Патриция Корнуэлл - Вскрытие показало…
— Хорошую они нам свинью подложили, — проговорил Вандер. — Хотел бы я знать, откуда просачивается информация, — тогда я бы кое-кого подвесил вверх тормашками.
— В Полицейской академии не учат держать язык за зубами — а то на что же копы станут жаловаться? — объяснила я.
— Не думаю, что это копы. А моя жена себя не помнит от страха. Если бы мы жили в городе, она бы сегодня же устроила переезд.
Вандер уселся за свой стол. Об этом столе стоит рассказать отдельно. Там среди залежей распечаток, под толстым слоем фотографий и стикеров всегда можно найти бутылку пива или кусок кафельной плитки с засохшим следом окровавленной подошвы — это, оказывается, вещдоки, ранее аккуратно упакованные в герметичные пакеты. На столе валяются — правда, в разных углах — с десяток коробочек с формалином, в каждой из которых находится обуглившийся отпечаток пальца, отрезанный точно на второй фаланге. В случае, если труп успел разложиться или сильно обгорел, отпечатки пальцев для установления личности добыть непросто, и обычные методы тут не годятся. Венчает этот бардак флакон крема для рук на вазелиновой основе.
Вандер намазал руки и надел хлопчатобумажные перчатки. У него была чувствительная кожа, а ведь ему постоянно приходилось возиться с ацетоном и ксиленом и полоскаться в воде. Порой Вандер так увлекался выявлением скрытых отпечатков пальцев, что начинал работать с нингидрином, не надев перчаток, а потом целую неделю ходил с багровыми руками. Он закончил свои процедуры, и мы отправились на четвертый этаж.
Там у нас помещалась лаборатория с компьютерами. Количество последних, а также неземная стерильность помещения наводили на мысли о космическом корабле. Прибор, более всего напоминавший ряд умывальников и сушилок для рук, был не чем иным, как устройством для идентификации отпечатков пальцев, способным найти конкретные отпечатки в обширной базе данных, хранящейся на магнитных дисках. Эта штуковина сличала восемьсот отпечатков в секунду. Вандер не любил сидеть без дела, ожидая результатов. Обычно он задавал программу и оставлял компьютер работать на всю ночь — мой коллега утверждал, что так у него есть стимул встать рано утром и поехать на работу.
Основную часть поисков Вандер закончил уже в субботу: он увеличил снимки найденных нами отпечатков в пять раз, каждый снимок снабдил листом кальки, отметил фломастером наиболее заметные характеристики и все это отсканировал. Затем Вандер вернул снимки в масштаб «один к одному». Он переместил снимки на схему и загрузил последнюю в компьютер. Теперь оставалось только кликнуть на иконку «печатать».
Вандер уселся в кресло с достоинством пианиста перед ответственным концертом. Мне даже показалось, что он грациозно откинул полы лаборантского «фрака» и возложил музыкальные пальцы в перчатках на клавиатуру. Его роялем были монитор, сканер и процессор для идентификации отпечатков пальцев. Сканер, помимо всего прочего, считывал образцы отпечатков, которые обычно берут у подозреваемых. И вот процессор сразу выдал все характеристики.
Вандер распечатал длиннющий список подозреваемых и разделил его на десять частей, отметив фамилии тех личностей, с которыми уже имел дело.
Нас особенно интересовал идентификационный номер 88–01651 — именно он был присвоен отпечаткам пальцев, найденным на теле Лори Петерсен.
При сличении на компьютере «пальчиков» используется та же лексика, что и на политических выборах. Лица из базы данных, для которых вероятность идентичности их отпечатков и отпечатков, найденных на месте преступления, весьма велика, называются кандидатами, их классифицируют по количеству совпадений в рисунках папиллярных линий: каждое совпадение — это «голос». В нашем случае оказался только один «кандидат», он набрал более тысячи «голосов». Попался, голубчик.
У Вандера от возбуждения случился приступ красноречия.
— Мы сделали это! Мы его вычислили! Ай да мы! — кричал он.
Победитель носил ничего нам не говоривший номер NIC112.
Често говоря, я не ожидала, что мы так быстро его идентифицируем.
— Выходит, отпечатки, оставленные на теле жертвы, уже есть в базе данных?
— Именно так, — ответил Вандер.
— Значит, у этого типа криминальное прошлое?
— Не исключено, но это совсем не обязательно, — сказал Вандер, начиная проверку данных. Несколько секунд он смотрел на монитор, потом добавил: — Возможно, у него взяли отпечатки, когда он оформлял лицензию на вождение такси.
Вандер задал программу поиска. На экране появилась таблица с указанием пола кандидата, его расовой принадлежности, даты рождения и прочих данных.
— На. — Вандер протянул мне распечатку.
