Ю Несбё - Полиция
Бельман вынул из внутреннего кармана конверт и бросил его через стол.
— Это было краткое изложение того, что написано в письме, адресованном лично председателю городского совета. Можешь просто подписать и отправить. Как видишь, на него уже даже марка наклеена. Кстати, ты получишь в свое полное распоряжение этот МР3-плеер после того, как я получу удовлетворительный ответ от председателя городского совета о принятом решении. — Бельман кивнул на чайник: — Ну как, кофе-то будет?
Харри глотнул кофе и посмотрел на свой город.
Столовая Полицейского управления находилась на последнем этаже и выходила окнами на район Экеберг, фьорд и новый городской квартал, возводимый в Бьёрвике. Но Харри смотрел прежде всего на старые достопримечательности. Сколько раз он сидел здесь в обеденный перерыв и пытался взглянуть на свои дела под другим углом, другими глазами, увидеть их в иной перспективе, в то время как внутри его нарастало желание покурить и выпить, и он говорил сам себе, что не выйдет покурить на террасу до тех пор, пока не придумает хотя бы одну приличную гипотезу.
Ему показалось, что он скучает по тем временам.
Одну гипотезу. Не просто причудливую мысль, а мысль, привязанную к тому, что можно проверить, протестировать.
Он поднял чашку с кофе и снова опустил ее на стол. Очередного глотка не будет, пока мозг за что-нибудь не зацепится. Мотив. Они так давно бьются головой о стену, что, наверное, уже пора поискать другой мотив. Поискать там, где есть свет.
Кто-то отодвинул стул. Харри поднял голову. Бьёрн Хольм. Он поставил чашку с кофе на стол, не расплескав ни капли, снял с себя растаманскую шапочку и взъерошил рыжие волосы. Харри отрешенно смотрел на его движения. Он что, хочет открыть доступ воздуха к коже головы? Или это чтобы не ходить с приклеившимися к голове волосами, чего так боялось его поколение, но что, судя по всему, нравилось Олегу? Несколько волосинок из челки прилипли к потному лбу над очками в роговой оправе. Начитанный книжный червь, сетевой онанист, самонадеянный урбанист, примеривший на себя имидж неудачника, роль фальшивого лузера. Неужели он выглядит именно так, тот человек, которого они ищут? Или он розовощекий деревенский здоровяк, живущий в городе, ходит в голубых джинсах и практичной обуви, стрижется в ближайшей парикмахерской, моет лестницу, когда настает его очередь, всегда готов помочь и никто не скажет про него плохого слова? Непроверяемые гипотезы. Глотка кофе не будет.
— Ну? — спросил Бьёрн, позволив себе сделать большой глоток.
— Видишь ли… — начал Харри. Он никогда не спрашивал Бьёрна, почему сельский житель носит растаманскую шапочку, а не ковбойскую шляпу. — Думаю, нам надо внимательнее изучить убийство Рене Калснеса. И надо забыть о мотиве и обратить внимание исключительно на технические факты. У нас ведь есть пуля, которой его добили. Девять миллиметров. Самый распространенный калибр в мире. Кто им пользуется?
— Все. Абсолютно все. Даже мы.
— Мм. Ты знал, что в мирное время полицейские совершают четыре процента убийств во всем мире? А в странах третьего мира — девять процентов. Следовательно, люди нашей профессии убивают больше, чем люди любой другой профессии в мире.
— Ни фига себе, — сказал Бьёрн.
— Он глупости говорит, — вступила Катрина. Она пододвинула стул к их столу и поставила на него большую дымящуюся чашку чая. — В семидесяти двух процентах случаев, когда люди приводят статистические данные, они берут их с потолка.
Харри хохотнул.
— Это смешно? — спросил Бьёрн.
— Это шутка, — ответил Харри.
— И в чем тут дело? — поинтересовался Бьёрн.
— Спроси у нее.
Бьёрн посмотрел на Катрину. Она, улыбаясь, помешивала в своей чашке.
— Не понял юмора! — Бьёрн сердито уставился на Харри.
— Эта шутка говорит сама за себя. Катрина только что придумала эти семьдесят два процента, так ведь?
Бьёрн помотал головой, ничего не понимая.
— Это как парадокс, — объяснил Харри. — Как грек, который утверждает, что все греки лгут.
— Но это не обязательно неправда, — сказала Катрина. — Я про семьдесят два процента. Значит, Харри, ты думаешь, что наш убийца — полицейский?
— Я этого не говорил, — усмехнулся Харри и сцепил руки за головой. — Я только сказал…
Он замолчал, почувствовав, как волосы у него на затылке встают дыбом. Старые добрые волосы на затылке. Гипотеза. Он посмотрел на свою чашку с кофе. Ему действительно сейчас захотелось сделать глоток.
