Джон Кризи - Инспектор Вест в ужасе

Снаружи ветер небывалой силы поднимал на реке настоящие морские волны. Мужчина и женщина поддерживали руками шляпы и, согнувшись, бежали по тротуару, стараясь перебороть ураган. На одной девушке пластиковый плащ так плотно прилип к фигуре, что она в нем походила на скульптуру.

Роджер впервые видел Темзу такой грозной, а небо таким серым. Но дождя не было.

Он просмотрел все бумаги на столе, не найдя в них ничего примечательного, за исключением рапорта из Ричмонда касательно Бирвитца.

На его столе зазвонил один из телефонов.

— Алло, Вест слушает.

— Зайди-ка ко мне, Красавчик.

Это был помощник комиссара Гарди. «Красавчик» служило верным признаком его благоволения. Если бы Гарди сказал «Вест», значит он был чем-то раздражен или взволнован.

— Через десять минут, ладно?

— Но не дольше.

— Договорились, сэр, — ответил Вест.

Такое «сэр» всегда было полезным при разговоре с Гарди, который выслужился из рядовых полицейских и поэтому не пользовался авторитетом среди старых сотрудников. В Ярде у Гарди не было ни близких, ни таких людей, на которых он мог бы положиться. Пожалуй, Роджер относился к нему лучше других, однако в Гарди было нечто такое, что мешало им сблизиться.

Роджер еще раз просмотрел рапорт Бирвитца, потом позвонил в Ричмондский госпиталь справиться о Диббле.

— Опасность миновала, мистер Вест, — ответил дежурный.

— Это точно?

— Теперь вообще никакой опасности, тяжесть побоев была сильно преувеличена.

— Прекрасно. Большое спасибо.

Он позвонил Нанну, но того не было на месте. Он попросил передать ему, чтобы он непременно ему позвонил, потом вызвал сержанта подежурить у него в кабинете, пока он будет отсутствовать, взял рапорт Бирвитца и отправился к Гарди.

Кабинет помощника комиссара находился этажом ниже в гораздо более просторном и красивом помещении, чем то, которое было предоставлено Роджеру. Окна тоже выходили на набережную, но здесь не было такого прекрасного вида, как наверху.

Гарди, широкоплечий, плотный человек, был одет в хорошо сшитый серый костюм и модную шелковую рубашку. Он сидел с суровым видом за своим столом, не смея улыбнуться, видимо, стараясь таким путем придать себе значимость.

— Ага, входите и садитесь.

На столе лежало несколько развернутых измятых газет, в четырех из пяти было подробно расписано «нападение» Бирвитца на Диббла, который, якобы, находится при смерти.

— Как этот Диббл?

— Выкарабкался.

— И то хорошо. Если бы он умер, нам бы с прессой пришлось туго, а сейчас это очень некстати. Вы говорили, что вчера видели Бирвитца.

— Да.

— И какое впечатление?

— Натянут, как струна.

— Почему, не знаете?

— Нет, но собираюсь сегодня же узнать, если только удастся, меня на это благословил сам Нанн. Я бы пошел к Бирвитцу уже вчера, но решил, что время выбрано неудачно. Конечно, это могло быть просто совпадением.

— Очень может быть, — согласился Гарди.

Выудив из стакана толстый красный карандаш, он ткнул им в газету и спросил:

— А это вы видели?

— Все до одной.

— Во всяком случае хорошо, что «Глоуб» на нашей стороне.

— Очень жаль, что у Диббла в кармане и правда не было оружия, — заметил Роджер.

Откинувшись на спинку кресла, он задумчиво добавил:

— «Глоуб» подчеркивает, что получил сведения от жены Бирвитца. Похоже, что он опомнился, выйдя из кабинета Нанна. У него он был просто сам не свой. Я его сегодня непременно повидаю.

Гарди вертел карандаш между пальцев, его красный цвет мог по яркости сравниться с неоновыми лампами. Губы у помощника комиссара надулись и стали выглядеть очень толстыми. Многие в Ярде считали эту привычку Гарди позерством, но Роджер был уверен, что его начальник все это проделывает в минуты растерянности, обдумывая создавшееся положение.

— Хорошо, — сказал он наконец, — но только не поддавайтесь уговорам, Красавчик. Если ему действительно показалось, что этот тип намеревался стрелять, одно дело. Если же нет — другое. Боюсь, что если мы своими силами не справимся с этим делом, нам не избежать официального расследования в Министерстве внутренних дел. В лучшем случае будет целая куча вопросов и запросов из парламента, потому что если мы допустим Бирвитца к работе, наши неприятности лишь утроятся, нас станут упрекать в том, что мы распустили своих сотрудников и им теперь все сходит с рук. Пожалуй, для нас было бы спокойнее обойтись с Бирвитцем покруче, показать, что мы не потерпим фактов превышения полномочий. Так что поезжайте и выясните, не солгал ли он.

