Юлиан Семенов - Петровка, 38. Огарева, 6. Противостояние
— Любопытно, — откликнулся Костенко.
— Знаете, кто первым выступил против Шишкова?
— Не знаю.
— Забытый критикой Василий Пушкин, дядя Александра, один из блестящих наших сатириков.
(Костенко отметил, что о Пушкине сейчас Крабовский сказал, будто об однокашнике, хорошем и добром знакомце, где-то здесь в библиотеке работает, поблизости.)
Крабовский вдруг чему-то улыбнулся, а потом начал читать Василия Пушкина — завывающе, распевно, и Костенко сразу подумал, что сам Крабовский тоже пишет стихи:
Позволь, Варяго-Росс, угрюмый наш певец,Славянофилов кум, взять слово в образец!Досель, в невежестве коснея, утопая,Мы, «парой» «двоицу» по-русски называя,Писали для того, чтоб понимали нас…Но к черту ум и вкус: пишите в добрый час!
Костенко заметил:
— В перечне столпов русской сатиры Василий Пушкин не значится.
— Мало ли кто и где у нас не значится! Мы становимся преступно беспамятными — вот в чем беда!
— Кстати, о памяти, — Костенко понял, что только сейчас появился удобный мостик, который позволит ему логично и без нажима перейти к делу. — Вы написали интересное объяснение по поводу мешка с трупом, но чересчур эмоциональное, логики маловато.
Костенко достал из кармана сложенные листки бумаги:
— Это ваше показание… Хотите восстановить в памяти?
— Так ведь прошло всего семь дней… Я помню свой текст почти дословно… Чересчур эмоционально, говорите? Логика вне эмоций невозможна… Беда в другом: мы теряем двенадцать процентов общественно полезного времени на написание и провозглашение совершенно лишних, ненужных слов. Если вы полагаете, что я написал что-то лишнее в своем объяснении, тогда — дурно. Эмоции, однако, делу не мешают. Или вы полагаете, что я упустил какие-то важные моменты?
— Полагаю, что упустили.
Крабовский откинулся на спинку стула, полуприкрыв глаза:
— Я, кажется, не написал про любопытное ощущение… Я лишь потом вспомнил: легкость, с которой подался узел. Мне показалось, будто передо мной уже кто-то развязывал его. Может, испугался, как и я, увидев содержимое, завязал снова… Меня потрясло, как легко подался этот крепкий по виду узел, когда я потянул кончик веревки… Мне показалось, кстати, что веревка была чем-то промазана, каким-то особым составом, она же была совершенно не тронута гнилью, а сколько времени пролежала под снегом?!
— Интересно. Я поставлю этот вопрос перед экспертами… Чем она могла быть промазана?
— Не знаю!
— Если у вас найдется время, пожалуйста, попробуйте исследовать эту тему, а? — сказал Костенко. — Мне совестно просить об этом, отрывать от дела, но…
— Все неразрешенное — моя тема, — ответил Крабовский. — Я попробую, но не требуйте от меня термина…
— Простите? — не понял Костенко.
— По-немецки слово «термин» означает точную дату встречи.
7
Начальник таксомоторного парка долго разминал «Беломор» в сильных пальцах, потом задумчиво предложил:
— А если Саков выступит перед шоферами с лекцией?
— А что? — ответил Костенко. — Он технолог по металлу, вполне мотивированно…
— И у нас, понимаете ли, по металлу больше всего претензий к промышленности, гниет все на корню, так что придут люди, не надо будет загонять, придут непременно.
…После лекции Сакова проводили в кабинет директора. Там его ждал Костенко.
— Того таксиста нет, — сказал Саков без колебаний.
Костенко спросил начальника парка:
— Сколько человек не пришло?
— Вся вторая смена… Они на линии, для них завтра лекцию устроим, а из этой смены семнадцати не было, я подсчитал.
— Фамилии запишите.
— Уже.
— Их личные дела — с фотокарточками — посмотреть можно?
