Арне Даль - Мистериозо
Саксофон взбирается к своим высотам, все быстрее. Ай! Неужели сам саксофонист издает эти маленькие возгласы между тактами?
Вот оно, аплодисменты, слушатели переговариваются, переход от саксофона к фортепиано, и в этот момент он с усилием вытаскивает вторую пулю. Вот так. Стружка летит на пол. Сплющенный комочек падает в карман и присоединяется к первому.
Саксофон уступает место фортепиано. Оно начинает свои неловкие пассажи. Затем освобождается от строгой схемы и парит все свободнее, все красивее. Он может слышать эту красоту даже сейчас. Внутри себя. Не только как… напоминание.
Басы исчезают. Фортепиано снова прогуливается туда-сюда. Как в начале. Ему следовало бы научиться разбираться в этом по-настоящему. Саксофон подхватывает.
Последний повтор.
Аплодисменты, свист.
Он отвешивает легкий поклон.
Он может слушать это бесконечно.
Глава 6
Первого апреля Пауль Йельм сидел в комнате для допросов и тер руки, не в силах остановиться. Часы на стене показывали 10:34. Действительно ли они решили его поджарить? Или все это лишь первоапрельская шутка?
Он уже и не знал, что отвечать. Он очутился в полной изоляции. Возможно, Грундстрём был прав. Возможно, его демонстративное наказание и вправду необходимо. Ведь ему известно, какие настроения бродят в полицейском управлении, он разделяет их, они пускают в нем корни.
Дверь осторожно приоткрылась. В проеме замаячила сочувственная физиономия Грундстрёма, но невозможно было определить, насколько сие сочувствие искренно.
— Сожалею, Йельм. Мы приняли решение еще утром. Ваше заявление об уходе должно лежать на столе у комиссара Брууна не позднее трех часов дня. Поскольку вы увольняетесь по собственному желанию, к сожалению, вопрос о выходном пособии либо о пособии по безработице не стоит.
Но нет, не то. В дверях показалось лицо незнакомца.
В течение нескольких секунд он пристально рассматривал Йельма. Незнакомцу было за пятьдесят, непримечательная внешность, опрятно одет, гладко выбрит, лысоват. Монументальный нос. Устремленный на Йельма проницательный взгляд не давал никаких подсказок. Незнакомец протянул руку.
— Комиссар криминальной полиции Ян-Улов Хультин. Я понимаю, вы ждали кого-то другого.
— Пауль Йельм, — произнес ошеломленный Пауль Йельм.
Ну конечно же. Их шеф должен был приехать. Полномочия, командная цепочка. Хотя сложно вообразить себе человека чином выше Грундстрёма. Так вот как он выглядит, более или менее тайный шеф отдела внутренних расследований.
— А где Грундстрём? — выдавил из себя Йельм. Он не узнавал своего голоса.
— А, — отмахнулся комиссар криминальной полиции Ян-Улов Хультин. — Теперь это в прошлом.
Он вынул из портфеля две стокгольмские утренние газеты, раскрытые на разделе новостей. Фотография десятилетней давности украшала первые страницы и в том, и в другом издании. В «Дагенс Нюхетер» красовался заголовок: «Драма с заложниками в Халлунде» и подзаголовок: «Полицейский спасает трех человек». «Свенска Дагбладет» писала: «Герой в Норсборге», дав подзаголовок: «Инспектор криминальной полиции Пауль Йельм спасает попавших в беду».
Это походило на грубую насмешку, инсценированную режиссером-садистом.
— Видели? — спросил Хультин.
— Нет.
Ответ прозвучал не столько коротко и ясно, сколько сдавленно.
Хультин сложил обе газеты и продолжил.
— Этих заметок не должно было бы быть. Не поймите меня неправильно, но я рад, что первые страницы газет выглядят именно так. Это означает, что у нас пока что нет утечки. А факт заключается в том, что в городе происходит нечто большего, гораздо большего значения.
Смятение — ничего иного Пауль Йельм не чувствовал.
Ян-Улов Хультин насадил на свой необъятный обонятельный орган полукруглые очки и начал листать личное дело в папке, на коричневой обложке которой ясно читалось имя Йельма.
— И как только вы умудрились, проработав в таком сложном районе столько лет, совсем не оставить следов? Никаких сообщений, никаких отличий, ничего. Мне редко доводилось видеть столь чистый послужной лист в таком старом досье. Что скажете?
Йельм словно прирос к стулу. Хультин с любопытством поглядывал на него. Возможно, он и не ожидал никакого ответа. Но ответ все же последовал.
— За эти годы я создал семью и сумел сохранить ее. Не каждый полицейский может этим похвастаться.
