Инна Тронина - Прощённые долги
– А кто это такая? – испугалась Магда и отбросила волосы назад. – Я же не знаю! Что я ей скажу?
– Это не имеет значения. Тот человек должен быть в квартире один. Он ответит тебе, что ты ошиблась номером, и положит трубку. Ни с кем говорить не нужно, не волнуйся. Только не перепутай ничего. После того, как он отключится, можешь ещё кому-нибудь позвонить или просто подержать трубку у уха. Насчёт хулиганов не парься – с тобой будут собаки. Их уже всё равно пора выпускать. Всё запомнила?
– Конечно, всё! – Магда даже поперхнулась. – Как интересно? Это пароль, да?
Они говорили шёпотом, чтобы не было слышно из-за забора. Филипп похлопал дочку по плечу, подмигнул ей.
– Ладно, не задавай лишних вопросов. Эту историю долго рассказывать, да и времени мало. Если хочешь мне помочь, беги, быстро.
Потом Филипп, тоже шёпотом, дважды назвал номер телефона, отворил воротца. Следом за Магдой на тихую улочку бесшумными прыжками бросились две большущие немецкие овчарки. Кобель Родриг, кроме всего прочего, имел в жилах четверть волчьей крови.
Готтхильф взошёл на крыльцо, на ходу расстёгивая куртку, снял её и повесил на вешалку. Бессмысленное на первый взгляд поручение, данное дочери, имело ключевое значение для всей операции. Чтобы не рисковать при телефонных переговорах, они с Андреем разработали целую азбуку. Различные сочетания женских имён, которые следовало называть якобы по ошибке, обозначали ту или иную ситуацию. В зависимости от этого предпринимались и дальнейшие действия.
Филипп знал, что Андрей сейчас должен находиться в квартире на набережной Фонтанки, неподалёку от Невского. Там ещё не закончился ремонт, но телефон был давно установлен – ещё при прежних жильцах. Трёхкомнатную квартиру Озирский смог выменять на площадь, состоящую из жилья в Ульянке и огромной комнаты Марии Георгиевны в коммуналке на Литейном. Разумеется, пришлось дать ещё и доплату, но дело того стоило.
Квартира оказалась отличная, и сейчас Андрей ночевал на раскладушке, в уже отделанной спальне. Мария Георгиевна с внуками жила на чемоданах, но не в Ульянке, где уже хозяйничали другие люди, на улице Типанова, у своей мачехи.
Про этот адрес Семён Ильич Уссер пока ничего не знал, но Андрей не хотел подставлять под удар старушку, вдову своего деда. Дама в роговых очках, маленькая и высохшая, давно уже перестала сердиться на строптивую Манечку. Поскольку с Георгом Болеславовичем у неё детей не было, и с предыдущим супругом тоже, Муза Ипполитовна Озирская теперь самозабвенно возилась с неродными правнуками.
Думая о проклятущем эшелоне, который никак нельзя было пропускать, Филипп удалился в свой кабинет, зажёг настольную лампу, плотно задёрнул шторы. Потом достал лист бумаги, карандаш, линейку и принялся по памяти восстанавливать схему. Стало жарко, и пришлось сбросить сначала пиджак, потом – жилетку. Филипп молил Бога, чтобы не явилась Регина и не помешала ему. Но жена, умаявшись за день, крепко спала и ничего не услышала.
Раису Ивановну следовало звать. Если возникала необходимость немедленно явиться в Песочный, соблюдая повышенные меры предосторожности. Конкретику Обер оставил на усмотрение Озирского. О том, что двенадцатого сентября на «третьей квартире» Уссера состоится совещание, Андрей был поставлен в известность четыре дня назад и теперь с нетерпением ждал результатов. Филипп предупредил его, что этой ночью, возможно, придётся экстренно встретиться.
Проверяя уже готовый чертёж, Филипп подумал, что в него могли вкрасться ошибки, но картину они существенно не меняли. Теперь следовало воспользоваться дочкиной готовальней, потому что передавать несколько раз исправленную схему на Литейный Готтхильф никак не мог. Он сходил в комнату Магды, взял готовальню и вернулся к себе.
Не успел он устроиться за столом, послышались лёгкие быстрые шаги, и Магда распахнула дверь.
– Папка, я позвонила!
– Тише, не кричи! Мать разбудишь. – Филипп закрыл за ней дверь. – Снимай ватник, тебе спать пора. Опять целый час придётся будить. Как всё прошло? Нормально?
– Да, порядок! – Глаза дочки сверкали, щёки алели от возбуждения. – Я позвонила, и действительно подошёл какой-то парень…
– Откуда ты знаешь, что это парень? – насторожился Готтхильф.
– Ну, мне так показалось. Слышно же по голосу, что молодой…
– Ты у меня прямо Шерлок Холмс! – улыбнулся Обер. – А дальше?
Девочка сбросила ватник, осталась в фиолетовом мохеровом джемпере.
