Линкольн Чайлд - Книга мертвых

Нора оглянулась. Зрители, словно зачарованные, не отрывали глаз от продолжавшей подниматься мумии. Нора увидела их растерянные лица, услышала приглушенные напряженные голоса и почти физически ощутила исходивший от толпы страх. Виола Маскелин бросила на нее вопросительный взгляд и нахмурилась. Среди гостей Нора заметила директора музея Коллопи – он казался очень бледным.

Потерявшие управление стробоскопы продолжали вращаться. Их вспышки ослепляли, заполняя собой все помещение. Они стали такими невыносимо яркими, что Нора ощутила приступ тошноты. Потом опять раздался низкий рокочущий звук, от которого переворачивались внутренности, и она инстинктивно закрыла глаза, защищаясь от одновременного натиска слепящего света и оглушающего звука. Вокруг зазвучали изумленные возгласы, раздался одиночный вскрик, который тут же оборвался. Что здесь происходит, черт возьми? А эти звуки? Она никогда не слышала ничего подобного. Нора вдруг подумала, что так, наверное, должен звучать последний трубный глас – внушающий ужас и оглушительно громкий, способный одной своею мощью повергнуть человека в трепет.

Мумия начала раскрывать рот – сухая кожа губ, трескаясь и расползаясь, обнажила черные сгнившие зубы. Через несколько мгновений изо рта мумии стала вываливаться какая-то отвратительная темная масса, и Нора с ужасом увидела, что это рой жирных коричневых тараканов, которые, карабкаясь друг на друга, стремились побыстрее выбраться из отверстия. Затем послышался еще один душераздирающий стон, и стробоскопы вспыхнули с такой ослепительной силой, что Нора, даже закрыв глаза, продолжала видеть их свет сквозь опущенные веки.

Но отвратительное жужжание тут же заставило ее вновь открыть глаза. Теперь мумия не переставая изрыгала из себя черноту: рои насекомых вылетали из ее рта один за другим, тараканы превращались в жирных блестящих ос и бросались на зрителей, пораженных их пугающим правдоподобием.

У Норы сильно закружилась голова, она покачнулась и инстинктивно схватилась за стоявшего рядом с ней человека – им оказался мэр, который сам едва держался на ногах.

– Боже мой! – пробормотала она.

Рядом кого-то вырвало. Со всех сторон слышались крики о помощи, потом они слились в один испуганный вопль: толпа отхлынула, спасаясь от насекомых. Нора, конечно, знала, что никаких насекомых нет, что это такие же голографические изображения, как и все остальное. Но они выглядели так реально, когда летели прямо на нее, шурша крыльями, с угрожающе выставленными жалами, торчащими из наполненных ядом брюшков!

Вместе со всеми Нора невольно отступила назад и не нашла под ногами опоры. В следующее мгновение она поняла, что падает, летит вниз, как свалившийся в колодец грабитель, провожаемая отчаянными криками – воплями грешников, отправляемых в ад.

Глава 60

Констанс проснулась от осторожного стука в дверь спальни. Не открывая глаз, она повернулась на другой бок и зарылась в пуховую подушку.

Стук раздался снова, на этот раз более требовательный.

– Констанс! Констанс! С тобой все в порядке? – послышался нетерпеливый и взволнованный голос Рена.

Констанс не спеша, с удовольствием потянулась и села в постели.

– Все хорошо, – ответила она с едва заметным раздражением.

– Ничего не случилось?

– Ничего, не беспокойтесь.

– Ты не заболела?

– Конечно, нет. Я прекрасно себя чувствую.

– Прости мою назойливость, просто ты никогда раньше не спала весь день, как сегодня. Уже половина девятого, прошло время ужина, а ты все еще в постели.

– Да, – коротко ответила Констанс.

– Может, подать тебе твой обычный завтрак – зеленый чай и тост с маслом?

– Ну уж нет, Рен. Я не хочу обычный завтрак. Если вас не затруднит, я бы предпочла яйцо-пашот, клюквенный сок, немного копченой рыбы, полдюжины ломтиков бекона, половинку грейпфрута и пшеничную лепешку с джемом.

– Я… Хорошо.

Констанс услышала шаги Рена, быстро удаляющиеся в сторону лестницы, и, откинувшись на подушки, снова закрыла глаза. Ее сон был долгим, глубоким и полностью лишенным сновидений, чего с ней никогда не случалось. Констанс вспомнила бездонную зелень абсента и странное чувство легкости, которое он ей дал; она словно наблюдала за собой со стороны. Легкая улыбка тронула ее губы и тут же исчезла, но потом снова вернулась вместе с воспоминаниями. Устроившись поудобнее, Констанс вытянулась под мягкими простынями.