Большеносый громко рассмеялся — впрочем, явно скорее над собой, чем над собеседником, — и, как говорится, раскрыл карты.
— Сегодня рано утром в Государственной криминальной полиции появилось новое подразделение. На данный момент оно носит довольно бестолковое название «Группа А». Она построена на принципах, можно сказать, противоположных тем, на которых строилась работа «Группы Пальме». Ни громадной структуры, ни постоянной смены руководства, ни сомнительных подчиненных структур. Это будет образование совсем иного типа — маленькое, компактное, включающее людей извне, это будет попытка расширить и в то же время немного ужать Государственную криминальную полицию. Молодые, но опытные специалисты со всей страны составят ядро группы. Возглавляю ее я — и я хочу, чтобы ты работал с нами. Когда пресса пронюхает о том, чем мы занимаемся, нам потребуется ее благосклонное отношение, а у тебя оно уже есть. Это была отличная работа. Я посмотрел, что нарыл отдел внутренних расследований, и, так сказать, освободил их от твоего дела. У расследования, которое мы ведем, приоритет важности, а когда вмешивается сама Государственная криминальная полиция, то даже отделу внутренних расследований приходится помалкивать.
— Всего несколько секунд назад меня едва не отправили в отставку…
Хультин изучающе поглядел на Йельма.
— Забудь об этом. Вопрос лишь в том, хватит ли у тебя сил, чтобы влиться в слаженную работу, где сверхурочных больше, чем обычных рабочих часов. Ты неважно выглядишь.
Йельм откашлялся и выпрямил спину. В одну секунду он понял, какая удача плывет к нему в руки.
— Последние несколько дней у меня выдались довольно паршивыми. Но дайте мне работу, и я, черт возьми, все дерьмо из себя вышибу. В буквальном смысле.
— Надеюсь, не совсем уж в буквальном, — усмехнулся Хультин и сделал небольшую паузу, прежде чем продолжить. — Нам потребуется инициативность, которую вы проявили в отделе по делам иммигрантов. Но не чрезмерная. Прежде всего речь идет о том, чтобы создать дееспособный коллектив, состоящий из добросовестных, обладающих воображением личностей. Блокнотные и магнитофонные записи Грундстрёма дают понять, что ты в течение всех этих лет прятал именно эти ценные качества где-то среди пустых страниц личного дела. Я думаю, для тебя мое предложение — шанс показать, на что ты способен. Хотя это и шанс сгореть дотла.
— В чем суть дела?
— Серия убийств. Не тех, где жертвами бывают маленькие мальчики или девочки, проститутки или туристы из Голландии. Нет, это убийства совсем иного рода, и многое указывает на то, что мы только в самом начале.
— Политики?
Хультин слегка улыбнулся и кивнул, но ответил иначе:
— Нет. Хотя ход твоих мыслей верен. Речь идет о тех, кого мы называем «высшим эшелоном экономики». За день до того, как ты героически штурмовал здание отдела по делам иммигрантов, некий Куно Даггфельдт был застрелен вечером в своем собственном доме в Дандерюде. Уже сейчас у нас есть все основания полагать, что одним убийством не обойдется: особая меткость стрельбы, пуля, выпущенная либо профессионалом, либо человеком, так сказать, за гранью отчаяния. Эти два варианта, как ни странно, во многом схожи. У Даггфельдта остались два крупных предприятия, жена, двое детей и шесть объектов недвижимости в Швеции и за границей. Вчера поздно вечером еще одно убийство. На сей раз на Страндвэген, в весьма роскошной квартире, восьмикомнатной, с балконом, где директор Бернард Странд-Юлен был застрелен тем же способом. Два выстрела в голову, пули извлечены из стены при помощи щипцов или длинного пинцета. Вообще никаких следов. Обычная девятимиллиметровая пуля, а больше ничего и не скажешь. Кроме того, что огневая мощь у оружия немаленькая — обе пули прошли через череп насквозь. Как преступнику удалось пробраться в квартиру и выбраться из нее, мы пока не знаем. Личных связей между Даггфельдтом и Странд-Юленом предостаточно, и их, разумеется, нужно тщательно проследить: жертвы принадлежали к одному и тому же кругу, вместе входили в несколько обществ, плавали на яхтах в одном и том же яхт-клубе, играли в гольф в одном и том же гольф-клубе, состояли членами одного и того же тайного ордена, входили в правление нескольких фирм и так далее, и тому подобное. На первый взгляд, ничего странного или необычного.
— Но специально созданная группа — это не шутки. А что в Стокгольмской полиции думают по поводу того, что у них заберут дело?