Я уставилась в таблицу. Перечитала ее несколько раз.
Жаль, что с нами не было Марино.
Если верить компьютеру — а он не ошибается, — отпечатки пальцев на плече Лори Петерсен принадлежали Мэтту Петерсену, ее мужу.
4
В том, что Мэтт Петерсен прикасался к телу жены, ничего удивительного я не видела — вполне естественно, что человек, найдя возлюбленную мертвой, отказывается верить своим глазам, трясет ее, словно пытаясь разбудить. Странно было другое. Во-первых, отпечатки удалось выявить, потому что на пальцах того, кто прикасался к миссис Петерсен, оказались «блестки». Во-вторых, образцы отпечатков Мэтта Петерсена еще не доставили в лабораторию. Следовательно, они уже имелись в базе данных, раз компьютер их идентифицировал.
Не успела я попросить Вандера посмотреть, в какое время и при каких обстоятельствах у Петерсена брали отпечатки пальцев, как ввалился Марино.
— Ваша секретарша сказала, что вы наверху, — буркнул детектив вместо «здрасте» — он, как всегда, был весьма любезен.
Доблестный сержант жевал глазированный пончик, явно прихваченный у Розы — та всегда по понедельникам приносила целую упаковку. Марино оглядел компьютеры и всучил мне конверт из грубой коричневой бумаги:
— Извини, Нейлз, но доктор Скарпетта первая их попросила.
Вандер с интересом наблюдал, как я открываю конверт. Внутри оказался пластиковый пакет с образцами отпечатков Мэтта Петерсена. Образцы следовало отправить в лабораторию, а не отдавать мне лично в руки — теперь Вандер мог подумать, что я его подсиживаю. Марино не прочь втянуть меня в интригу — что ж, прекрасно. Ничего, я ему это припомню.
Я сразу придумала, что сказать Вандеру:
— Просто я не хотела, чтобы конверт валялся у тебя на столе без присмотра. Петерсен предположительно пользовался в тот вечер театральным гримом. Если у него на руках были остатки грима, они, возможно, окажутся и на карточке с отпечатками.
У Вандера округлились глаза. До него дошло.
— Мы сейчас же включим лазер.
Марино стал мрачнее тучи.
— А что у нас с походным ножом? — спросила я нежнейшим голоском.
Марино извлек из-за пазухи еще один конверт — у него их была целая пачка, судя по оттопыренной куртке.
— Вот. Как раз нес его Фрэнку.
— Давайте с ножа и начнем, — предложил Вандер.
Он сделал еще одну распечатку характеристик кандидата номер NIC112 и вручил ее Марино.
Тот аж присвистнул: дескать, а я что говорил! И смерил меня торжествующим взглядом. Я, впрочем, этого ожидала. В тусклых глазках Марино ясно читалось: «Ну что, госпожа начальница, съели? Я, может, университетов и не кончал, зато в таких делах смыслю побольше вашего».
Над Мэттом Петерсеном явно сгущались тучи, а ведь было ясно как день, что он не убивал ни своей жены, ни остальных женщин. Их убил некто, пока нам неизвестный.
Пятнадцать минут спустя Вандер, Марино и я сидели в темной комнате, смежной с лабораторией, и пытались найти следы грима или «блесток» на отпечатках пальцев Петерсена и на его ноже. Было темно, хоть глаз выколи, да еще Марино терся своим пузом о мой локоть. Действительно, на «пальчиках» Мэтта оказались «блестки». Они обнаружились и на рукоятке ножа, сделанной из каучука, — слишком грубого материала, чтобы на нем оставались отпечатки.
На широком, идеально гладком лезвии ножа тоже оказалось несколько еле различимых, смазанных «пальчиков». Вандер посыпал их магнитным порошком, направил на них луч лазера, а потом посмотрел на отпечатки на карточке. Вандер — профессионал, ему одного взгляда было достаточно, чтобы сличить что угодно с чем угодно.
— Несомненно, отпечатки на ноже принадлежат Петерсену, — провозгласил он.
Вандер выключил лазер, и на мгновение мы оказались в полной темноте. Зажегся верхний свет, и нас ослепили ярко-белые пластиковые панели.
Я надела защитные очки и попыталась урезонить Марино, пока Вандер возился с лазером.
— Поймите, отпечатки на ноже ничего не доказывают. Нож принадлежит Петерсену — ясно, что он время от времени берет его в руки. А насчет «блесток» — да, очевидно, что у Петерсена в ту ночь руки были в каком-то веществе, но мы пока не можем с уверенностью сказать, что именно это вещество находили на телах остальных жертв, да и на теле Лори Петерсен в других местах. Нам еще нужно рассмотреть образцы «блесток» и вещества с пальцев Петерсена под инфракрасным излучением и под микроскопом.