– Дальше позвала Раису Ивановну. Парень этот ответил, что я. к сожалению, ошиблась номером. Я извинилась и повесила трубку. Потом ещё бабушке позвонила на Гражданку, рассказала, как у нас дела…
– Боюсь, тёща теперь всю ночь спать не будет! – Филипп зевнул, прикрыв рот ладонью – Ничего, всё будет хорошо! – сказал он не столько дочери, сколько себе. – Спасибо, выручила своего папку! Только маме не говори ничего про это. Только разволнуется зря, а дело-то выеденного яйца не стоит. – Готтхильф имел в виду возможную ревность жены. – Как этот парень воспринял твои слова?
– Да акваланг ему всё! – ввернула модное словечко Магдалина. – Пофигист он, как я поняла. Говорит так, будто смеётся надо мной.
– А причём здесь акваланг? – удивился Филипп. Новый подростковый сленг он знал плохо.
– Это значит – всё равно, папка! – Магда была довольна, что уела всезнающего отца. – Кстати, я этот голос недавно где-то слышала. Он говорит чётко, правильно, как артист или диктор. Точно – он несколько раз звонил к нам на Руставели! – Вот тебе крест – не вру! – Девочка, сложив два пальца, перекрестилась по-лютерански. – Слушай, пап, а сюда он не приезжал?
– Приезжал. Ты могла и слышать, – признался Готтхильф. – Ладно, ангел мой, беги спать. Огромное тебе спасибо. Да, ещё меня интересует – он сразу подошёл?
– Нет, не сразу. Наверное, раз шесть пропищало, пока он отозвался. Я уже хотела трубку повесить и обратно идти, а тут он нашёлся. Пап, я вспомнила! – Магда, как заговорщица, придвинулась к отцу и зашептала одними губами. – Он сюда на вишнёвых «Жигулях» приезжал летом. Был в джинсовой рубашке…
– Я тебя умоляю, доченька, никому ни слова! – Готтхильф даже не знал, что Магда в тот раз следила за ними. – Генка видел его?
– Нет, я тогда одна была, в коровнике. А Генка на велике где-то катался. – Магда испугалась, увидев изменившееся лицо отца. – Я никому не скажу, обещаю! Ни Генке, ни маме, ни бабушке…
– Смотри – тебе же хуже будет! – припугнул девочку Готтхильф. – Это – наша тайна, и ты должна её хранить строго. Иначе нам с тобой крышка, понимаешь? Очень не хочу, чтобы беда в нашу семью пришла через тебя!
– Через меня не придёт! – Магда торжественно положила руку на сердце, потом ещё раз перекрестилась на распятие. – Пап, а сейчас в Сестрорецк не надо звонить?
– Нет. Чем мы там поможем? Может быть, утром приедет Тим и всё расскажет. Допрыгалась тётя Таня, мать её растак! Зачем эту дрянь пила? Тим всегда мог ей хорошую водку достать!. – Готтхильф едва не выругался, но всё же сдержал себя. В присутствии дочери он всегда «сидел на диете».
– Пап, она очень тебя боится, – объяснила дочка. – Потому и к дяде Тиму лишний раз не приезжает.
Магда плотно прикрыла за собой двери. Вскоре её шаги послышались на лестнице, ведущей на мансарду. Там помещались две спаленки – её и Генки Крафта. Сам Тим, как правило, ночевал в караулке, или уезжал в Сестрорецк к жене.
* * *Филипп вспомнил, что не сказал Магде про готовальню. Девчонка хватится, станет искать. Но ничего, вроде, черчения завтра у неё нет, а потом вопрос решится. Он увидел, как свет из окошка дочери упал на кусты черноплодной рябины. Потом вернулся за стол, достал из ящика лист плотной бумаги и принялся за работу. Дело спорилось, и вскоре готовый чертёж лежал на столе, под яркой лампой.
Проверяя правильность схемы, выискивая возможные неточности, Филипп нашарил сбоку пачку «Винстона» и зажигалку, закурил. Дым прочистил мозги, и морщины на лбу разгладились, возбуждение прошло. Но одной сигареты не хватило – пришлось зажечь от окурка вторую. Через некоторое время в чёрной мраморной пепельнице лежала уже горка «чинариков» – Филипп всё-таки мучился то ли страхом, то ли воспоминаниями.
С Андреем Озирским они совершенно случайно встретились в самолёте, летевшем из Москвы в Питер. Готтхильф возвращался из Германии, где имел деловые контакты с ребятами из мюнхенской «Банды Балалайки». Впрочем, историческая родина тоже была промежуточным пунктом путешествия, потому что ещё раньше Готтхильф побывал в Нью-Йорке.
За четыре дня до встречи с Андреем, в самый разгар августовских событий в Союзе, он встречался с одной из очень влиятельных семей «коза ностра». На сходняке согласовывался процент, выплачиваемый каждому участнику сделок по изготовлению и продаже наркотиков, к которым причисляли и препараты «Г». Их охотно брали и в Европе, и в Америке, а мафиозная семья осуществляла посредничество в распространении. Вопрос распределения выручки долго не могли разрешить к всеобщему удовлетворению, но в третьей декаде августа это удалось.
