Ласло Андраш - Смерть на берегу Дуная
- Хамдулиллах. Спасибо, Берци.
- Не за что. До свиданья.
Корабль приятно качает, Келемен кладет телефонную трубку, затем снова поднимает ее, набирает номер. Над морем сияет солнце. Утро. Через полчаса они бросят якорь в Оране. Он стоит рядом с Берци, облокотившись на борт, и любуется утопающим в солнечных лучах городом. Путевку на трехнедельное путешествие по Средиземному морю, супруги Берци купили за собственные деньги, а он получил ее в качестве премии. Здесь, на судне ГДР, и завязалась их дружба, здесь они впервые услышали это арабское приветствие и взяли его на вооружение. С тех пор прошло четыре года. В апреле будет четыре года. Берци хороший шахматист. Беле еще ни разу не удалось обыграть его. И это немного раздражает Келемена, убежденного в том, что работник, занимающийся уголовными делами, должен играть в шахматы лучше всех. Ведь шахматы - это гимнастика ума. Они требуют комбинационного мышления. А разве это не нужно для руководителя торговой сети?
- Прошу товарища Раудера.
- Его нет, товарищ Келемен. Он только что ушел домой.
- А Еромош?
- Здесь. Передаю трубку.
Это был Шомфаи. Хороший парень. Оканчивает вечерний университет. Занимается историей Венгрии. Способный следователь.
- Еромош слушает.
- Здравствуй, Тиби. Я хотел только спросить, нет ли чего-нибудь новенького по делу Хуньора.
- Особенного - ничего. Послал Шенгеллера посмотреть на Эдит Чаус. Она работает в продмаге. Понимаешь, эта девушка, по-видимому, и послала открытку Хуньору.
Келемен на мгновение теряет дар речи. Он и не подозревал, что его сотрудники могут действовать тан оперативно. Это немного задевает его за живое. И все-таки здорово. Поделом ему. Разыгрывает тут, в постели, великого детектива. С пустой башкой, пустой, как бочка. И с насморком. И с температурой.
- Как вам удалось ее разыскать?
- Случайно. Когда мы отправились на квартиру Хуньора, чтобы поговорить с его женой, Шомфаи заглянул к управдому и полистал домовую книгу. У него хорошая память на имена. Вот он и запомнил, что на одном этаже с Хуньором проживал Липот Чаус и Эдит Чаус. Это была единственная Эдит, упоминавшаяся до сих пор в деле. Он сел в машину и снова поехал к управдому. От него и узнал ее адрес и место прежней работы. Старый Чаус уже умер.
- Это был дядя девушки.
- А ты как узнал?
- Случайно. Дочь Хуньора учится вместе с моим сыном. Она уже была у меня. Вы с женой Хуньора еще не говорили?
- Об этом - нет. По-моему, Женгеллер сначала должен присмотреться к магазину.
- Правильно. Жену Хуньора пока не трогайте. И Вильму тоже.
- Дочь Хуньора?
- Да. А за Эдит, мне кажется, стоило бы понаблюдать. Недурно было бы узнать, где она бывает, с кем встречается, чем интересуется.
- Ты полагаешь, она причастна к убийству?
- Не знаю. Мне только кажется странным, что она до сих пор оставалась в тени. Именно она, восемь месяцев назад пославшая миллион поцелуев Хуньору. Возможно, все это ничего и не значит, и все же немного странно.
- Понимаю, ты, конечно, прав.
- Только смотрите, Тиби, не привлекайте к себе внимания. Не спугните ее. Пусть ей кажется, что она вне подозрений. Завтра мы займемся ею. Если удастся уговорить врача, я тоже приду.
- Лучше оставайся в постели, подлечись.
- Ладно, ладно, там видно будет. Насморк не такая уж болезнь. Извини, я жду телефонного звонка. До свиданья, Тиби. Пусть кто-нибудь позвонит, когда вернется
Женгеллер.
- Даже ночью?
- И ночью. Не помешаете. Я сплю один, и телефон стоит рядом.
- Хорошо.
Ну что ж, с этим пока что кончено. Бела наливает из термоса чай с лимоном, пьет. Глотает две таблетки гермицида и кальмопирин, закапывает в нос капли и откидывается на подушки. Но тут же приподнимается - звонит телефон. Он берет трубку, что-то записывает, благодарит, кладет трубку на место. Закрывает глаза, пытаясь заснуть. Горит настольная лампа.
В полудреме он слышит, как скрипнула дверь, кто-то заглядывает к нему - он догадывается, что это сын, но делает вид, будто крепко спит. Дверь тихо затворяется. Тишина. Хорошо, что не придется говорить с Андришел о Вильме. Бела действительно устал и хочет спать. Очень устал. Он думает о Еромоше, видит, как тот разговаривает с Шомфаи, как Шомфаи берет пальто и отправляется искать Женгеллера в магазине или вблизи магазина и передает ему инструкции или берется сам наблюдать за девушкой.
