Эд Макбейн - Поцелуй

— Тилли, верно, — ответил Карелла.

Он разговаривал с Олли последний раз на той неделе, когда получил некоторую дополнительную информацию о человеке, пытавшемся убить Эмму Боулз. В соответствии с данными отделения идентификации, Тилли перестал водить машину Боулза весной прошлого года, так как в марте был посажен в тюрьму Кастелвью, расположенную на севере штата. Он был посажен потому, что избил человека, который назвал его мариконом.[10]

Тилли не был мариконом. Кроме того, он вообще не знал испанского языка и не знал точно, как его обозвали, пока кто-то позднее не перевел ему это слово. Он разъярился так, что разбил обидчику нос, а потом сломал обе руки.

Пострадавший водитель был испанцем. Или латиноамериканцем. Или еще кем-то испанского происхождения. И назвал он Тилли мариконом, потому что тот был небольшого роста, полноватым и подвижным. Но он не знал, что при всем том Тилли был боксером полусреднего веса. Это незнание дорого обошлось ему.

Диспетчер из «Экзекьютив Лимузин», — автотранспортной компании, в которой Тилли и этот испано-американец или латиноамериканец работали, — вызвал полицию и позвонил в госпиталь. Первой прибыла полиция. Тилли ударил одного из полицейских, когда они надевали на него наручники, и тем ухудшил свое положение. Но судья, который вел дело, придерживался убеждения, что человек, носивший имя типа Роджер Тернер Тилли, не мог быть безнадежным преступником. Он ненавидел представителей национальных меньшинств любого цвета и вида и приговорил Тилли к одному году условно и полугоду тюрьмы на севере штата. Тилли вышел на свободу через полгода.

Тилли оставил своему офицеру-куратору следующий адрес: 335, Сент-Себастьян-авеню, что в округе Олли. Однако никто там ничего не слышал о нем. Олли обещал Карелле собрать кое-какие сведения, хотя теперь это вряд ли необходимо.

— Ты уверен, что это он? — спросил Карелла.

— Я никогда его не видел, — ответил Олли, продолжая жевать. — Я только сообщаю тебе, что записано в документе. Роджер Тернер Тилли.

— Медэксперт еще здесь?

— Нет.

— Что он установил?

— Огнестрельная рана.

— Куда выстрелили?

— Сзади, в голову. Он все еще лежит там на полу. Пойди посмотри.

— Кто еще там?

— Только двое полицейских. Мы ждем машину «Скорой помощи». У них этой ночью много работы, — сказал Олли и покачал головой. — Траханый День Гая Фокса.

— Кого прислал отдел убийств? — спросил Карелла.

— Здесь были Моноган и Монро. Они уже уехали. Технические специалисты тоже уехали. Я уже говорил тебе: там внизу остались труп и двое полицейских. Теперь, когда ты здесь, я могу пойти домой.

— Что ты имеешь в виду?

— Я свою миссию закончил, теперь твоя очередь.

— Что ты имеешь в виду? — повторил свой вопрос Карелла.

— Я хочу сказать, что теперь это все твое, Стиви.

— Все мое?

— Верно. С этого момента ты можешь продолжать дело.

— Что продолжать с этого момента? Черт возьми, о чем ты говоришь?

— Ты можешь продолжать с того момента, как я закончил свою работу по этому делу, — ответил Олли.

— Где ты кончил это дело? Ты еще даже не начал его. Единственное, что ты сделал…

— Это дело твое, Стив.

— Да, ты так думаешь? Как ты пришел к такому выводу?

— Ты говорил мне, что ты искал Тилли. Не так ли? Ты говорил мне, что ты хотел привлечь его к суду за попытку убийства.

— Нет, я сказал, что хотел допросить его о попытке…

— То же самое. Вот теперь ты его получил, Стиви-малыш. Он внизу в подвале.

— Ах-ха, — возразил Карелла. — В таком виде он твой, и ты это знаешь.

Он размышлял. Если Тилли был тем мужчиной, который, как заявила Эмма Боулз, пытался ее убить, то теперь ей больше не угрожала опасность. Тогда почему он должен брать на себя дело об убийстве, которое произошло на территории другого полицейского участка? Олли обнаружил все это, и это дело его. Олли был другого мнения.

— Эти два дела связаны, — сказал он. — Берет дело тот, кого оно первым касается, Стиви. Ты знаешь правила.

— Первым был бы тот, кто вел бы еще незаконченное дело. В данном случае это правило неприменимо.

— Ты расследовал попытку убийства, Стиви. Это практически то же самое.

— Нет, не то же самое.

— Кроме того, ты можешь закрыть это дело за минуту. Это самоубийство. Человек повесился.

— Мне показалось, что у него повреждена голова.

— Так заявил медэксперт, а я говорю, что он повесился.

— Это дело следует рассматривать как убийство. Это определяет все, Олли.

— Тогда прими в этом деле участие, — упрямо сказал Олли, пытаясь выдвинуть еще одно предложение.

— Нет, это твое дело.

— Ты уверен в этом?

— Я знаю это.

