Фридрих Незнанский - Африканский след
Она немного помолчала, отвела взгляд от мужа, поглядела на собственные руки со все еще зажатой в них игрушкой.
— Ах да… Я же тебе эту твою сову принесла, она тебе сейчас нужнее, чем мне! Когда проснешься, увидишь… Посмеешься, наверное. Скажешь что-нибудь такое, как всегда, забавное, и я тоже посмеюсь вместе с тобой — совсем как раньше, да?..
За спиной Ирины подозрительно шмыгнула носом медсестра, но жена Турецкого этого даже не заметила. Нахмурившись и умолкнув всего на секунду, продолжила:
— А может, ты, Турецкий, просто так устал за все эти годы, что решил наконец взять да и выспаться как следует? А?.. Ох, о чем это я? — Она снова помолчала. — Давай-ка я тебе лучше расскажу, что происходит за окнами, пока ты дрыхнешь!.. Сегодня жуткая жара, а до этого, позавчера кажется… нет, вчера ночью, был дождь. Настоящий ливень. Целая стена воды. Потом он кончился, и к утру остались только лужи. Я лежала и слушала, как по ним проезжают машины: если закрыть глаза, похоже на шелест волн на пляже… Турецкий, ты помнишь, когда мы последний раз были на море?.. Ты еще так смешно ходил по гальке, босиком… А потом поранил ногу и жутко ругался! Помнишь?.. Конечно, помнишь… Правда, было это жутко давно… Вот проснешься, и мы с тобой опять туда поедем… Только не вздумай, как всегда, мне пообещать и обмануть!..
Лиля, беззвучно стоявшая в углу реанимационной, осторожно вытерла влажные глаза: от слез у нее все вокруг начало двоиться и плыть, и даже показалось, что Александр Борисович шевельнул пальцами руки. Девушка сморгнула вновь навернувшуюся на глаза слезинку и посмотрела на часы: Клавдия вернется с минуты на минуту, и тогда… Тогда ее, скорее всего, уволят…
Наверное, жена Турецкого тоже обладала чувством времени, потому что прерывисто вздохнула:
— А теперь, Шурик, мне уже пора… Ты хоть снись мне, Турецкий, пока, что ли… Пожалуйста… — И внезапно этой удивительной женщине, как решила Лиля, выдержка все-таки отказала. Потому что, прежде чем выскочить из реанимационной, она все-таки закричала — на своего все равно ничего не слышавшего и не чувствующего мужа: — Очнись же ты, эгоист чертов!.. Слышишь?! И думать не моги меня бросать, и не надейся, врун несчастный!..
Спустя секунду Ирина уже рыдала в объятиях Меркулова, крепко прижавшего к себе жену друга и самого едва сдерживающего отчаяние.
Самой твердой и мужественной оказалась Екатерина.
— Все! — Она решительно взяла Ирину Генриховну за локоть. — Добилась своего? Добилась! А теперь — в больницу! Иначе в следующий раз тебя и на порог не пустят… Что случилось, девушка?..
Последнее относилось к Лиле Рассадиной, внезапно вылетевшей следом за Ириной из реанимации.
— Он… Там… — Девушка явно не находила слов.
— Что с ним?!
Ирина Генриховна моментально вырвалась из объятий Меркулова и, побелев, уставилась на Лилю.
— Он смо… смотрит!..
В следующую секунду все трое, позабыв обо всех запретах, ворвались в реанимацию. И первое, что увидели, — широко открытые глаза Александра Борисовича Турецкого, вполне осмысленно уставившиеся на их компанию…
— Что здесь происходит?! Вы что, совсем оборзе… Лиля!
Старшая медсестра выглядела так же неотвратимо и грозно, как статуя Командора, но на молоденькую нахалку Рассадину, получившую работу по блату, никакого впечатления это не произвело. Более того, неприлично взвизгнув, она кинулась на шею этой психопатке, супруге коматозного больного, и до ее начальницы, уже в который раз за этот сумасшедший день онемевшей от негодования, не сразу дошел смысл того, что девчонка выкрикивала:
— Он очнулся, очнулся!.. Александр Борисович очнулся, вышел из комы! Вы поняли? Вышел!..
3
Оперативный сотрудник Первого департамента МВД Галя Романова всхлипнула и, отвернувшись, уткнула опухшее от слез лицо в плечо своего коллеги, старшего опера того же департамента, как и она, непосредственного подчиненного генерала Грязнова — Владимира Яковлева.
