Николай Сизов - Невыдуманные рассказы
Сидевший за рулем высокий рыжеватый человек, плохо выговаривая русские слова, удивленно спросил.
— В чем дело, товарищ? Мы — иностранец.
— Извините, пожалуйста. Необходимо проверить документы ваших пассажиров.
Матюшин и Горбанюк возмутились:
— В чем дело? Мы всего-навсего попросили подвезти нас.
— Куда и откуда?
— А собственно, почему вы спрашиваете об этом? Это дело наше.
Владельцы белого «мерседеса» молчали, обеспокоенно переглядываясь между собой. Сидевший за рулем старался ногой незаметно задвинуть какой-то небольшой сверток под сиденье.
Иванцов нахмурился:
— Все поняли мою просьбу? Предъявите ваши документы.
Достав паспорта, парни нерешительно протянули их Иванцову.
— Ну вот, это другое дело. И паспорта, оказывается, не в институте, а при вас. Теперь покажите вещи.
— Это уже полное безобразие. По какому праву? Обычные вещи, мы в поход...
— Не будем терять времени.
Вещи, лежавшие в рюкзаках, были действительно походные. Кеды, тренировочные костюмы, консервы и даже портативная газовая плитка. Но небольшой продолговатый сверток Матюшин явно не хотел вытаскивать из своего рюкзака.
Иванцов заметил это.
— А это что?
— Да так. Ерунда. Рыболовные принадлежности.
— Разверните.
— Но я же объяснил.
Рябиков взял сверток и развязал.
— Товарищ капитан, посмотрите.
В руках Рябикова был эфес шпаги.
— Граненые фаски «Диамант». Темляк того же стального бисера... — Он уже наизусть помнил отличительные особенности разыскиваемых реликвий.
— Такие ценности и так небрежно храните. Нехорошо, — упрекнул Иванцов «студентов».
— Да какие это ценности? Мишура! — осклабился Горбанюк.
— Ценности, и притом очень редкие. С большим интересом послушаем, как вы ухитрились стянуть их из витрин Исторического музея.
— Мы? Из музея? Да вы что? Мы нашли эти побрякушки.
— Нашли? Тогда вам крупно повезло. Но об этом поговорим в Москве.
При осмотре машины из ее закоулков были извлечены табакерки, столовый прибор, бокалы, ложки, чашки и две миниатюры из слоновой кости...
Владельцы белого «мерседеса» по приезде в Москву потребовали немедленно дать им возможность связаться с посольством. Рябиков вопросительно посмотрел на Иванцова.
— Это их право. Да и нам не повредит. Пусть посольство узнает, чем занимаются некоторые их соотечественники, пользуясь нашим гостеприимством.
Утром Иванцову позвонил инспектор паспортного отдела и радостно сообщил:
— Вы знаете, товарищ капитан, Матюшин и Горбанюк действительно у нас не прописаны. И штамп, и моя подпись — все фальшивое!
— Так чему же вы радуетесь?
— А как же? Я же прав оказался. Не прописывались они у нас.
— Ну, а то, что по поддельной прописке живут, это вас устраивает?
— Да, тут мы проморгали.
— Вот именно. И я бы на вашем месте не слишком радовался.
...На допросе Матюшин и Горбанюк ничего не хотели признавать. Вещи они нашли. Да, нашли. Случайно. В каких-либо сомнительных делах никогда замешаны не были. Они — бывшие студенты. С учебой, правда, не вышло, но они готовятся к тому, чтобы вернуться в институт. Вот и все.
Так держались они и на втором и на третьем допросах.
На чистосердечное признание преступников рассчитывать не приходилось. Иванцов и Рябиков настаивать не стали и оставили «студентов» в покое. Раз они так повели себя, значит, люди опытные, заранее продумали все пути маскировки. Следовательно, надо основательно подготовиться к последующим разговорам с ними, документально, вещественно доказать несостоятельность их доводов, бессмысленность упорства.
Беседы с Белоусовой, соседями и знакомыми Матюшина и Горбанюка, материалы из Гудермеса и Нальчика, где подследственные родились и жили до приезда в Москву, прояснили многое. Немало дал обыск в их комнате. Были обнаружены чужие паспорта, военные билеты, несколько бланков разных московских учреждений. Встреча с руководителями института, куда три года назад были зачислены парни, дополнила картину.
Да, многое о Матюшине и Горбанюке стало известно. Многое, но не все. Выходило так, что работали они вдвоем. Это, конечно, возможно, но маловероятно! Их «операция» в музее вряд ли могла быть проведена без чьей-либо помощи. Но кто этот помощник? Все связи Матюшина и Горбанюка, тщательно проверенные, ответа на этот вопрос не дали. Вновь и вновь Иванцов и Рябиков ломали головы над этой загадкой — изучали вещи задержанных, проверяли их знакомых.
