Ольга Лаврова - Ушел и не вернулся
— Тем не менее вечерняя беседа кончилась миром? Или не помните?
Горобец ответил после мрачного раздумья:
— Побеседовали, и он пошел.
Пал Палыч протянул постановление на обыск:
— Ознакомьтесь.
И тут допрашиваемый по-настоящему испугался.
— Чего?! Обыск?.. — он рванулся, вскочил, милиционер ухватил его за шею и повис, осаживая на место. Тотчас рядом оказался готовый помочь Томин. Горобец посмотрел на них обоих, возненавидел секунды на четыре, потом налился тоской и перестал сопротивляться:
— А, пропади оно все к такой-то матери…
Расписался, где указал Знаменский. Кривовато, будто не проделывал этого движения рукой десятки раз за день на складе. Попросил хрипло:
— Покурить бы.
Знаменский разрешил, самого тоже тянуло. И милиционер обрадованно полез в карман.
— Пошли на волю, тут потом не продохнешь, — позвал некурящий Томин.
Вышли. Горобец сел на ступеньку крыльца, затягивался и ворочал шеей.
— Свернул? — спросил милиционер. — Ну сам и виноват.
Томин двинулся по периметру владений Горобца, чтобы обозреть будущий фронт работ. Не городская квартира, где передней начинается — балконом кончается. Тут хозяйственных построек полно, да вон колодец, да дров поленница неоглядная. Не говоря о доме. Целая бригада упыхается. Вот тебе и отдохнул, поблаженствовал!..
Что это там голубеет между сараем и кучей мусора под забором? Мусор после зимы серый, слежавшийся, а голубой комок только припорошен пылью.
Ни о чем особенном Томин не думал, рука сама подняла хворостину с развилкой на конце, подцепила и перенесла комок поближе. В воздухе тот развернулся и оказался мужской сорочкой, залитой на полах чем-то темным. Так выглядит примерно недельной давности кровь.
— Паша! — крикнул Томин. — Всех сюда!
* * *На «шерстяное дело» Кибрит, конечно, не потащила следственного чемодана. Но таковой, по счастью, оказался (девственно нетронутый) в горотделе.
Их обоих (Зину и чемодан) доставили на мотоцикле с коляской. Знаменский и Горобец заняли прежние позиции.
— Товарищ эксперт, определите характер пятен на рубашке, — на людях Пал Палыч обычно обращался к Зине официально.
Та расстелила на столе сорочку, вынула необходимые препараты.
Повисла продолжительная тяжелая пауза.
— Это кровь человека, — прервала молчание Кибрит.
Иного и не ждали. Зина свернула рубашку, Знаменский зашуршал протоколом обыска.
— Слушайте внимательно, гражданин Горобец, и отвечайте точно. Я запишу ваши ответы в протокол слово в слово.
Горобец тупо слушал.
— Читаю вопрос: «На принадлежащем вам участке за сараем при обыске найдена мужская верхняя сорочка с бурыми пятнами на груди. По заключению эксперта-криминалиста, это кровь. Что вы можете сказать о принадлежности сорочки и происхождении следов крови на ней?»
Горобец молчал.
— В такой ситуации молчать — плохо.
— Нечего мне сказать, — выговорил наконец Горобец, упершись лбом в громадный кулак. — Не моя рубашка. Не знаю чья. Не знаю, почему в крови. Первый раз вижу…
* * *Чтобы молниеносная людская молва не опередила следствия, за Миловидовой послали того же мотоциклиста. Остальных забрал знакомый Томину «козлик». Быстрее дошли бы пешком, но совместное шествие Горобца, московской «команды» и местного работника милиции просто свело бы население с ума.
Взбудораженный горотдел поснимал рубашки для процедуры опознания. Кибрит выбрала три похожих на найденную в мусоре, а ее свернула так, чтобы скрыть пятна, и разложила все в кабинете начальника.
Миловидовой заранее ничего не объясняли. «На всякий случай посмотрите, нет ли чего из ваших вещей».
Она обежала глазами сорочки и схватилась за сердце:
— Ой, эта — Сережина… Где вы нашли?!.. Он же в ней ушел!
— Только уж, пожалуйста, не ошибитесь, Алена Дмитриевна, — попросил Знаменский. — Стандартный цвет, стандартный фасон. Если бы какая-нибудь примета.
— Есть примета! Верхняя пуговица помельче и с желтизной. Я пришила, думала — под галстуком незаметно. Вот, смотрите, — выдернула сорочку из остальных, увидела пятна. — Это кровь? Сережина кровь?!.. Сгубили, проклятые!.. Голубчик мой!.. — и припала к рубашке лицом.
Кибрит закусила дрогнувшую губу, осторожно отобрала рубашку.
