Фридрих Незнанский - Иногда Карлсоны возвращаются
«Что-то нехорошее происходит между нами в последнее время, – тихонько вздохнула Ирина. – Он мне врет, я… Я ему тоже зачем-то соврала, что была дома, а на самом деле… На самом деле была у Антона, выслушивала его признания… А когда пришел домой Саша, притворилась, будто сплю… Как же сложно все! И напряжение какое-то нагнетается, будто перед грозой. Жарко, вдали погромыхивает, скоро начнут сверкать молнии, и в кого-то еще они попадут?»
Турецкий улыбнулся. По-видимому, ему снилось что-то хорошее и светлое.
«Новую любовницу видит, – с неприязнью, которую больше не хотелось сдерживать, подумала Ирина. – При виде меня он почему-то так не улыбается!»
Отбросив простыню, Ирина села на супружеской постели, отметив, что правильно вчера перед приходом Турецкого сообразила надеть ночную рубашку, несмотря на жару. Скандалить голышом было бы труднее. А сейчас она намеревалась именно поскандалить. Психологическая наука, которой Ирина Генриховна посвятила немалую часть своего времени, утверждает, что скандал – не метод выяснения отношений, но… Когда доходило до перипетий собственной личной жизни, Ирина Турецкая не считалась с рекомендациями выдающихся психологов. Она не верила, будто худой мир лучше доброй ссоры. Ссора, точнее, ее худшая разновидность, скандал – оружие, которое она в многолетней любви-войне с мужем применяла часто и охотно. Особенно когда речь шла о его изменах…
Лицо спящего приобрело сладострастное выражение. До неприличия сладострастное. Прямо какой-то послеполуденный отдых фавна!
– Турецкий! – сказала Ирина голосом, не сулящим ничего хорошего.
Турецкий чмокнул губами и перевернулся на бок, обратив к жене стриженую гладь русого, с немалой уже примесью седины, затылка. Затылок, в отличие от выдающего блудные помыслы лица, выглядел таким родным и беззащитным, что градус боевого накала снизился.
– Шура, – все еще требовательно, но не так резко, произнесла Ирина.
На этот раз голос супруги пробился сквозь сонную пелену. Взвопив что-то нечленораздельное, Александр Борисович соскочил с кровати и на автопилоте принялся натягивать трусы и брюки – он вчера лег обнаженным, в отличие от жены!
– Что, проспал? – наконец-то Турецкий смог выжать из себя внятные слова.
– Нет, Шура. – В голосе Ирины не осталось и следа предшествовавшего гнева, наоборот, он звучал мягко – подозрительно мягко. – Будильник еще не звонил. Я тебя разбудила, потому что считаю, нам надо поговорить.
Посмотрев на электронные часы, Турецкий замер на одной ноге, со штаниной в руках. Застонал. Рухнул на край кровати. Брюки так и остались не надеты.
– Какого черта, Ирка? Еще семи нет! Я лег в полтретьего ночи, устал, как собака…
Ирина собиралась запальчиво провозгласить, что сама легла не раньше, но спохватилась: ведь вчера, звоня из квартиры Плетнева на мобильник Турецкому, она сказала, что находится дома и сейчас же ложится спать! Людям, непривычным ко лжи, когда они к ней все-таки прибегают, надо постоянно следить за собой, чтобы не ляпнуть лишнего.
И тут же крохотный червячок шевельнулся в сердце: «А ведь до того, как в твоей жизни появился Антон Плетнев, тебе не приходилось врать мужу. Он тебе изменял, зато ты могла чувствовать себя во всем правой и безупречной…»
– Вот-вот, я как раз собиралась обсудить с тобой то, от чего ты так устал, – после небольшого колебания избрала беспроигрышный вариант Ирина.
– А что тут обсуждать? Мою работу, на которой ни сна, ни отдыха измученной душе? – Турецкий тоже завелся. Сбросив полунадетые брюки, он шумно затопал по комнате в одних трусах, что вполне соответствовало погоде. – Вчера срочно пришлось встречаться с этим жуликоватым типом из экологической милиции…
«Не вешай мне лапшу на уши, Турецкий, не встречался ты ни с каким экологом!» Этот крик зародился и умер в груди Ирины, не вырвавшись наружу. О том, что прошлым вечером ее благоверный встречался с кем угодно, только не с типом из экологической милиции, она услышала опять-таки от Антона Плетнева, упоминать которого в данном контексте не рекомендовалось. Да-а, как же тяжела ты, ложь, в супружеских отношениях!
– Хотя бы о работе, – согласилась Ирина. – Шура, я более или менее разбираюсь в твоей работе. Сколько раз я как практикующий психолог консультировала агентство «Глория»! Видела его и с лица, и с изнанки. Работа, не спорю, напряженная. Но разве это причина для охлаждения наших отношений?
