Андрей Кивинов - Работа с риском (сборник)
– Хомячок был в детстве. А сейчас никого. Я имею в виду не только животных.
Проводница никак не прокомментировала ответ молодого человека.
Святослав Святославович в зал не вернулся, видимо, пьеса не соответствовала высоким требованиям кандидата юридических наук. И слава Богу – скатертью дорога!
После спектакля, когда отгремели аплодисменты и актеры откланялись, Коля потащил Веру в закулисье. Попросил немного подождать в коридоре, а сам скрылся за дверью гримуборной, где переодевался друг по институтской скамье.
– Тоха, выручай! «Тонну» до послезавтра! На нулях!
– Баксов?
– Нет, что ты…
– Держи.
– Спасибо. Мы ждем тебя у калитки. Я скажу, что ты приглашаешь в кабак.
Вернувшись к спутнице, кивнул на дверь:
– Антон предлагает где-нибудь посидеть. Полчасика. Кофе попить. Ты не против?
Сам пригласить Веру Коляныч не рискнул. Другое дело – служитель муз. Вера согласно кивнула. Не каждый день с популярным артистом кофе пьешь. В поездах она часто встречала звезд театра и эстрады, но никто разговоров по душам с проводницей не заводил. Правда, некоторые, когда сильно выпивали, намекали на плацкартную любовь…
По рекомендации Антона они поехали в небольшой кабачок на Петроградской, работавший до полуночи. Свой подержанный «Вольво», купленный на гонорар за съемки в модном боевике, артист оставил возле театра, потому что намеревался помимо кофе порадовать организм «вискариком».
– Боюсь, права отберут, – пояснил он Вере Павловне.
– Да? – искренне удивилась девушка. – Вы же знаменитость. Неужели отберут?
– Смотря на кого нарвешься. Вот недавно, например… Встречал американца одного из аэропорта. Жена попросила – он муж ее одноклассницы. Питер посмотреть прилетел. Встретил, катим в «Асторию». Я зазевался и на встречную выехал. Тут же по закону бутерброда – товарищ с палочкой. А у меня еще и остаточные явления – накануне тяжелые съемки были.
– Поэтому на встречную и выехал! – из вредности встрял Коляныч. Ему очень не нравилось, как Антон смотрел на Веру Павловну.
– Нет, там с разметкой беда. Короче, торможу. Гаишник меня, конечно, узнал, но документы не отдает. И давай обрабатывать – что, мол, делать будем. Нарушение серьезное, на лишение прав тянет. Я думал, он на копейку намекает. Протягиваю сотню грин. Не берет. Мол, деньгами его не удивишь. Чего ж тогда тебе дать? Он и предлагает – а давай мы с тобой споем. Хором. У меня мечта детства со звездой спеть… Я думал, он шутит. Ни фига. Или поем, или прощайся с правами. Артист ты, не артист – закон един для всех. Чувствую, спорить бесполезно, а без прав – вилы. А что петь-то будем, спрашиваю. Ну давай, отвечает, хотя бы из «Любэ» что-нибудь. «Позови меня тихо по имени», например. Очень мне эта песня нравится. Из кино про ментов. Ты там, кажется, тоже снимался. Я отнекиваться начал, дескать, и слов не знаю, и петь не умею… «Извини, тогда протокол». И что делать прикажешь? По закону он прав. Короче, спели. Причем он громче меня затягивал, с душой так, со слезами в глазах. Хорошо, вечером дело было, прохожих мало. Американец на нас таращится, как на умалишенных. Где такое увидишь, в какой стране, чтобы дорожный полицейский с задержанным пел?
– Это была программа «Скрытая камера», – ехидно предположил Коляныч.
– Да нет, не камера… Когда закончили, товарищ прослезился, права вернул. «Спасибо, друг, от чистого сердца. Очень я петь люблю. А ты первый, кто не отказал». Отъехали мы, американец спрашивает – а что это было, Антон? Что вы делали? «Понимаешь, Брюс, – на полном серьезе объясняю по-английски, – у нас закон такой. Или штраф за нарушение плати, или патриотическую песню пой. В воспитательных целях. У меня сейчас с деньгами туго, пришлось петь». Думаете, не поверил? Еще как! Это ж Россия! Дикий народ! «Почеши меня тихо по вымени!»
Вера улыбнулась. Коляныч бросил на нее ревнивый взгляд. Как бы на Антона глаз не положила. Он же звезда.
– Вчера у тебя тоже был тяжелый съемочный день? Выхлоп со сцены долетал.
– Нет, вчера был обычный выходной. Вера, а вам понравилась пьеса?
– Да, очень, – прямо ответила девушка, и, скорее всего, это не было просто данью вежливости.
– На самом деле – халтура, – усмехнулся Антоха.
Перед входом в кабачок на земле сидел потрепанный нищий с протянутой шляпой, в которой блестело несколько монеток. Вера, проходя, тоже бросила денежку.
– Это муляж, – заметил великий артист, – бутафория. Воск. Для прикола.
