораль. Вот дерьмо! — Луи поднялся и принялся мерить шагами комнату. — У меня нет ни малейшего желания завалить все, отправив тебя на бойню.
— Выбора-то у меня особо и нет.
Ведущий офицер снова сел и, схватив автоматический карандаш, записал что-то на белом листке:
— Завтра к полудню пришлю тебе новые инструкции и явки. Проверяй свой BLM![42] — Он отложил карандаш. — Надеюсь, ты прав.
Агент молча покачал головой.
— Ты уверен, что они тебя не раскрыли? Что все это не уловка, призванная заманить тебя в ловушку?
Мужчины внимательно посмотрели друг на друга.
— Маловероятно, не их стиль. Слишком замысловато. Даже если… Пару дней назад меня кто-то навестил. Я думаю, это была последняя проверка, перед тем как посвятить меня в их намерения. Я почти уверен.
Луи согласился:
— Должен тебе сказать, что какие-то люди недавно приходили и к твоим родителям. — Он слегка акцентировал слово „родителям“. — Задавали вопросы. Похоже, твоя легенда держит удар.
Легенда Карима, полностью сфальсифицированная биография, включала двоих пожилых лжесупругов, нанятых за жалованье и живущих на юго-западе Франции. В комплекте с прочими элементами, их существование упрочивало правдоподобность его легенды — маски, под которой он взялся за исполнение своей миссии. Его настоящие родители жили в другом месте, не зная об истинной работе своего сына. В стороне от ее возможных последствий.
— Что еще?
— Ничего особенного с моего последнего рапорта. Ах да, Насер Делиль снова уехал. Похоже, на этот раз надолго. Думаю, он покинул Европу. Полагаю, он скоро наведается в Пакистан. Но к этой информации стоит относиться с осторожностью.
— Запросим подтверждения. Он не входит в число наших приоритетных целей.
— Чтобы закончить с этой темой. Раз или два я видел его с Мохаммедом Туати, но его самый близкий контакт — Лоран Сесийон, обращенный.
— А, душка Джафар. Свой своего ищет. У тебя все?
— Мои последние наблюдения подтверждают связи между мечетью и баром „Аль Джазир“. Я придерживаюсь своих первых предположений, это место встреч и заодно почтовое отделение, а знакомый нам Салах служит им посредником.
— Понял. А теперь сосредоточимся на твоей поездке в Англию».
Луи остановил цифровое записывающее устройство. Теперь он мог расслабиться. Достав из пачки сигарету, он с наслаждением закурил.
— Расскажи о себе. Ты как, держишь удар?
12.05.2001
День тянулся точно в ватном тумане с редкими просветами. Раздавшийся в за́мке слишком рано утром телефонный звонок вызвал острое чувство беспокойства. Ощущение, что все происходит слишком стремительно. Острая боль от случайного укола шпилькой, когда Соня, старинная подруга, делала ей прическу. Крепкая рука отца, стиснувшая запястье в тот самый момент, когда они входили в мэрию Сен-Мало. Пальцы Сильвена, сжавшие ее пальцы. Охвативший ее легкий трепет, когда она ставила свою подпись под датой 12.05.2001 в книге актов гражданского состояния. Ветер, ливень, холод при выходе из ратуши.
«Женишься в дождь — счастье найдешь». Кажется, сегодня Амель слышала это раз пятьдесят.
Холод.
Теперь чуть-чуть потеплело. Она отхлебнула шампанского, и алкоголь сразу ударил в голову. Амель не могла сосредоточиться на болтовне трех своих собеседниц и принялась разглядывать бродивших между столами гостей. Наконец она встретилась глазами с мужем. Муж. К этому ей еще предстоит привыкнуть. Сильвен стоял посреди широкой террасы замка Бонабан со своим дядей и друзьями родителей. Но в этот миг он был только с ней, и его улыбка мгновенно успокоила тревогу новобрачной. Амель остро захотелось оказаться в его объятиях, с ним наедине. Захотелось его.
— Вам бы следовало заняться вашим отцом; похоже, он скучает. С ним никто не разговаривает. — Свекровь отказывалась обращаться к ней на «ты».
Не дожидаясь ответа невестки, она направилась к другим гостям.
Отец Амель в одиночестве пил сок. Он казался растерянным. Родных новобрачной было немного. Бабушка и дедушка по материнской линии поддержали свою дочь и не пришли. Старшей сестре Мириам пришлось остаться в Париже с матерью, чтобы скрасить ее одиночество. Родственники отца жили в Марокко, и ради нерелигиозной церемонии никто не захотел сниматься с места.