– Какое еще охлаждение? А-а, дошло наконец! Так ты устроила весь этот паноптикум потому, что я вчера из-за этого хмыря-эколога не смог повести тебя в ресторан?
– Ресторан – это пустяки, – твердо заявила Ирина, хотя и не считала, что это такие уж пустяки. – Главное – тенденция: ты в последнее время совершенно меня игнорируешь. Ты вечно отговариваешься занятостью, но на самом деле для супружеской любви много времени не надо. Достаточно улыбки, поцелуя, какого-нибудь знака внимания… А ты… Мы вроде бы не хамим друг другу, не ругаемся – просто сосуществуем рядом, как чужие.
– Да? Значит, так? Отлично, буду хамить и ругаться. Надеюсь, такой я тебе понравлюсь больше.
– Не сомневаюсь, Шура, что ты это умеешь, – Ирина попыталась улыбкой разрядить напряженность. – Но этого мало для доверия. Если супруги не умеют общаться, для них и ругань служит формой общения. Но мы-то с тобой вроде были близки? Еще не так давно… до этого дела мы с тобой постоянно разговаривали. Даже на твои служебные темы.
– Ну да, скорее, это ты разговаривала. Наши разговоры мне в последнее время напоминают лекции по психологии, в ходе которых меня потрошат, как курицу.
– Я тебе просто помогаю осознать скрытые мотивы твоих поступков. Как психолог. Что же тут страшного? Я не собираюсь никому выдавать твоих тайн. Я ведь твоя жена, и ты можешь быть со мной откровенен.
– Я и так – с тобой – откровенен, – отчеканил Турецкий.
– Так признайся мне: что такое скрывается в этом деле, из-за чего ты ко мне охладел? Я ведь все чувствую…
– Ох, какие вы, женщины, чувствительные существа! Даже непонятно, зачем ты мне постоянно звонишь и спрашиваешь, где я и чем занимаюсь. Настрой на меня радар своих чувств, и все узнаешь.
– Чувства у меня отлично работают, – увлекшись, Ирина потеряла осторожность, – но и разум пока что есть.
– На что ты намекаешь?
– Ни на что! На твоего странного эколога, который засиделся с тобой в ресторане до двух часов ночи. У него как вообще с сексуальной ориентацией?
На какой-то миг Ирине померещилось, что муж, исполняя свое обещание, начнет хамить и ругаться. Лицо Турецкого покраснело, челюсти сжались; он посмотрел на нее в упор, прищурив глаза, будто собрался пристрелить из черных отверстий зрачков. Ирина ответила взглядом, полным упрямого достоинства, непроизвольно отодвигаясь подальше. Она сжалась на кровати, Турецкий навис над ней… И вдруг!.. В их чреватое экстренными происшествиями молчание врезался истошный улюлюкающий звук – будто включили очень необычную милицейскую сирену! Ира от неожиданности вскрикнула, Саша, подскочив на месте, чертыхнулся… Самое смешное, что никто из супругов в первый момент не узнал этого звука, хотя они слышали его каждое утро, за исключением выходных. Звонил будильник, о котором увлеченные выяснением отношений Турецкие напрочь забыли…
Звонок разрядил обстановку, и в Шуре что-то изменилось. Кажется, он сумел оценить ситуацию и прийти к удачному решению.
– Я все понял, Ириша. Дело, которым занимается «Глория», действительно сложное, требует много времени. Но это, наверное, не самое главное, просто я свинья... Бессовестный свин, который совершенно не уделяет времени жене. Исправляю свою ошибку и готов повести тебя в ресторан. Назначай место и время. Командуй!
Не успела Ирина Генриховна назначить место и время, как снова в утреннюю тишину квартиры Турецких ворвался звонок. На этот раз звонил мобильник Александра Борисовича. Потратив некоторое время на то, чтобы добыть его из-под сваленной вчера кое-как одежды, Турецкий нажал на кнопку приема. Немедленно, не дав сказать «алло», из трубки его огорошили сбивчивой речью. Турецкий нахмурился:
– Антон, я не понял – чья прослушка сейчас сработала? Говори помедленнее…
– И попечальнее, ага! – кипел в трубке голос Плетнева. – Сейчас мы печально упустим подозреваемого! Турецкий, просыпайся, блин! Прослушка инспектора сработала. Эколога Ярослава...
– Так! – наконец-то дошло до Турецкого.
– Ему двое звонили. Один – постарше – нес что-то про Иоганна Себастьяна Баха.
– Ты любишь классику? Не знал…
На другом конце связи наступило краткое, но очень удивленное молчание. Как будто Антон не мог решить, вправду ли Турецкий ничего не понял или издевается над ним. Затем Плетнева прорвало:
