Ход конем - Евгений Николаевич Руднев
— Как экзамены? Все сдал?
— Угу. — Саша покосился на отца: с чего бы такое любопытство? То неделями молчит (обида, видите ли, без его разрешения понесли в газету корреспонденцию!), то первым начинает разговор. Но делает это так, что и дурак поймет: интересует его совсем другое.
— Фрося сказала мне, что ты получил письмо от Володи... Где он, чем занимается?.. Дай письмо. — Петр Михайлович подсел к сыну, ловил его ускользающий холодный взгляд.
А Саша, упрямо склеив широкие губы, молчал. Его бесила такая бесцеремонность отца, тон, бесило, что отец только сейчас спрашивает о Володе.
— Ох-ох, дрогнуло родительское сердце! Какая жалость! — язвительно проскрипел Саша.
— Перестань, слышишь?! Ты... ты не имеешь права так говорить! — Петр Михайлович встал, повернулся к сыну спиной. Запустив правую руку под атласную пижаму, помассировал грудь. Глухо выдавил: — Что ты понимаешь... в жизни, что ты видел? Критиковать все умеют...
На какое-то мгновение Саше стало жаль отца, и мысленно он выругал себя, что был излишне резок, груб, а может, и жесток. Отец-то — один! И его никто не заменит.
Но чувство это почему-то очень быстро исчезло, и он стал прежним Сашей — колючим, насмешливым, наэлектризованным недавним разговором с Сидоренко.
— Если тебя так волнует судьба Володи, то почему же ты ему раньше не помог? Ты ведь палец о палец не ударил!
— Что же я, по-твоему, должен был сделать?
— