Патриция Корнуэлл - Последняя инстанция
— Да, и мы не далее как несколько дней назад делали анализы с тринадцатью локусами вместо четырех или шести, — отвечаю я. — Я так поняла, что в этих профилях имеется масса идентичных аллелей, однако есть и различия. Чем больше проверяешь, тем больше всплывает различий. В особенности это показательно для изолированных сообществ. И если взять семейство Шандонне, в их случае тоже, я полагаю, присутствует некоторая изолированность: эти люди живут на острове Святого Людовика сотни лет, и женились, вероятно, на себе подобных. В некоторых случаях единокровные браки, инбридинг между двоюродными и троюродными сестрами и братьями, могут повлечь за собой и такие врожденные дефекты, какими страдает Жан-Батист. Переженившись, родственники лишь увеличивают вероятность подобного генетического сбоя.
— Надо непременно провести повторный анализ семенной жидкости по делу Сьюзан, — решает Бергер.
— Ваши лаборатории и без того их проведут, поскольку Шандонне обвинен в убийстве, — отвечаю я. — Разве что вы можете поднажать на тамошних специалистов, чтобы поторопились.
— Эх, надеюсь, это не окажется кто-нибудь другой. — Бергер опускает руки. — Если при повторном анализе ДНК не совпадут, будет просто ужас. Плакал тогда мой процесс.
И она права. Такой исход полностью сведет на нет аргументацию обвинения. И даже Бергер, пожалуй, придется попотеть, дабы убедить присяжных, что именно Шандонне убил Сьюзан. Как же, ведь его ДНК не совпадает с ДНК семенной жидкости, извлеченной из ее тела.
— Пусть Марино сдаст в ричмондские лаборатории почтовые марки и все скрытые отпечатки, — добавляет она. — И еще, Кей, я бы попросила вас без свидетелей даже не касаться этой папки. Больше ничего не просматривайте. Будет лучше, если вещественные доказательства представит кто-нибудь другой, а не вы.
— Понимаю. — Снова напоминает, что и на мне лежит подозрение в убийстве.
— Ради вашего же собственного блага, — добавляет она.
— Миссис Бергер, а если бы вы узнали о тех письмах и о произошедшем с Бентоном, что бы вы подумали, услышав о его убийстве?
— Не говоря уже о том, что я была бы страшно потрясена и опечалена? Я бы решила, что его убил тот, кто угрожал. Да, это первое, что приходит в голову. Впрочем, когда стало ясно, кто его убийцы и когда их пристрелили, я не додумалась копать дальше.
— И учитывая то, что письма с угрозами посылала ему Кэрри Гризен, самое худшее она написала, судя по всему, в день гибели Сьюзан.
Молчание.
— Похоже, надо проверить, не выплывет ли что-нибудь в этой связи. — Тут моя позиция тверда. — Возможно, Сьюзан была первой жертвой Шандонне в нашей стране, и когда Бентон начал разнюхивать да копать, он подобрался слишком близко к кое-чему другому, имеющему отношение к преступной группе. Кэрри была жива, находилась в Нью-Йорке, когда Шандонне прибыл сюда и убил Сьюзан.
— И есть вероятность, что Бентон нечто заподозрил. — В голосе Бергер звучит нотка сомнения.
— Более чем вероятно, — отвечаю я. — Я знала, какой он и как мыслит. Для начала: с чего вдруг ему таскать с собой эту папку, везти ее в Филадельфию, если не было причин подозревать, что все странности имеют отношение к деяниям Кэрри и ее дружка? Они убивают людей и срезают им лица. «Посвящают в уроды». А из полученных писем, по-моему, ясно следует, что и он был в списках на «посвящение», как, черт побери, и вышло...
— Мне нужно снять копии с тех документов, — отрезает Бергер. По ее тону ясно, что она хочет поскорее закончить разговор и освободить телефон. — У меня дома есть факс. — Диктует номер.
* * *Отправляюсь в кабинет Анны и следующие полчаса снимаю ксерокс с содержимого папки «По инстанции», потому что ламинированные документы в факсимильный аппарат не помещаются. Марино прикончил бургундское и снова улегся почивать на кушетку, где я его и обнаруживаю, вернувшись в гостиную. Люси с Макговерн сидят у очага и разговаривают, продолжая расписывать сценарии, которые час от часу становятся все более дикими: сказывается количество выпитого. Рождество набирает обороты и мчится прочь. Наконец, в половине одиннадцатого, доходит очередь и до подарков. Марино, покачиваясь во хмелю, изображает Санту, вручая коробки с дарами. Из кожи вон лезет, изображая веселость. Впрочем, сам он мрачен и шутки его с горчинкой. В одиннадцать раздается звонок. Бергер.
— «Quid pro quo»? — без долгих предисловий начинает она, цитируя выдержку из письма от пятого декабря девяноста седьмого года. — Много ли на свете не испорченных юридическим мышлением людей, которые будут использовать этот термин? Так, идейка сумасбродная, но мне просто интересно — нет ли какого способа обзавестись ДНК Рокки Каджиано? Может, не стоит гнать лошадей? Не слишком ли быстро мы приняли за данность, что Кэрри — автор писем. Может, конечно, и она. Хотя не исключено и иное.
Начинаю распаковывать сложенные под елкой рождественские подношения и не могу сосредоточиться. Пытаюсь улыбаться, изображаю безмерную благодарность, хотя и дурачить никого не собираюсь. Люси преподнесла мне часы «Брайтлинг» с корпусом из нержавеющей стали, модель «В-52»; Марино расщедрился на купон на годовой запас дров, которые он самолично пообещался доставить и порубить. Люси понравилось ожерелье, которое я лично для нее заказала, а кожаная куртка от нас с Люси вполне пришлась по вкусу нашему громиле. Анна наверняка бы залюбовалась расписной хрустальной вазой, которую я для нее раздобыла, только теперь она уже где-то на межштатке 195. Все как-то быстро расправляются с подарками, и слишком много осталось незаданных вопросов. Убирая скомканные ленточки и рваные обертки, делаю знак Марино, что мне нужно переговорить с ним с глазу на глаз. Уединяемся на кухне. Он весь день поддерживал себя в некой стадии опьянения: набирается Пит, надо сказать, регулярно. И не без оснований.
— Может, не надо так усердствовать? — говорю ему, наливая нам по стакану воды. — Так делу не поможешь.
— Ни в прошлом, ни в будущем. — Марино растирает руками лицо. — Все равно, упьешься вдрызг, а разницы никакой, не легче. Хреново на душе. Как же все тухло. — Он устремляет на меня туманный взгляд. Глаза красные, затекшие. У Марино такой вид, будто он вот-вот расплачется.
— У тебя, случайно, нет ничего, откуда можно было бы взять ДНК Рокки? — без обиняков спрашиваю я.
Он вздрагивает как от удара.
— Что тебе рассказала Бергер? Это ведь она сейчас звонила? Что там насчет Рокки?
— Она прорабатывает версии, и только, — отвечаю я. — Под подозрение попадают все, кто как-то связан с нами или Бентоном и мог быть замешан в темные делишки. Сразу приходит на ум Рокки. — И потом я рассказываю ему, что поведала мне Бергер о Бентоне и деле Сьюзан Плесс.
— Так ведь он получал эти извращенческие записочки и до убийства Сьюзан, — резонно замечает Пит. — С чего вдруг кому-то понадобилось парить ему мозги еще раньше? И зачем это, к примеру, тому же Рокки? Ты ведь подумываешь, будто Рокки слал ему всю эту гнусную корреспонденцию?
Не могу ответить. Я просто не знаю.
— Хорошо, можешь взять от нас с Дорис ДНК, потому что от Рокки у меня ничего не осталось. Ни волоска. Мы ведь подходим, да? Если взять ДНК матери с отцом, тогда можно сравнивать что-то наподобие слюны, верно?
— Можем проследить генеалогию и по крайней мере будем знать, стоит ли вычеркнуть твоего сына из списка вероятных кандидатов на те марки.
— Ладно, — выдыхает он. — Если вам нужно, значит, сделаем. Можно я закурю, раз уж Анна отчалила?
— Я бы на твоем месте не посмела, — отвечаю. — А как насчет пальчиков Рокки?
— Забудь. Кстати, я так понял, что Бентону с отпечатками не повезло. Смотри, ведь если он отдавал письма на дактилоскопию, то тем, судя по всему, дело и закончилось. И знаешь, есть во всем этом один неприятный момент. Тебе обязательно так уж надо здесь копаться? Устраиваешь охоту на ведьм только ради того, чтобы отплатить крысенышу, который посылал Бентону эту тухлятину и, возможно, запачкал руки его кровью. Может, не стоит? Смысла не вижу. Тем более если это делала Кэрри. Она мертва, док. Так пусть себе гниет.
— Нет, смысл как раз есть, — говорю я. — И я хочу узнать, кто посылал ему эти письма.
— Н-да. Как он и говорил, кончилось все «Последней инстанцией», — размышляет Марино. — Ведь это наша компашка, собственной персоной, разбирает дело о его насильственной смерти. Пожалуй, что-то в этом есть.
— Как думаешь, он взял с собой в Филадельфию эту папку, чтобы мы с тобой наверняка ее получили?
— При условии, что с ним что-то случится?
Киваю.
— Не исключено, — отвечает Марино. — Боялся, долго не протянет, и на крайний случай решил перестраховаться. Только уж очень все как-то странно. Не больно-то Бентон многословен. Он словно опасался, как бы кто другой не подглядел. Для чьих-то глаз это не предназначалось. Тебе не кажется забавным, что в папке ни одной фамилии? Будто он подозревал кое-кого, да вот никому не рассказывал?