Она не сразу почувствовала, что в спальне что-то изменилось, и никак не могла понять, в чем дело. Наконец до нее дошло: запах! В комнате появился посторонний запах.

Констанс снова села. Этот аромат не принадлежал ему. Она была уверена, что запах ей совершенно незнаком. Нельзя сказать, чтобы он был неприятным – просто непривычным.

Констанс огляделась в поисках его источника, посмотрела на стоявший у кровати столик, но ничего подозрительного не обнаружила. Наконец, вспомнив, сунула руку под подушку и вытащила оттуда конверт и продолговатую коробочку, завернутую в старинную бумагу и перевязанную черной ленточкой. Вот откуда шел запах, навевающий воспоминания о лесной чаще. Констанс быстро развязала ленту. Конверт был из льняной бумаги цвета слоновой кости, а коробочка – достаточно большой, чтобы вместить колье или браслет. Констанс улыбнулась и тут же густо покраснела. Отложив коробочку, она нетерпеливо открыла конверт, и из него выпали три листочка бумаги, густо исписанные каллиграфическим почерком. Констанс начала читать:

«Надеюсь, ты хорошо спала, моя дорогая Констанс. Уверен, это был сладкий сон невинной души.

Однако в силу некоторых обстоятельств тебе на некоторое время придется забыть о сне. Но потом, если ты последуешь моему совету, он может вернуться, и очень скоро.

Должен признаться, что в течение трех восхитительных часов, которые я провел с тобой, мне не давал покоя один вопрос. Как ты жила все эти годы под одной крышей с дядей Антуаном, человеком, которого ты называла Инохом Ленгом, после того как он жестоко убил твою сестру Мэри Грин?

Констанс, неужели ты этого не знала? Не знала, что Антуан лишил жизни твою сестру, а потом надругался над ее телом? Ты не могла этого не знать. Возможно, вначале у тебя было лишь подозрение, своего рода мрачная фантазия. Не удивлюсь, если ты объяснила это извращенностью своего воображения. Но со временем – а ведь вы провели вдвоем достаточно много времени – это подозрение должно было окрепнуть, а потом и перерасти в уверенность. Все это, без сомнения, происходило на уровне подсознания и было запрятано так глубоко, что почти не давало о себе знать. Но ты, несомненно, знала об этом. Конечно, знала.

Что за восхитительная ирония! Этот человек, Антуан Пендергаст, убил твою родную сестру, чтобы продлить собственную жизнь – и, как оказалось, твою тоже! Это человек, которому ты обязана всем! Ты знаешь, скольким детям пришлось проститься с жизнью, чтобы он смог создать свой эликсир и ты получила бы возможность наслаждаться чрезмерно затянувшимся детством? Ты родилась нормальной, Констанс, но благодаря дяде Антуану стала уродом. Ты ведь сама себя так назвала, правда? Урод.

Но теперь, моя дорогая обманутая Констанс, ты больше не сможешь отгонять от себя эту мысль. Ты больше не сможешь приписывать все воображению, не сможешь объяснять все иррациональным страхом в те ночи, когда раскаты грома не дадут тебе заснуть. Ведь самое ужасное, что это правда: твою сестру убили, чтобы продлить твою жизнь. Я знаю, потому что дядя Антуан перед смертью сам рассказал мне об этом.

Да, мне довелось несколько раз беседовать с этим пожилым джентльменом. Разве я мог не искать встреч с дорогим родственником, у которого такая интересная история, а взгляды на жизнь удивительно похожи на мои собственные? Одна только мысль о том, что он был жив все эти годы, придавала энергии моим поискам, и я не успокоился, пока наконец не напал на его след.

Он быстро меня раскусил и, естественно, постарался сделать так, чтобы наши с тобой пути никогда не пересекались. А в качестве платы за мое обещание не искать с тобой встреч с удовольствием поделился со мной своим, надо сказать уникальным, способом изменить этот порочный мир.

Он подтвердил, что у него имеется эликсир для продления жизни, хоть и не сообщил мне его рецепт. Милый дядя Антуан, я искренне скорбел, когда он умер: мир с ним был таким забавным! Но ко времени его убийства я уже был слишком занят собственными делами и не сумел помочь ему избежать этой горькой участи.

Итак, я спрашиваю еще раз: как тебе жилось в этом доме все эти долгие-долгие годы вместе с убийцей твоей сестры? Я, например, даже не могу себе этого представить. Неудивительно, что твоя психика так неустойчива. Неудивительно, что мой брат опасается за твое душевное здоровье. Все эти годы вдвоем с ним… А может, со временем ваши отношения с Антуаном стали, так сказать, более интимными? Но нет, это невозможно. Я был первым обладателем этой сокровищницы, дорогая Констанс, – физические доказательства не вызывают сомнений. Но ты любила его. Без сомнения, ты любила его.