Сергей Саканский - Санта-Клаус и другие
– Как и Снеговик, – заметил Жаров. – Он мне нормально ответил.
– Но Буратино – более совершенная модель. Этот манекен мог удерживать равновесие на двух ногах. В основание туловища встроен хитроумный гироскоп, плюс имитация вестибулярного аппарата. Короче говоря, этот Буратино ходил и бегал, как человек. Последнее слово науки, которое…
– Ты хочешь сказать, – перебил Пилипенко. – Что такая технология еще никем не достигнута?
– Я думаю, дело не в том, что конструкторы не могут такого сделать, а в том, что подобный агрегат просто никому не нужен. Он очень трудоемкий и дорогостоящий. Если усадить группу ученых за работу и щедро финансировать, то в таком создании ничего фантастического нет.
– Власов… – задумчиво проговорил Пилипенко. – Человек с крупными средствами, а посему – и с самыми широкими возможностями. За ним, само собой, масса преступлений, заказных убийств. Но не пойман, разумеется, как все они… При желании может построить космический корабль, подводную лодку, создать ядерную бомбу. Что там какой-то бегающий Буратино! Главное, чтобы была цель, которая оправдывает средства.
– Очень значительная цель, – резюмировал Жаров.
* * *Ощущение тупика продолжалось и на следующий день, и неделю спустя, хотя за это время произошло одно событие… В самом конце Большого каньона, по дороге на Бахчисарай, жители села Соколиное видели огромный костер, который полыхал в лесу в ночь на второе января. Читая сводку, Жаров обратил внимание на показания очевидцев: костер был сложен из какой-то мебели.
– Проедемся туда, – предложил Пилипенко. – Все равно затишье, каникулы. Все все выпили, мучаются похмельем и преступность на нуле.
«Жигуленок», преувеличенно мыча на крутых поворотах, взобрался по серпантину Ай-Петри за полчаса, въехав в царство липкого высокогорного снега. Еще двадцать минут быстрой езды от метеостанции до каньона – и друзьям представилось довольно мрачное зрелище. На большой поляне, прямо в виду мятого железного плаката, запрещающего здесь какие-либо костры, чернело целое пожарище.
Полыхало здесь весьма сильно: весь снег на поляне испарился, иголки крайних сосен побурели. Остатки большой деревянной кровати, шкафов, стола, еще каких-то слипшихся мелочей… Пилипенко подобрал круглую обугленную палку и принялся ворошить ею среди обломков.
– А вот и старый знакомый! – весело воскликнул он, пнув ногой крупный оплавленный шар. Да и эта палка… – он оглядел ее на вытянутой руке, – просто-напросто метла снеговика.
У Жарова перехватило дух.
– А что если здесь, – с волнением проговорил он, – в этой куче… Словом, найдутся чьи-нибудь останки?
– Это вряд ли, – спокойно сказал следователь. – Помнишь тапочек?
– Ну. Странный какой-то…
– Ничего в нем странного.
– Но ты что-то понял тогда.
– Конечно. Это был специальный ортопедический тапочек. Его сшили для человека, у которого плоскостопие.
Пилипенко достал телефон.
– Вот что, Клюев! – сказал он в трубку после соединения. – Надо направить запрос в больницы Бахчисарая, Симферополя, Джанкоя. Пожалуй, в Евпаторию и Севастополь – тоже. В том числе, и в частные клиники, в первую очередь. Обо всех поступивших туда с начала года больных. Что – зачем? Это тебя не касается, исполняй!
Жаров вопросительно посмотрел на друга.
– И тебя тоже, – буркнул Пилипенко. – Я проверяю одну версию, связанную с этим кострищем и с тапочкой. Не хочу выглядеть идиотом, если она провалится.
– Ну, уж меня ты можешь не стесняться, – сказал Жаров. – За эту жизнь ты много раз выступал в роли знаменитого литературного героя.
– Спасибо. Мысль-то простая. Она объясняет само происхождение людей-кукол. Допустим, у Власова есть ребенок. Какой-нибудь даун. Именно для него он и построил это убежище. И именно для него, для его развлечения, нанял актеров-кукол. Провести кастинг на человека, похожего на Санту и даже кота – несложно. Масса людей в мире напоминает котов.
Жаров рассмеялся:
– Действительно, версия! Ее идиотизм заключается в том, что нет никакой причины скрывать дауна от людей и строить для него тайное убежище.
– Вообще-то да, – подумав, сказал Пилипенко. – Но я все же оставлю в силе запрос больницам. Ведь ясно, что эту мебель вывезли из тайных комнат. И в комнатах кто-то жил. Куда он мог подеваться? Плюс совершенно ясно, что у этого человека плоскостопие. Такой симптом как раз и распространен среди даунов.
