Александра Маринина - Закон трех отрицаний
Тогда она решила их развести. Или, по крайней мере, поссорить и отдалить друг от друга. Для этого была придумана и разыграна комбинация с постановкой спектакля «Лариса – лесбиянка». Звонки женскими голосами, когда Ларисы не было дома. Подловить нужный момент труда не составляло, достаточно было из разговора с Валерием узнать, что сегодня Лариса работает в мастерской, – и можно организовывать звонок, благо дурочек, желающих подзаработать, кругом полно. Одновременно была приготовлена история о том, как Лара делала Аните непристойные предложения. Анита перестала приходить к брату, когда его жена была дома, и выжидала наиболее благоприятный момент, чтобы довести до его сведения то, что нужно. И – как апофеоз всего – сцена с внезапно нагрянувшим в мастерскую мужем, когда Лариса спит в объятиях любовницы. Для этого была нанята девушка, которая познакомилась с Ларисой, напросилась к ней в гости в мастерскую посмотреть картины, подсыпала ей в чай сильное снотворное и проделала все прочие необходимые манипуляции, чтобы зашедший в прогнозируемое время муж мог увидеть то, что нужно. Он и зашел. Потому что его привела Анита, удачно и вовремя «стершая ноги» новыми ботинками. Ведь пообедать вместе в тот день предложила именно она, она же и ресторан выбирала. Дескать, все равно будет в районе Чистых прудов по делам. Все как по нотам.
О, Анита Станиславовна отлично изучила своего брата и могла легко предсказывать его поведение в тех или иных ситуациях. Она точно знала, что ничего выяснять у Ларисы он не станет. Тут она сыграла безошибочно. Но влиять на Валерия она все-таки не могла.
Еще в августе она зашла на работу к Любе и увидела на ее столе несколько визитных карточек Аничковой. Незнакомое слово «кинезиология» ее заинтересовало, она незаметно взяла карточку и навела справки. Оказалось, что кинезиология – довольно полезная штука, если уметь ею пользоваться. Вот он, реальный шанс заставить непокорного братца плясать под ту музыку, которую закажет Анита. Она позвонила Аничковой, назвалась сотрудницей холдинга «Планета» Любой Кабалкиной и договорилась о встрече. Собственно, мысль назваться чужим именем пришла ей в голову неожиданно, когда Аничкова стала спрашивать, где Анита взяла ее телефон. Ни на кого не сослаться она не могла, а Люба сказала, что всех сотрудников «Планеты» психолог будет обслуживать анонимно, то есть не разглашая их имена в трудовом коллективе. Вот и пусть Галина Васильевна думает, что работает с Кабалкиной, ведь сама Люба ни за что к ней не пойдет, в этом Анита была уверена.
Однако встреча с психологом повернулась неожиданно для Аниты. Галина Васильевна отказала ей, причем самым нелицеприятным образом.
– Научите меня кинезиологии, – потребовала Анита, привыкшая, что все ее желания исполняются беспрекословно.
– Зачем вам это нужно? – вполне доброжелательно поинтересовалась психолог Аничкова.
– Я не могу справиться со своим братом, он меня совершенно не слушается. – Аните даже в голову не приходило солгать, ей казалось, что ее желание влиять на брата более чем естественно.
– То есть вы хотите овладеть методом кинезиологии, чтобы заставить вашего брата делать то, что вы хотите? – прямо спросила Галина Васильевна. – Я сожалею, но вы напрасно пришли ко мне.
– Почему же? У моего брата проблемы, которые он не осознает, и я хочу помочь ему.
Анита почувствовала, что с размаху зашла слишком далеко, и попыталась отыграть назад. Но это не помогло.
– Если вы не можете справиться с братом и вас это беспокоит, то это у вас проблемы, а не у него. С вашими проблемами я готова работать, если хотите.
– У меня нет проблем, – резко ответила Анита. – А вот брату я хочу помочь.
– Не надо меня обманывать, – холодно ответила Аничкова. – У нас с вами ничего не получится, Любовь Григорьевна. Всего доброго. Счет за ваш визит я выставлять не буду.
Анита ушла совершенно обескураженной. Как ни пыталась, она не могла понять, почему кинезиолог ей отказала. Но с отказом она так или иначе смирилась. И все было бы хорошо, если бы от Любы она не узнала, что планируется прием в честь десятилетия «Планеты». На приеме будет Аничкова, будет сестричка Люба и, вероятнее всего, брат Валерий. Вот это уж совсем ни к чему. А ну как Люба вздумает познакомиться с Галиной Васильевной, представится ей, тут-то все и выплывет. И тогда уж Аните совершенно точно никогда не удастся заполучить строптивого брата со всеми потрохами и деньгами.