— Пожалуйста, — ответил начальник и нажал кнопку селектора.
— Не надо по селектору, — мягко попросил Костенко. — Давайте лучше сходим в кадры.
— Тогда уж будем конспирировать до конца, — усмехнулся начальник парка. — Мы теперь тоже детективы читаем, перестали их в газетных статьях гонять, уважили, наконец, народ… Раньше словно к какой антисоветчине относились, а пошли б по библиотекам да собрали мнение народа: что читают, кого читают и почему читают? Пойдет на такое Москва или поостережется?
— А чего стеречься? — не понял Костенко.
— Как так чего?! А вдруг ответы не сойдутся с тем, кого из писателей в журналах нахваливают?! Тогда что?!
Саков посмотрел искоса на часы. Костенко заметил это:
— Торопитесь?
— Конец месяца, — ответил Саков, — сами понимаете, план надо гнать.
Начальник парка снял трубку телефона, набрал три цифры, попросил:
— Варвара Дмитриевна, загляни ко мне, пожалуйста.
…Женщина в очках с толстыми стеклами появилась в дверях кабинета мгновенно, словно бы не у себя в комнате сидела, а ждала за дверью.
— Вот эти дела, Варвара, — начальник протянул ей листок, — подбери в один момент и принеси сюда с фотографиями.
Женщина взяла бумагу и вышла.
— Когда будем собирать вторую смену? — спросил начальник парка. — Днем или к вечеру?
— А утром нельзя? — спросил Костенко задумчиво. — Перед тем, как начнут выезжать на линию…
— Что ж, давайте утром, только минут на пятнадцать, а то с меня в райкоме шкуру спустят за то, что выезд на трассу задержим…
— Товарищ Саков, вы б описали того шофера начальнику, а? — попросил Костенко.
— Такой, знаете ли, кряжистый, с очень сильными руками, — начал Саков. — В кожанке, фуражка на нем форменная, широкоплечий…
Начальник парка рассмеялся:
— Так это, мил человек, я… Тоже, перед тем как сюда сесть, на рейсы выходил в кожанке, и в плечах не хил… Приметы, скажу сразу, не ахти…
Пришла Варвара Дмитриевна, положила на стол тоненькие папки:
— Вот, пожалуйста, тут все, кого вы записали.
— Валяйте, — Костенко подвинул Сакову папки, — поглядите, может, здесь.
Саков быстро просмотрел папки, ни на одной фотографии взглядом не задержался.
— Нет его здесь.
И на следующий день Саков на молчаливый вопрос Костенко ответил отрицательно. Он просмотрел личные дела двадцати трех шоферов, которые на лекцию не пришли:
— Нет его здесь, товарищи, это я категорически утверждаю.
— Ну что ж, спасибо, — сказал Костенко. — Видимо, я вас вечером навещу, ежели какие новости появятся. Вы никуда не собираетесь?
— Это не важно, я буду ждать вас, — ответил Саков.
Когда он ушел, Костенко попросил начальника:
— Давайте еще раз Варвару Дмитриевну потревожим: поднимем дела на тех, кто уволился начиная с октября прошлого года. Это первое. И второе: надо поглядеть все путевые листы за пятнадцатое, шестнадцатое и семнадцатое октября.
…Через два часа Варвара Дмитриевна принесла справки на уволившихся.
На третьей фамилии Костенко споткнулся: Милинко Григорий Васильевич, 1925 года рождения, деревня Крюково, Осташковского района. Тверской губернии.
— А где милинковское фото? — спросил он рассеянно. — Во всех личных делах есть фото, а у него содрано…
— Да я и сама удивилась, — ответила Варвара Дмитриевна. — Вообще-то Милинко очень аккуратный шофер, дисциплинированный… Может, отклеилось фото? Я схожу поищу в шкафу.