Так что со стороны Амель присутствовали лишь несколько друзей. И отец с таким печальным лицом.
Их разделяло всего несколько шагов.
Молодая женщина отвела глаза и опять поймала неприязненный взгляд свекрови. Казалось, та следит за каждым ее передвижением и поступком. Амель переключила внимание на отца и увидела, что к нему как раз подошла Соня. Почувствовав облегчение, она решила, что пора нанести удар в самое сердце неприятеля. Мадам Рувьер-Балимер направилась к мадам Рувьер.
Жан-Лу Сервье оставил два больших дорожных чемодана в своей новой спальне и направился в глубину квартиры, чтобы повесить чехол с одеждой в гардеробную. Он обошел все помещения, чтобы по-настоящему вступить во владение и проверить, все ли работы завершены. Похоже, все было в порядке. Теперь ему не хватало лишь нескольких предметов, пока находившихся в Лондоне, у перевозившей его компании. Они прибудут в следующий вторник.
Остальное он купит по мере необходимости.
Жан-Лу вернулся в спальню. Открыв чемоданы, он вытащил из них несколько вещей. Несессер, большое полотенце и толстый том «Л. А. Квартета» Джеймса Эллроя,[43] который он положил на каминную полку. Затем он расстелил на полу походный надувной матрас и накрыл его легким спальным мешком.
Довольный и проголодавшийся, он решил пройтись по улице, чтобы ощутить дух квартала, где не был со времени своего отъезда из Парижа по окончании учебы.
Карим вручил сменщику ключи от кассового аппарата и стал давать ему последние инструкции. Он объяснил, кто звонит, куда и сколько времени, а также порядок ожидания соединения. Затем, оставив многоязыкий шум переговорного пункта, он пошел вверх по Севен Систерс-роуд. Феннек работал три раза в неделю, просто чтобы помочь. А значит, бесплатно. Остальное время он получал религиозное образование.
Он шел скорым шагом, торопясь попасть в свой квартал, где жил вместе с несколькими соучениками по мусульманской духовной школе. Все их передвижения отслеживались. Малейшее замеченное опоздание становилось объектом бесконечных внушений.
Вскоре Карим миновал вокзал Финсбери-парк и свернул на Фонтхилл-роуд.
Кое-какие лавочки еще оставались открытыми: старый «Севен Элевен»,[44] несколько «Текэвэй»[45] с разнообразными блюдами. Почти всеми владели египтяне или пакистанцы. В этом квартале белое лицо встречалось редко. Единственными иностранцами были ямайцы, составляющие значительную местную общину.
Карим чувствовал себя одиноким, уязвимым.
Через десять минут он добрался до дому, где его, как всегда, встретил спертый и влажный воздух их жилища. Здесь, точно джинны в запертой бутылке, скрытые от посторонних глаз, проживали с десяток мужчин. И это ощущалось — как в прямом, так и в переносном смысле. Они занимали английский двухэтажный домик из серого кирпича, похожий на все соседние. Здесь на двух уровнях были оборудованы три спальни и общие комнаты: кухня-столовая и ванная. Быт был сведен к самому необходимому: кое-какое электрооборудование и посуда, зачастую грязная, стол, несколько стульев и матрасы не первой свежести, разложенные прямо на полу.
Максимум тесноты и неудобства, минимум обособленности.
Учащиеся выходили из дому только на занятия, для «помощи общине» или за провизией. Они имели право читать лишь то, что им посчитали нужным дать. Чаще всего это были местные исламистские газетенки. И все же Кариму удавалось пробежать глазами первые полосы газет в магазинах. К тому же однажды он сумел связаться с руководством, чтобы проинформировать о своем местонахождении. Теперь они знали, где он. Что было абсолютно бесполезно: в случае необходимости у них не будет никакой возможности вмешаться. Он предоставлен самому себе.
— В ближайшее время уехать на Север… — Обрывки разговоров по-арабски доносились из кухни. — В Шотландию…
Неожиданно войдя в комнату, агент застал там двоих своих товарищей-алжирцев, беседующих за чашкой кофе.
— Ассалам Алейкум. Что там с Шотландией?
Стоило Кариму появиться в дверях, они умолкли и, окинув его с головы до ног внимательными взглядами, заговорщицки переглянулись. Наконец один из них все же сдержанно ответил ему:
— Вроде мы должны разбить там учебно-тренировочный лагерь, чтобы готовиться к боям.
Карим не показал, что он думает об этой форме закалки под фундаменталистским соусом. И все же, если они говорят правду, эта небольшая экскурсия относится скорее к разряду хороших новостей. Ради нее они хотя бы на некоторое время покинут эту крысиную нору.