Роджер негромко сказал:

— Хорошо, я проверю.

Он не уходил, изредка бросая на своего начальника вопросительные взгляды, не сомневаясь, что Гарди еще не закончил.

— … и завтра же обо всем доложу.

— Прекрасно. Но это далеко не все. Есть еще второе дело. Оно мне не нравится, весьма не нравится. Если про это дело пронюхает пресса, то на фоне истории с Бирвитцем это будет равносильно тому, что мы пустим волка в овчарню.

В привычках Гарди было всегда говорить обиняками, так же, как в привычках Веста — сразу же брать быка за рога, когда он видел, что Гарди еще долго будет ходить вокруг да около.

— Сейчас у нас есть основания подозревать пятерых сотрудников в том, что они брали взятки или даже изменяли свои показания в суде, — сказал он ровным голосом, — а где есть материалы на пятерых, там можно предполагать целых пятьдесят.

Гарди еще быстрее вертел в пальцах карандаш.

— Положение — хуже не придумаешь, — пожаловался он. — Комиссар требует у меня к концу недели полнейший отчет и настаивает, чтобы я поручил специально это дело одному человеку, Красавчик. Так вот, вы самый подходящий кандидат.

— Вы — шеф, мое дело выполнять распоряжения.

— Рад, что вы это так восприняли, — воскликнул Гарди, и Роджеру стало ясно, почему он так нервничал.

— Понимаю, что поручение не из приятных. Шпионить за собственными коллегами, кому такое может быть по душе? Но если речь идет о коррупции в крупных масштабах, то мы обязаны во всем разобраться… Как далеко можете зайти вы с дивизионными начальниками?

— Кое-что я им расскажу, но пусть они думают, что мы интересуемся какими-то отдельными случаями. Э-э…

Роджер замолчал, слегка улыбаясь.

— Да?

— Могу ли я действовать совершенно самостоятельно?

Гарди было нахмурился, потом неожиданно широко улыбнулся:

— Вы имеете в виду, разрешу ли я вам самому определять свою линию поведения в отношении других? Да, Красавчик, можете действовать на свой страх и риск. Я же ставлю единственное условие: пусть никто не знает, что вам поручено такое дело… Коль скоро про это пронюхают, то вам начнут подсовывать много фальшивого материала, чтобы сбить со следа.

— Правильно, — согласился Роджер.

Немного помолчав, он спросил в упор:

— Так вы считаете, что в наши ряды уже глубоко проникла коррупция?

— Ну, я бы так далеко не заходил, но опасаюсь, что такое может случиться. Факты говорят сами за себя… За последнее время мы проиграли пять совершенно бесспорных дел в разных дивизионах потому, что полицейские, дававшие показания, в последнюю минуту начинали говорить не то, что положено. Взять хотя бы того же Бирвитца. Можно ли сказать, что он справился с поставленной перед ним задачей?

— Да, показания он давал неуверенно.

— В том-то и дело.

Гарди поднялся и совершенно неожиданно протянул Роджеру руку.

— Олл-райт, Красавчик. Спасибо вам. Подобной работенкой много лет назад пришлось заняться и мне, когда возникло аналогичное дело в самом начале моей инспекторской деятельности. Отчасти это является причиной того, что кое-кто из наших сотрудников хотел бы услышать о моей отставке. Я был вынужден некоторым людям доставить массу неприятностей и… Наверное, вы помните Кеннеди?

— Да, — спокойно ответил Роджер, — вот уж кого я ни разу не пожалел! Он никогда не был настоящим полицейским. Говорят, уйдя из полиции, он благоденствует…

— Знаете, он был моим другом, — смущенно пробормотал Гарди, — а после того, как его выгнали, не так-то просто было подружиться с кем-то еще. Я утратил веру в людей… У меня было совершенно безвыходное положение. Если бы я ему своевременно намекнул, он на некоторое время перестал бы валять дурака, но потом все равно принялся бы за прежнее. Как говорят, горбатого только могила исправит.

Гарди уставился глазами в какую-то точку на стене, как будто перед ним снова проходили те трудные жаркие дни. Потом он опомнился:

— Возможно, вам удастся распутать этот клубок более удачно.

Он дошел вместе с Роджером до двери.

— Время от времени сообщайте мне, как идут дела. Не обязательно ежедневно. Да, передайте свои остальные дела кому-то другому.