У Галочки не хватило сил дальше смотреть на застывшую поодаль, возле свежего могильного холмика, скрытого множеством венков и живых цветов, фигуру генерала, не только ее шефа, но и крестного, на глазах которого нынешняя капитан Романова выросла… Володя Яковлев, неестественно бледный, с окаменевшим лицом, автоматически прижал к себе девушку. На Вячеслава Ивановича он, в отличие от нее, смотрел не отрываясь, ожидая момента, когда будет уместно подойти к нему и увести отсюда…
День похорон Грязнова-младшего выдался жарким, солнечным, и Ваганьковское кладбище напоминало сейчас куда больше парк, предназначенный для прогулок горожан, чем место упокоения. Горькая церемония завершилась более получаса назад, огромная толпа присутствующих на ней постепенно рассеялась. Помимо Вячеслава Ивановича, замершего у могилы с металлическим крестом, возвышающимся почти наполовину из горы венков и цветов, чуть позади Грязнова-старшего молча стояла еще одна группа людей — осиротевшие с гибелью их владельца и руководителя сотрудники ЧОПа «Глория».
— Ребята… — всхлипнула Галя, поднимая зареванное лицо на Володю. — Они… Они, когда прощались с Дениской… Я слышала, как они клялись отомстить за него…
— Я слышал, — коротко ответил Яковлев и вновь прижал к себе девушку.
Ему показалось, что момент, когда можно подойти к Вячеславу Ивановичу, наступил, но сделать этого он не успел, его опередили.
От группы подчиненных и очень давних товарищей Дениса отделился человек, даже в этот тяжелый, трагический момент выделявшийся среди толпы своим каким-то по-особому ухоженным, элегантным видом, вопреки всему не вызывавшим ни у кого из стоявших вокруг свежей могилы ни осуждения, ни подозрений в неуместности. Алексей Петрович Кротов относился к тому редчайшему типу мужчин, которым элегантность не просто присуща от рождения, но является неотъемлемым качеством их натуры, составляющей той самой глубокой и подлинной интеллигентности, проявляющейся не менее чем в третьем-четвертом поколении потомков людей, как говаривали когда-то, голубой крови…
Яковлев слышал, что за плечами Кротова несколько поколений блестящих офицеров-дворян, преданно, с честью служивших в свое время государству Российскому в лице самого государя… Алексей Петрович не был сотрудником «Глории», однако по мере необходимости и по первому зову Дениса оказывался рядом, участвовал во многих расследованиях ЧОПа, когда они касались сфер, в которые рядовому сотруднику, мягко говоря, доступа не было. Да что там рядовому! Речь в таких случаях всегда шла о ситуациях, в которых даже Генпрокуратура оказывалась ограниченной в своих возможностях… Никто и никогда не говорил вслух о том, где именно числится на службе Кротов. Но лично Володя ни секунды не сомневался в том, Алексей Петрович давно и прочно связан с ГРУ.
Между тем Кротов, подойдя к Грязнову, коснулся его локтя.
— Пойдем, Вячеслав Иванович, — произнес он тихо и твердо. — Пора…
Грязнов-старший едва заметно шевельнулся и, с трудом отведя взгляд от могилы Дениса, медленно повернулся к Алексею Петровичу.
— Пойдем, — повторил тот.
Вячеслав Иванович беззвучно шевельнул пересохшими, побелевшими губами и лишь спустя несколько секунд заговорил — глухо и хрипло:
— Я сам… Собственными руками послал Диньку туда… Своими руками — в могилу…
В глазах генерала была такая почти нечеловеческая мука, что любой человек на месте Кротова не выдержал бы этого взгляда отчаяния и скорби. Но Алексей Петрович глаз своих не отвел, напротив, теперь он смотрел на сраженного горем Вячеслава Ивановича еще тверже и сосредоточеннее:
— Это ложная мысль, выбрось ее из головы: от судьбы, какой бы жестокой и несправедливой она ни была, уйти никому из нас пока не удавалось!.. Пойдем к ребятам, они ждут тебя, хотят кое-что сказать. И Юра Гордеев там…
Возможно, имя адвоката Юрия Петровича Гордеева, близкого друга Дениса, тоже часто помогавшего «Глории» в ее самых сложных расследованиях, подействовало на генерала. Вячеслав Иванович вздрогнул и вновь отвернулся к могиле… Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы прочитать в этот момент его мысли… Юрий и Денис родились не только в одном году, но и в одном месяце…
— Возьми себя в руки, Вячеслав Иванович, — произнес нахмурившийся Кротов. — Ребята, все Денискины ребята, дали клятву найти подонков, стоящих за взрывом, и расквитаться с ними так, как решат сами…
Грязнов вновь повернулся и посмотрел Алексею Петровичу в глаза.
— Я знаю, — сказал он, тяжело сглотнув застрявший в гортани ком. — Я хочу, Алексей, чтобы «Глорию» и, само собой, следствие по… по Диньке и Сане Турецкому возглавил ты. Именно ты!..
— Нет. — Услышав это, генерал вновь застыл на месте. — Ты в курсе почему… Но и я из тех, кто давал клятву!
Впервые за долгие годы их общения Алексей Петрович Кротов вслух и практически прямо заговорил о своей скрытой от посторонних глаз службе. И Вячеслав Иванович, несмотря на всю тяжесть горя, сумел это оценить. Молчание длилось совсем недолго, и нарушил его Кротов, почувствовавший, что Грязнов его понял верно.
