Грехи наших отцов - Оса Ларссон
Между тем подали десерт – домашнее мороженое с морошковым вареньем.
Все женщины старались втянуть Анну-Марию в разговор. Они задавали вопросы о темных зимах. Неужели не страшно так долго не видеть солнца? И так хотели хотя бы раз в жизни, одним глазком увидеть настоящее северное сияние или полярную ночь… А олени? Их ведь можно встретить в Риксгренсене или как?
Стокгольмских подруг Ребекки интересовали комары и январские морозы, и не в последнюю очередь – работа в полиции. У Софии был знакомый полицейский, поэтому она имела некоторое представление обо всем этом.
– Это нужная работа, – сказала Анна-Мария. – Я с гордостью ношу синюю полицейскую форму.
Все, конечно, согласились. Действительно, очень нужная и важная работа. Куда важнее того, чем занимаются они. Анне-Марии сразу расхотелось развивать эту тему. С какой стати напрягаться, в самом деле?
Из опыта работы в полиции Мелла знала, что и за самым роскошным фасадом далеко не всегда все благополучно. Насилие, попытки суицида, наркотики – неужели эти женщины никогда не сталкивались ни с чем подобным? «У них свои заботы, – подумала она. – Они же люди. А я несправедлива по отношению к ним».
Но она уже не имела сил выбраться из этой ямы. Ела быстро, как будто боялась куда-то опоздать. И с горячим, и с десертом расправилась раньше остальных. Все мы родом из детства, что здесь поделаешь?
Ребекка опьянела еще больше, стала шумной и несдержанной. Софии захотелось настойки, и на столе появилась жестяная банка. Ребекка затянула финскую застольную песню, и дамы наперебой стали блистать познаниями в финском. «Ei saa peittää»[63] – эту надпись на батареях видели все.
Анна-Мария не могла смотреть на Ребекку, которая, похоже, хотела казаться пьяней, чем есть, и явно переигрывала. Она готова была спорить, что в банке – обычная водка из «Сюстембулагета».
На столе появились сыры, которые гостьи привезли с собой, и разговор зашел о сырах, винах и французских деревнях. Анна-Мария вышла в туалет, где старалась вести себя так, чтобы ее не было слышно.
– Что будет с погодой? – спросила бледная Клара, когда Мелла вернулась. – Прояснится, как думаешь? Здесь хорошо, но хотелось бы увидеть и горы.
Все открыли «Гугл», и Ребекка прочитала вслух, что погода ожидается переменчивая, но без снега. Это так? Все посмотрели на Анну-Марию так, будто она умела гадать по оленьим внутренностям. Мелла пожала плечами – ни малейшего понятия.
– Как все-таки здесь здóрово, – сказала Клара, которой уже приходилось кататься на лыжах в Риксгренсене. – Я готова платить и дальше, лишь бы Норрланд продолжал жить.
– Что ты имеешь в виду? – насторожилась Анна-Мария.
Это прозвучало жестче, чем она рассчитывала. Разговоры сразу стихли.
– То, что провинция живет, важно для всей Швеции. Включая городских воробушков вроде меня.
«Воробушек, – повторила про себя Анна-Мария. – Вот оно что…»
Клара схватила «Лесную звезду»[64] и налила всем, включая себя.
Ребекка как будто протрезвела на несколько секунд. Анна-Мария, избегая смотреть ей в глаза, в задумчивости качнула свой бокал.
– Я действительно не поняла насчет Норрланда, – громко сказала она. – Норрланд – это шестьдесят процентов территории Швеции. Я предпочитаю все-таки различать Стокгольм, Мальмё и Вестерос. Но если уж говорить о Кируне, то у нас нехватка жилья и совсем нет проблемы безработицы. Шахта принадлежит государству, и прибыль за последние десять лет составила свыше тридцати миллиардов крон. Все это ушло в Стокгольм. Поэтому если кто и должен платить, чтобы мы жили, то точно не вы. Нет, мы рады, что есть работа, я не об этом. Мало того, что нам возвращаются жалкие крохи от того, что от нас уходит, мы же еще вдобавок оказываемся нахлебниками, вот что обидно. То же касается лесов и рек. И совсем не обязательно так и должно быть. В некоторых странах часть налогов с предприятий остается в том регионе, где они находятся. Так что выкачивать деньги, ничего не давая взамен, там не проходит. Правда, Ребекка? Ты же налоговый юрист…
Несколько бесконечно долгих секунд над столом висела тишина, а потом все услышали ответ Ребекки:
– Я не эксперт по международному налоговому праву.
Анна-Мария была так разочарована, что прикрыла глаза и надавила на веки подушечками пальцев. «Ну все, теперь с меня точно хватит», – подумала она.
– Спасибо за ужин. Мне пора, иначе кое-кому придется откапывать меня из-под снега. – Поднялась и пошла к двери.
– Не уходи! – Ребекка, вскочив, опрокинула стул.
Ее поддержали еще несколько слабых голосов:
– Не уходи!
– Останься!
Но Мелла уже рванула с вешалки куртку.
В дверях она обернулась:
– Если б органы власти и все предприятия располагались бы в небольших городах, мы, налогоплательщики, сэкономили бы миллиарды только на аренде, за которую власти платят собственникам недвижимости. Не говоря уже о том, что наша молодежь, получив образование, могла бы вернуться домой и работать здесь. А уж как бы выросла стоимость ваших вилл…
Анна-Мария махнула рукой, развернулась и пошла по лестнице. Ребекка бросилась следом.
– Вернись! – закричала она. – Что, черт возьми, случилось?
Анна-Мария открыла входную дверь и осторожно, чтобы не поскользнуться, стала сходить с крыльца.
– Остановись! Ты не можешь вот так просто взять и уйти! Как ты вообще собираешься добираться до дома?
– Я позвоню Роберту, – ответила Анна-Мария. – Он заберет меня.
Она вытащила телефон, но Ребекка тут же вырвала его из рук Меллы.
– Мы вызовем такси, – сказала она. – За мой счет.
– Прекрати, – зашипела Мелла. – Немедленно верни мне телефон.
Она протянула руку, но Ребекка сунула телефон Анны-Марии в карман.
Мелла вспыхнула от злобы и толкнула Ребекку обеими руками, так что та упала задом в снег. Анна-Мария склонилась над Ребеккой и потянулась к ее карману. Та схватила Меллу за руку и повалила за собой.
– Ну ты… немедленно отдай мой телефон…
Они стали бороться. Ребекка сопротивлялась, как дошколенок, который отказывается надевать комбинезон. Но она была пьяна и неуклюжа. Анна-Мария заломила ей руку за спину.
Дверь открылась, и