Нет, ни в коем случае допускать этого нельзя. Аничкова не должна прийти на прием. И вообще нужно избежать любой возможности встречи психолога с Любой. Как же она раньше-то об этом не подумала? Ей казалось, что она все предусмотрела, что Люба ни за что не пойдет к психологу, что психолог не откажет Аните в ее просьбе… А оказалось все совсем не так. Все построение начало рушиться, как карточный домик, и необходимо было немедленно принять меры.
Анита их приняла. Вернее, она приняла решение, а осуществлял его Антон Кричевец с помощью каких-то безмозглых балбесов. Антон же позвонил племяннику Аничковой и сделал так, чтобы имя Любы Кабалкиной из ежедневника исчезло.
Вот такая выстроилась картина. Но чтобы сложить мозаику, следователю Ольшанскому пришлось несколько дней подряд вести многочасовые допросы и очные ставки, проводить опознания и следственные эксперименты, а оперативники мотались по всему городу в поисках информации, которую требовал следователь. Но с каждым днем заданий сыщикам поступало от Ольшанского все меньше и меньше, теперь основную работу предстояло проделать ему самому. А ребята с Петровки уже занимались другими убийствами, которые в Москве совершаются ежедневно, так что без дела им не сидеть.
* * *В назначенный день Настя Каменская вышла на работу. И неожиданно поймала себя на том, что не думает, как раньше, как бы ей увильнуть от оперативки. Не то чтобы она с нетерпением ждала встречи с начальником, вовсе нет, но былого страха и нервозности не было. Она, как обычно, пришла на службу рано и к началу совещания успела выпить кофе с Коротковым и обсудить с Мишей Доценко преимущества и недостатки обоев, образцы которых он привез с ярмарки стройматериалов. И еще она успела созвониться с Женей Фроловым, который когда-то был старостой ее курса в университете, и уточнить время и место встречи выпускников: в этом году исполняется ровно двадцать лет с момента окончания университета. Да-да, с тем самым «дядей Женей», который, как оказалось, Настю и разыскивал, пока она жила в Болотниках.
Ровно в десять утра она вместе со всеми вошла в кабинет Афанасьева и заняла свое привычное место, на котором сидела все годы, пока начальником отдела был Колобок-Гордеев.
– Каменская! – В возгласе полковника было столько неподдельной радости, что все сотрудники, как один, в недоумении уставились на начальника. – Как же я рад, что ты наконец появилась! Мы тут без тебя как без рук, совсем зашиваемся. Ну, ты как? Окончательно выздоровела?
Настя почувствовала, как в груди нарастает и рвется наружу непонятно откуда взявшееся счастье. Как все, оказывается, просто. Ты перестаешь бояться человека и ненавидеть его, и он тут же реагирует на это открытостью и искренностью.
– Окончательно, Вячеслав Михайлович, – ответила она, с трудом борясь с дурацкой улыбкой, расплывающейся по лицу.
– Ты смотри, первое время не очень-то бегай, щади ногу. А вы, мужики, – он выразительно посмотрел на остальных, – имейте снисхождение, отнеситесь с пониманием. Вас много, а Каменская у нас одна. Приступаем к работе…
Добрых полдня Настя ходила под впечатлением от встречи с Афоней. Нет, так не бывает, так просто не может быть. Где-то в Болотниках она думала и бормотала какие-то фразы, а здесь, в центре Москвы, на Петровке, ее начальник… Нет. Или да?
Ближе к концу дня к ней заглянул Сережка Зарубин.
– Слышь, Пална, ты у нас самая умная…
– Я у вас самая больная, – перебила его Настя. – Слыхал, что начальник утром сказал? Поимей снисхождение и отнесись с пониманием.
– Ну ладно, ты у нас самая больная, поэтому объясни мне, тупому и необразованному, почему все-таки психолог Аничкова отказала Волковой? Вот я в этом деле все понимаю, а этого не понимаю.
– Что ж тут непонятного? Волкова хотела взять брата за руку и выискать все его слабые места, чтобы понимать, на что нужно давить, чтобы заставить его подчиниться.
– Это мы с тобой понимаем, но ведь Аничковой она сказала, что хочет помочь брату. Разве плохо научить человека каким-то приемам, чтобы он мог помогать другим?
– Сережа, помогать можно только тогда, когда тебя об этом просят. А Риттер сестру ни о какой помощи не просил. Разницу чувствуешь?
– А почему нельзя помогать, если не просят?
– Закон такой есть.
– Закон? Это что-то новенькое. Что за закон?