– Но не слишком ли большая тапочка для ребенка? – съязвил Жаров.
– Но он мог вырасти! Дом был построен пять лет назад… – Пилипенко вдруг щелкнул пальцами. – Это объясняет, почему Буратино – более совершенная модель, нежели снеговик. Это объясняет также наличие двух хвостов у кота, да и сами убийства частично.
– При чем тут хвосты?
– Допустим, ребенок рос. Своим убогим сознанием он, наконец, начал соображать, что сказочные герои, которые его развлекают, ненастоящие. Допустим, в прошлом году, он оторвал хвост у Кота, а тот пришил себе новый. В порядке бреда можно предположить?
– В таком порядке – да.
– И вот теперь этот ребенок предъявил коту его хвост, тыкал ему хвостом в морду, мол, ты ненастоящий, потому что хвост у тебя тряпочный. В конце концов, этот ребенок разломал Буратину, убил Санту и Кота… Тьфу, чушь какая-то.
– И вправду, чушь, – с некоторым злорадством подтвердил Жаров, которому порой нравилось уличить своего друга в неловкости мысли. – Ведь горничная, в чьих показаниях теперь не приходится сомневаться, готовила лишь на двоих, не считая себя. А ты представляешь, сколько и какой еды мог потреблять этот огромный даун?
Пилипенко с удивлением глянул на Жарова.
– А я думал, что ты уже догадался, откуда бралась для него пища, и даже какая именно она была.
– Почему я должен был догадаться?
– Потому что мы с тобой владеем одной и той же информацией.
Жаров так и не понял, что имел в виду его друг, сколько ни ломал голову над этим вопросом.
* * *В первом же номере своей газеты он напечатал эффектный материал. По требованию следователя события новогодней ночи подавались в самом мягком варианте: выдвигалось предположение, что убитые – это просто загримированные актеры в костюмах. О том, что жертвы, возможно, были не совсем людьми, не говорилось ни слова.
Дни шли за днями, была уже середина января, неожиданно Ялту завалило снегом, что снова зажгло погасшее было новогоднее настроение…
Как-то под вечер в редакцию заявился высокий худой старик. Жаров уже выключил компьютер, собирал бумаги, утрясая на столешнице распечатку нескольких материалов для очередного номера, чтобы последний раз, дома перед сном, просмотреть тексты на бумаге – так всегда выявляются опечатки, которые почему-то не замечаешь на мониторе.
Гость держал в руке большой старомодный портфель, Жаров поморщился: неужто принес роман-эпопею?
Однако внутри оказалась тонкая бумажная папка, а в папке – три листа, исписанных крупным старческим почерком.
Гостя звали Петр Степанович («Можно просто – Степаныч!») Он написал первую в своей жизни статью, будучи уверенным, что стал свидетелем каких-то необычных событий.
– Я прочитал ваш «Новогодний кошмар», – начал Степаныч. – И вот что думаю. Это ж так часто бывает, в детективах. Расследуют, казалось бы, два несвязанных преступления, а в конце получается, что это звенья одной цепи. Вот и со мной такое вышло…
Жаров выслушал Степаныча, изображая на лице внимательную улыбку. Меньше всего он ожидал, что старик мог принести какие-то сведения по делу.
Пенсионер сдавал свою жилплощадь курортникам, чем и жил. Курортников вне сезона не было, но на воротах его двора все равно висела табличка с крупной рекламной надписью, обещающей место для стоянки машин. Поскольку ворота выходили прямо на трассу, у него часто останавливались то дальнобойщики, то просто желающие сэкономить на жилье, так как старик, согласно своему географическому положению, брал недорого. Прямо за его забором была удобная площадка в кедровой роще, где могла разместиться даже фруктовая фура.
Две недели назад у Степаныча заквартировали странные жильцы. Они приехали на «Соболе», очень нервничали, сутки вообще не выходили из халупы.
– Пьянствовали, что ли? – спросил Жаров.
– В том-то и дело, что нет! Просто спали, как убитые. Две женщины и мужчина. Но комнату взяли одну.
– Что ж тут странного-то? – спросил Жаров.
– А вот что. В среду вечером мужчина куда-то уехал на «Соболе», а вернулся на такси. А вчера пригнал «Соболя». И вот в чем штука-то! Машина сначала была серебристой, а стала зеленой.
– Как это? – не понял Жаров.
– А вы не понимаете? – с возмущением произнес Степаныч. – Он ее где-то перекрасил. Вот и спрашивается – зачем? Нет ли здесь какого-нибудь криминала? По всему видно, что все трое чего-то боятся. Я все там написал, подробно: как всегда занавески были задернуты, и что не выходили они, даже когда мужчина с базара одежду принес…