— В соседней комнате я видела аптечку. Пойдемте, Алена Дмитриевна. — Она, поддерживая, увела Миловидову.
Пуговица и впрямь была иного размера и с желтизной. Томин вздохнул:
— Молодая вдова Алена Дмитриевна…
Кибрит возвратилась непривычно суровая, сообщила:
— Выпила валерианки, попросила пять минут полежать… — Она аккуратно сворачивала и укладывала в целлофановый пакет окровавленную сорочку.
— Так что — убийство? Передаем дело в прокуратуру? — спросил Томин.
Знаменский смерил шагами кабинет вдоль и поперек.
— Я доложу. Но пока трупа нет. Принадлежность крови Миловидову не доказана. Места убийства мы не знаем.
— Ты представляешь, во что выльется обыск?
— Загвоздка, Саша, в том, что я вообще слабо себе представляю…
Знаменский не договорил, но друзьям было достаточно: Пал Палыч сомневался, что «сюжет» преступления исчерпывается теми фигурами или обстоятельствами, которые уже всплыли на поверхность.
— Значит, я тут с вами еще поживу! — повеселел Томин.
— Зина, какие у тебя виды на рубашку?
— Группа крови, конечно. Но, Пал Палыч, у Горобца может быть та же, сам понимаешь.
— И он завтра «вспомнит», что сорочка его собственная, что он на днях брился и порезался, — подхватил Томин. — По-моему, он вообще к завтрему много чего «вспомнит». Из таких.
— Ах, как нужна идентификация крови! — посетовал Пал Палыч.
Кибрит сделала легкое движение, и Пал Палыч его уловил:
— Неужели что-то надумала?
— Не исключено. Но для этого надо ехать в Москву. Есть так называемый способ мультгрупп. Если Миловидова скажет, что в тот день ел ее муж… Понимаете, по микроэлементам в крови можно обнаружить остаточные следы пищи, которую человек принимал незадолго до смерти.
— Серьезно? — поднял брови Томин. — Кофе и бутерброд с сыром переходят в кровь?
— Да, она будет другой, чем если пил чай. Методика опубликована давно, и я все мечтала попробовать.
— Хорошо, поезжай в Москву, — решил Пал Палыч.
Постучав, вошла Миловидова.
— Я еще нужна?
— Понимаю, что тяжко, Алена Дмитриевна, но еще несколько вопросов.
— Спасибо, что сочувствуете, Пал Палыч… Так мы были счастливы, так счастливы! Зачем мне теперь жить?
Все молчали, не находя слов утешения.
Если б они видели эту женщину поздним вечером того же дня!
* * *Сияющая, румяная ворвалась она в дачный домик и попала в объятия мужчины, с которым не так давно вела мучительный разговор в аллее за Дворцом культуры.
— Милый, Горобца арестовали!
— Гора с плеч!
— Я опознала рубашку, и его арестовали!
— Вот видишь, все развивается по намеченному плану!
— Не сглазь, поплюй… Ой, до чего же я соскучилась!
— Как прошло с рубашкой и вообще? — Мужчине не терпелось узнать подробности.
Миловидова пересказала все, что ей запомнилось из последних событий. Он жадно слушал.
— Ты знаешь, я очень красиво страдаю, — похвасталась она. — Плачу горючими слезами. Нет, правда, до того натурально, даже милиционеры жалеют!
— Я же говорил, что справишься! Про группу крови спрашивали?
— Спрашивали.
— А еще что?
— Много непонятного: например, что ваш муж ел в тот день. И так добивались, чтоб я вспомнила!
— Наверно надеются: ужо найдем тело и проверим, что там в животе.
— Ой, перестань, ну как ты можешь! Даже замутило…
— Доехала нормально? — сменил он тему.
— Полная конспирация. Фоминичне-дуре я сказала, что у мамы заночую. А у мамы посидела, пока она не стала укладываться, и укатила. Мне, говорю, захотелось побыть одной. И на последнем автобусе — сюда… Но в этот раз ничего не смогла привезти вкусненького. Только смену белья.
— Ерунда!
Он принес полбутылки вина и рюмки.
— Чокнемся за счастливое завершение.
Она выпила глоток, он до дна. Осунулся, бедненький, думала Миловидова. Небось и спит плохо. Ей хотелось приласкаться, отогреться возле него душой, его отогреть. Придвинулась, погладила по щеке. Он обхватил ее за плечи.
— Ленушка, золото ты мое…
Но беспокойство заставило вернуться к прежнему разговору.
— Что люди-то говорят?
— Ой, чего только не плетут! Ты не представляешь, как мне трудно!
— По-твоему, мне весело? — возразил он. — Торчу тут, сатанею от разных мыслей. — Мужчина обвел комнату глазами, задержался на фотографии молодой женщины в купальнике. — От Татьяны вестей нет?