Коля присмотрелся. Действительно муляж. Но сделано натурально. Как живой, даже блохи на ногах и язвы. В милицию забрать могут. Господа рестораторы не брезговали никакими средствами, лишь бы заманить клиента. Они б еще воскового покойника на пороге положили…
В кабачке звезда сцены заказала себе двойной виски и сок, Коля и Вера по кофе. Они оказались почти единственными гостями, в дальнем углу клевал носом в пивную кружку какой-то толстяк с «зенитовским» шарфом на шее.
Антон продолжал травить байки из жизни богемы. Вера слушала с интересом, но не хихикала и не кричала модное «вау», что говорило Коле о ее высоком интеллекте, образованности и прекрасных манерах. Сам он мог рассказать байки только из жизни сапрофитов или из своей шпионской практики. Поэтому ограничился анекдотами.
Потом друзья перемыли косточки своим сокурсникам, многие из которых, как и Антон, блистали на сцене и экране. Обсудили последние театральные сплетни и премьеры. Мужчина с «зенитовским» шарфом, узнав знаменитость, подошел и попросил автограф, который благополучно получил.
– Зря Коляныч институт бросил, – вновь заказав дабл виски, обратилась к Вере звезда. – Как он Маяковского шпарил! Вам еще не читал?
– Пока нет.
– Коля, ты неправ!
– Это было давно. Я потерял голос. Годы.
Он посмотрел на Веру. Взгляды пересеклись. «И, конечно, прекрасная принцесса не могла не влюбиться в веселого трубадура…»
Судя по выражению ее глаз, проводница пока не сожалела, что отправилась сегодня в театр, и причиной ее положительного настроения был не только Островский.
Когда великий артист покинул столик, отправившись к дверцам с надписью «Инь» и «Ян», Коля негромко поинтересовался:
– Тебе не скучно?
– Нет, конечно… Я думала, ты сочиняешь насчет института.
– Если не веришь, могу почитать Маяковского. Только не здесь.
– С удовольствием послушаю, – улыбнулась Вера, – я люблю Маяковского. У него любовная лирика потрясающая… Энергетика просто сумасшедшая!
Трубадур потихоньку улетал. Следом летели сапрофиты, пытаясь вернуть его на грязную грешную землю. Но куда там…
– Хочешь еще кофе?
– Пожалуй. Без сахара.
На крыльях любви Коляныч полетел к стойке. Пока все шло просто замечательно. И ничто не могло помешать счастью. Но помешало.
Над стойкой висел компактный телевизор. Пока бармен готовил кофе, Коля пялился на экран. Шла «Дежурная часть», ночной выпуск. Сейчас вещали о происшествиях, случившихся в столице.
«Сегодня, в результате оперативной разработки в Москве был задержан ранее судимый житель Люберец Сергей Сапожников. Его подозревают в нападении на подмосковный отдел милиции с целью похищения оружия. Напомним, преступление было совершено в начале этого года, погибли два сотрудника. При задержании Сапожников оказал сопротивление… Сейчас устанавливаются остальные участники нападения…»
Сергей Сергеевич… Блин, а могли они сначала установить, а потом задерживать?! Шарахайся теперь от каждого честного человека, стоящего в подъезде с битой или пистолетом.
И хотя пока волноваться было не о чем, Коляныч почувствовал зуд в виске. И чуть не разлил кофе на обратном пути.
– Что там случилось? – поинтересовалась Вера Павловна, кивнув на телевизор.
– Поймали кого-то. С Божьей помощью. (Себя не похвалишь, никто не похвалит.)
После четвертой порции виски великий артист пожаловался на усталость и попросил подкинуть его до дома. Коля расплатился занятой тысячей, и компания покинула заведение.
Какая-то подслеповатая бабуля, стоя перед восковым нищим, наставляла его на правильную жизнь:
– Лучше бы работать шел… Вон, бугай какой. Просить все горазды… Ни стыда ни совести.
По дороге Коля бросал опасливые взгляды в зеркало заднего вида – нет ли хвоста? Не испортят ли враги такой прекрасный вечер? Но одним глазом никого не срубил. Одним – потому что не надевал очки. Они могли испортить героический имидж.
На прощание Антон обцеловал Верину руку, пригласил на следующий спектакль и пожелал спокойной ночи.
– И вам того же, – ответил за нее Коляныч и безжалостно добавил: – Привет супруге!
По пути к дому прекрасной проводницы, под лирические напевы старины Оззи, трубадур поведал о своем нынешнем семейном положении. Во-первых, чтобы намекнуть на желание продолжить отношения, а во-вторых, чтобы вызвать проводницу на ответную откровенность. Так и так, был женат, есть сын. Но сейчас разведен и одинок, как березка в поле. Мог, конечно, придумать более пафосную биографию с элементами знатного происхождения, неразделенной любви или женской измены, но не стал. Про жилплощадь тоже умолчал. Иногда подобная информация может привести к провалу.