— Полицейский, — повторил он, поднял глаза и обнаружил, что двое собеседников смотрят на него в упор. — Рене Калснеса убил полицейский.
— Что? — спросила Катрина.
— Это наша гипотеза. Пуля калибра девять миллиметров, такая же, какие используются в служебном оружии «хеклер-кох». Недалеко от места преступления была обнаружена полицейская дубинка. И это единственное из первоначальных убийств, имеющее прямое сходство с убийствами полицейских. Их лица изуродованы. Большинство первоначальных убийств было совершено на сексуальной почве, а эти — убийства из ненависти. А почему человек ненавидит?
— Ты опять возвращаешься к мотиву, Харри, — возразил Бьёрн.
— Быстро, почему?
— Ревность, — начала Катрина. — Месть за унижение, отказ, пренебрежение, осмеяние, за уведенную жену, ребенка, брата, сестру, за уничтоженные возможности, из гордости…
— Остановись, — сказал Харри. — Наша гипотеза заключается в том, что убийца — человек, связанный с полицией. И исходя из этого, мы должны заново рассмотреть дело Рене Калснеса и найти его убийцу.
— Отлично, — ответила Катрина. — Но даже принимая во внимание наличие нескольких косвенных улик, я не совсем понимаю, почему внезапно стало ясно, что мы ищем полицейского.
— Кто-нибудь может предложить версию получше? Считаю от пяти до нуля… — Харри с вызовом посмотрел на них.
Бьёрн застонал:
— Только не говори, что мы едем туда, Харри.
— Что?
— Если в управлении узнают, что мы открываем сезон охоты на своих…
— Это мы переживем, — сказал Харри. — В настоящий момент у нас ничего нет, и нам надо с чего-то начать. В худшем случае мы раскроем старое убийство. В лучшем случае мы найдем…
Катрина закончила предложение за него:
— …того, кто убил Беату.
Бьёрн закусил нижнюю губу, пожал плечами и кивнул в знак того, что он участвует.
— Хорошо, — сказал Харри. — Катрина, ты проверишь реестр служебных пистолетов, которые числятся потерянными или украденными, и проверишь, были ли у Рене связи с кем-нибудь в полиции. Бьёрн, ты проверишь все улики в свете нашей гипотезы. Посмотрим, всплывет ли что-нибудь новое.
Бьёрн и Катрина поднялись.
— Я подойду, — сказал Харри.
Он провожал их глазами, пока они шли по столовой к выходу, заметил, как они обменялись взглядами с полицейскими, которые, насколько ему было известно, входили в состав большой следственной группы. Один из них что-то сказал, и за столиком раздался смех.
Харри закрыл глаза и задумался. Он искал ответ на вопрос, что это могло быть, что случилось. Как и Катрина, он спрашивал себя: почему внезапно стало ясно, что им надо искать полицейского? Что-то ведь произошло. Он сконцентрировался, отключился от окружающего мира, почувствовал, как погружается в полудрему. Надо было спешить, пока мысль не исчезла. Он медленно погрузился в себя, нырнул, как глубоководник без фонаря, и стал на ощупь искать нужное во мраке подсознания. Он что-то нашел, пощупал. Это что-то было связано с меташуткой Катрины. Мета. Шутка, которая говорит сама за себя. Наш убийца тоже говорит сам за себя? Мысль ускользнула, и в то же время восходящий поток поднял Харри наверх, назад к свету. Он открыл глаза, и звуки вернулись. Стук тарелок, разговоры, смех. Черт, черт. Он почти поймал эту мысль, но теперь было уже поздно. Он только знал, что эта шутка указывала на что-то, что она подействовала как катализатор на нечто скрытое глубоко внутри его. Нечто, что теперь ему было не уловить, но он надеялся, что оно всплывет на поверхность само по себе. В любом случае реакция принесла результаты, дала направление, точку отсчета. Проверяемую гипотезу. Харри сделал большой глоток кофе, поднялся и направился на террасу выкурить заслуженную сигарету.
В хранилище улик и конфиската Бьёрну Хольму выдали две пластиковые коробки, и он расписался за них в прилагавшихся описях.
Он взял коробки с собой в криминалистический отдел, расположенный в соседнем с Крипосом здании в Брюне, и начал с коробки улик с первоначального убийства.
Первое, что поразило его, была сама пуля, найденная в голове у Рене. Во-первых, она оказалась достаточно сильно деформированной, пройдя через мясо, хрящи и кости, которые, вообще-то, являются мягкими, податливыми материалами. А во-вторых, пролежав год в этой коробке, она не слишком позеленела. Возраст, конечно, не оставляет заметных следов на свинце, но ему показалось, что эта пуля выглядела на удивление новой.