А Еромош остался один? Вероятно. Может, и товарищ Синек еще не ушел? Еромош просматривает донесения других групп в поисках возможных связей с делом Хуньора. Доклады групп по борьбе с ограблениями, по охране нравственности, по поддержанию порядка на транспорте, по борьбе с наркоманией. Нет ли среди арестованных или разыскиваемых преступников таких, которые могли бы иметь отношение к делу Хуньора? Подбородок Еро-моша освещен настольной лампой, верхняя часть лица - в тени. Рука тоже освещена лампой, в пепельнице тлеет сигарета…
Наконец Бела засыпает, он спит глубоким сном без сновидений, когда входит жена и гасит лампу.
В двенадцать часов двадцать минут он просыпается от телефонного звонка, похожего на звук трещотки - телефон накрыт маленькой подушкой.
Докладывает Шомфаи. Эдит Чаус работала во вторую смену. Она очень красива. Магазин закрылся в десять. Работники вышли через главный вход на Бульварное кольцо. В половине одиннадцатого Эдит села в автобус 12А, Шомфаи последовал за ней. Ехали до конечной остановки. Потом она пошла на улицу Габона и попробовала позвонить из телефонной будки - номер набирала на память. Но поговорить ей не удалось, к телефону, по-видимому, никто не подходил. Немного подождала, снова опустила жетон, набрала номер, но никто ей не ответил. Она вышла из телефонной будки и направилась на Бульварное кольцо. Села в автобус, Шомфаи последовал за ней. На улице Левехаз она вошла в дом, куда, по свидетельству прежнего управдома, переехала. С тротуара напротив Шомфаи наблюдал, зажжется ли свет в каком-либо окне, если она действительно живет в этом доме. В одном из окон появился силуэт женщины, вероятно, это была Эдит Чаус, которая задернула штору. Но свет, все же проникал через щель между краями шторы. Без двадцати двенадцать он погас. Шомфаи ждал еще минут десять - не выйдет ли кто из подъезда. Затем ушел. Звонит он с работы.
Келемен поблагодарил за сообщение, спросил, не произошло ли чего-либо за это время. Выслушав короткий отрицательный ответ, он положил трубку, налил стакан чаю, с жадностью выпил и, откинувшись на подушки, снова заснул.
Утром, в десятом часу, пришел врач. Келемен довел до его сведения, что он покидает постель и отправляется на работу. После короткой дискуссий врач пошел на уступки и разрешил ему выйти на три-четыре часа. Келемену еще повезло - не было ни дождя, ни снега, а та бы он не получил разрешения. Пусть и за это скажет, спасибо. Он натянул на себя теплое белье и, пользуясь тем, что жена отправилась в матазин за покупками и, значит, можно избежать ненужных споров и упреков, вышел из дому, стараясь не встретиться с ней на улице. В своей комнате на столе он оставил записку. Его шатало, и вообще самочувствие было скверным, очевидно от гермицида. Он зашел в аптеку, купил аскорбиновую кислоту, в ближайшем кафе выпил крепкого черного кофе, вывел ив гаража машину й поехал на работу.
Раудеру он позвонил еще из дому, и тот в половине девятого уже был на месте; В приемной на скамейке сидела Эдит Чаус. Жентеллер ездил за ней на машине и, представившись ей у нее на квартире, пригласил в милицию для дачи показаний. По словам Женгеллера девушка была спокойна, вернее, волновалась не более чем любой другой человек, к которому однажды утром приходит милиционер и приглашает в отделение.-
Келемен вошел в кабинет и поздоровался с Раудерою. Нет-нет, он пока не будет принимать никаких дел, да и врач разрешил встать не более чем на три-четыре часа. И чувствует он себя неважно, хоти и держится на ногах - помог, должно быть, свежий воздух. Раудер передал ему поступившие со вчерашнего дня донесения и кратко изложил их содержащие.
Основательно поработали с почтовыми отделениями, сберегательными кассами, банками, со всеми учреждениями, в которые Хуньор мог сдать деньги на хранение. Но безрезультатно. Только в двух кассах были сделаны вклады по сорок - сорок пять тысяч форинтов. С одним вкладчиком приметы не совпадают, а другим и вовсе была престарелая женщина. И никто из них не имеет никакого отношения к Хуньору. Это проверено.
- Кто был последним клиентом в сберкассе, где снимал деньги Хуньор? Кассир, кажется, говорил, что Хуньор был предпоследним. Вы это проверили?
- Да. Последним был кустарь-частник, проживающий по соседству. Он вложил две тысячи форинтов. Работники сберкассы знают его.
- В помещение кассы можно заглянуть в окно с улицы? Не наблюдал ли кто за Хуньором и не видел ли, что он снимает крупную сумму?
- Хуньор стоял спиной к окну, защищенному металлической шторой. Правда, серая штора закрывала окно неплотно, но Хуньор загораживал окошечко кассы своим корпусом. Четыреста двадцать сто форинтовых билетов он сложил в портфель. Тот, кто наблюдал снаружи, мог бы заметить только движение рук, когда Хуньор складывал денежные пачки. И тогда наблюдатель мог бы догадаться, что сумма большая, но какая, он, конечно, не видел.