На последней странице записной книжки, изъятой у Матюшина, крупным, небрежным почерком было написано: «К. Ф. четв. 10-18, пон. 18-20». Может, эта запись и не заинтересовала бы оперативных работников, если бы Матюшин сам не навел их на это. Он явно не захотел откровенно объяснить, что она обозначала. Сказал, что это просто Катя Филиппова, его знакомая. Адреса не знает. Где работает? Тоже не знает. Не интересовался. Кажется, в каком-то ателье.
Пришлось оперативной группе установить всех Екатерин Филипповых. В Москве их оказалось 57, но ни одна не знала Василия Матюшина. Может, эта Катя из Подмосковья? Однако никто из живущих под Москвой Екатерин Филипповых тоже не знал молодого человека с фамилией Матюшин. Тогда что же означала непонятная строчка?
— Видимо, здесь какое-то имя и неизвестный еще нам эпизод, — рассуждал Рябиков. — Константин Филиппович... Константин Федорович. Кирилл Федорович... Кирилл Федотович... Кирилл Фомич... — Это имя толчком отозвалось в мозгу. Рябиков встал, еще не веря в реальность своей догадки и боясь спугнуть внезапно пришедшую мысль. Опять сел за стол. Сидел долго. Затем вызвал машину и поехал в музей. Помнилось ему, что в комендатуре музея висело расписание дежурств обслуживающего персонала. Но, конечно, там был уже новый график. Разыскал коменданта, потребовал книгу записей дежурств за прошлый год. Когда книга была принесена, он, едва смахнув с нее пыль, стал торопливо перелистывать страницы. И наконец, откинувшись на спинку стула, радостно воскликнул:
— Вот теперь все ясно.
— Что же вам ясно, товарищ лейтенант? — удивленно спросил комендант.
— Все встает на свое место. Спасибо вам за книгу, я заберу ее. Верну, верну в целости.
В кабинет Иванцова он вошел не спеша, хотя ему стоило больших трудов себя сдерживать.
— Товарищ капитан, эврика!
— Что случилось, Сережа?
Рябиков молча положил перед Иванцовым книгу дежурств по музею, раскрыл ее и ткнул пальцем в третью строчку:
— Видишь? «Буняков Кирилл Фомич. Дни дежурства: понедельник, четверг». Понимаешь? Вот что значит «К. Ф. пон. и четв.» в книжке Матюшина. Нет, ты должен, капитан, должен признать, что помощник у тебя талантлив до чертиков!
Иванцов долго перелистывал регистрационную книгу, вчитывался в каждую ее строку. Внимательно рассматривал каракули на последней странице записной книжки Матюшина.
— Не знаю, как насчет таланта и прочего, но то, что ты молодец, Серега, это факт. Значит, они все-таки были связаны. Как, в какой степени? Какова роль Бунякова в этой истории? Как мы все это узнаем?
— Кирилла Фомича придется привозить в столицу.
— Безусловно. Но начнем со «студентов». И не откладывая.
Матюшин вошел в комнату бодрой, уверенной походкой. Небрежно бросил:
— Мое вам. Давненько не виделись.
— Здравствуйте, Матюшин. Поговорим?
— Поговорим.
— Так вы утверждаете, что шпагу фельдмаршала, миниатюры, и столовые приборы, и все вещи, что обнаружены при вашем задержании, вы нашли?
— Да, нашли. Я уже рассказывал, при каких обстоятельствах. Ходили в небольшой поход. В районе Горенок, недалеко от края дороги увидели ящик. Открыли. Глядим, какая-то утварь. Не знали мы, что это государственные ценности. Думали, чье-нибудь личное барахлишко. — Иванцов спокойно слушал объяснение, но ничего не записывал. Матюшин обеспокоенно напомнил:
— Я прошу все это занести в протокол.
— А все это уже записано при первых допросах, ничего нового вы не сообщили.
— Рассказываю то, что было. Правду рассказываю.
— Ваш рассказ от правды так же далек, как Венера от Земли. И пора вам, Матюшин, кончать сказки. В них ведь никто не верит.
— Дело ваше, не верьте. Но и доказать обратное никто не может.
— Наивно все это, неужели не понимаете?
— Не понимаю, объясните.
— Что же, объясню. Работали в музее вы, конечно, аккуратно, в перчатках. Но оплошности допускают «мастера» и покрупнее вас. Когда вы перелезали через макет крестьянской избы, в зале № 28, вы не могли преодолеть гипсовый бордюр внешней стороны макета, не опершись на него. Не знаю уж почему, но в этот момент на правой руке перчатки не оказалось. И след, ваш след, там остался.
— Не может этого быть! — Матюшин даже встал со стула.