— Может быть, это и так, — высказался Олли. — Но я думаю о том, что скажет по этому поводу мой лейтенант. Потому что, скажу тебе, Стиви, в данный момент в Восемьдесят третьем участке по горло дел об убийствах, и мы действительно не нуждаемся еще в одном, которое имеет отношение к делу, начатому Восемьдесят седьмым участком. Ты знаешь, что по этому поводу скажет лейтенант? Я думаю, он скажет, что это ваше дело, даже если для этого ему придется переговорить с руководителем отдела детективов, с которым, кстати, он каждый вторник играет в покер.

Олли вцепился зубами в следующий гамбургер.

Карелла посмотрел на него.

— Вот так, — подытожил Олли.

— Я начала сомневаться, есть ли у меня муж, — вздохнула Тедди.

— Мне жаль, что я пришел так поздно, дорогая, — сказал Карелла, одновременно вздыхая, говоря и пытаясь снять пальто. Его пальцы и последние слова «кое-что неотложное» застряли в рукавах.

У Тедди сегодня «неотложные дела» не проходили. Она поела без него с детьми, ее муж был неизвестно где, ее звонки в участок — целых четыре — остались безответными. В последний раз она напечатала: «Где, черт возьми, ты? ОН». В данном случае «ОН» означало «Отвечай Немедленно», но никто так и не ответил на ее звонки. Она стояла вне себя от ярости, прекрасная, со сложенными на груди руками, ожидая от него, чтобы он теперь отвечал немедленно. Карелла попытался поцеловать ее в щеку, но она отвернулась.

— Мне действительно очень жаль, — сказал он. — Дети уже легли спать?

Да, дети уже были в постели. Они заснули около часа тому назад или чуть больше. Понедельник, половина одиннадцатого вечера, завтра детям надо идти в школу. Он понимал, что ему следует спуститься вниз и посмотреть на них, но он боялся повернуться к Тедди спиной, так как она могла ударить его молотком или еще чем-нибудь, а если это произойдет, то ему придется ее арестовать за избиение. Он никогда не видел жену такой рассерженной. Да нет, конечно, два или три раза видел, как она злилась, но тогда не он был причиной ее гнева. А сейчас Тедди была не права. Она жена полицейского, а полицейские часто приходят домой поздно.

— Нас захлестнула волна преступлений, — сказал он и написал для нее слово, четко произнося его буква за буквой, — «П-Р-Е-С-Т-У-П-Л-Е-Н-И-Я». Он подчеркивал этим, что ему пришлось носиться по всем закоулкам в пригородах, хватая тут и там напившихся парней. Она все еще была непримиримой. Ее сверкающие глаза говорили, что любая причина, меньшая, чем начало третьей мировой войны, будет недостаточна для оправдания его сегодняшнего позднего возвращения.

— Я хотел сказать, — оправдывался Карелла, — что весь состав участка был направлен на улицы, чтобы контролировать обстановку в городе. — При этом он даже не упомянул, что еще не обедал и сейчас умирает с голоду.

— Что случилось?..

Он рассказал ей и об этом. Желудок уже бурчал от голода. Он стремительно жестикулировал, объясняясь на языке жестов, которому она сама его обучила. Жестами он дополнял преувеличенную артикуляцию губ.

— Я вернулся в свой район после того, как покинул здание суда, — объяснял он, — а затем позвонил Олли, потому что он нашел повешенного в подвале одного из домов. Он заявил, что это целиком мое дело. Это длинная история, дорогая, и я не сумел закончить все дела до половины девятого, а потом еще должен был вернуться в участок и доложить обо всем лейтенанту. Далее вот что случилось. Какой-то парень решил ехать к центру города не по бульвару, где движение было очень оживленным, а по окружным улицам. Этот белый тип, здоровенный и толстый, ехал на своем «кадиллаке» и остановился на красный свет. В это время к нему подошел черный парень с ведром воды и грязной губкой и предложил помыть стекло. Белый жестом показал ему, чтобы тот отстал…

— Говори помедленнее, — жестом попросила Тедди.

Наконец она стала слушать.

— …но черный продолжал настаивать. Тогда белый парень опустил боковое стекло — так он, во всяком случае, записал позднее в своих показаниях — и сказал черному, что не хочет мыть стекло своей машины. Тогда черный приложил к стеклу свою мокрую губку, размазал грязь и пошел от машины прочь. В это время сигнал светофора сменился, но белый парень выскочил из машины и закричал: «Эй ты, умница!» — или что-то в этом роде. Черный невозмутимо удалялся. Тогда белый побежал за ним, схватил его за воротник и сбил с ног, затем потащил его к машине и попытался заставить очистить лобовое стекло. В это время на улице быстро собралась толпа черных, и в следующее мгновение белому парню ничего не оставалось делать, как спасаться бегством. Поблизости, к счастью, оказалась патрульная машина с двумя полицейскими — белым и черным. Они увидели толпу черных, гнавшихся по улице за белым мужчиной и готовых растерзать его. Они быстро выскочили из машины, затолкали туда бедолагу, заключили под стражу и стали выкрикивать обычные полицейские предупреждения: прекратите безобразия! больше ничего интересного здесь нет! расходитесь по домам! проходите! Но это не возымело никакого успеха. Толпа жаждала крови, даже присутствие полицейских не сдерживало их. Толпа начала раскачивать полицейскую машину, чтобы ускорить расправу. Пришлось одному из полицейских взяться за телефонную трубку, набрать номер 10–13 и вызвать помощь. Было уже без пятнадцати девять. Я в это время все еще докладывал лейтенанту…