— Да уж, не сочтите за труд…
— Погодите, — задумчиво сказал начальник парка, — мы его часто на Доску почета вывешивали, значит, фото найдем…
…Пришла женщина из отдела труда и зарплаты, положила на стол путевые листы:
— Вот, Геннадий Иванович, за те три дня…
— Вы ищите Милинко, — попросил Костенко. — Он должен был ездить вечером, скорее всего шестнадцатого.
Милинко, действительно, выехал на линию шестнадцатого в два часа, а вернулся, судя по путевому листу, в час ночи. Без происшествий. Уехал в отпуск двадцатого октября. С тех пор не возвращался. А фотографию его нашли в архиве профкома — снимался, правда, Милинко в форменной фуражке, низко надвинутой на глаза, лицо было видно не все, однако, когда Костенко приехал к Сакову, тот, поглядев на фото одно лишь мгновение, ответил убежденно:
— Это он.
8
…Вечером того же дня Костенко собрал совещание в кабинете Жукова.
— Подведем первые итоги, товарищи. Отработанные версии по Загибалову и Дерябину доказали их невиновность и вывели нас на некоего человека, который был мал ростом, имел на руке наколку ДСК и гулял в ресторане аэропорта в тот день, когда был отменен вылет на Москву по погодным условиям. Он же, по мнению Дерябина, купил у него самородок золота, довольно тяжелый, хотя точный вес неизвестен. Дерябин прямо не обвиняет Миню, который (как блистательно выявили ваши эксперты из НТЭ и мой Тадава) оказался Михаилом Минчаковым, но и не исключает того, что Миня обобрал его во время пьянки. Опрос, проведенный бригадой лейтенанта Васина, как сообщил Жуков, пока что не подтверждает версии, ибо выводили из ресторана Дерябина два других человека, личности которых устанавливаются, они-то и могли работнуть, причем Минчаков уехал значительно раньше, до того, как Дерябин расплачивался в третий уже раз — хорошо, надо сказать, гулял. Во время осмотра квартиры, — Костенко чему-то усмехнулся, поправился, — точнее говоря, помещения, где жил Минчаков, был обнаружен конверт с Магаданским адресом Журавлевых. Они вывели нас на Дору, любовницу Минчакова, а та на Григорьевых и Сакова. Несмотря на особые отношения, которые, как мне сдается, имели место быть между Диной Журавлевой и Минчаковым, начиная еще с Весьегонска, обе эти семьи да и Саков не очень-то укладывались в схему подозрения, ибо все показали одинаковое время отъезда Минчакова на такси в аэропорт. Шофера, который мог везти в аэропорт Минчакова, зовут Милинко Григорий Васильевич, двадцать пятого года рождения, из деревни Крюково, Осташковского района. Однако Григорий Милинко, родом из деревни Крюково из Осташковского района, двадцать пятого года рождения, был убит, затем расчленен, как и в нашем эпизоде, в лесу под Бреслау, весною сорок пятого. Как и в нашем эпизоде, рядом валялись флотский бушлат и бескозырка. Только что я говорил с Москвою. Попросил продиктовать мне приметы матроса Милинко. Я записал: худенький, веснушчатый, голубоглазый, выше среднего роста, блондин. Здешний же Милинко — кряжист, роста невысокого, глаза карие, волосы темные, без седины еще. Тем не менее фотография здешнего Милинко, уехавшего в отпуск через несколько дней после гибели Минчакова, отправлена в Москву. Оттуда идет к вам фотография Милинко, который пропал без вести — ушел в отпуск с фронта, домой не пришел и в часть не вернулся более. Деньги Минчакова — пятнадцать тысяч рублей — получены по аккредитивам в Сочи и Адлере Минчаковым же. Эксперты из Сочи сообщили: подпись выполнена хорошо, но с уверенностью сказать, что принадлежит Минчакову, возможности не представляется. И то слава богу. Следовательно, нам нужны письма и фотографии здешнего Милинко — если мы начнем разрабатывать именно его версию как возможного убийцы Минчакова. Но писем и фото мало. Мы должны знать о шофере Милинко все, абсолютно все. Прошу высказать соображения.
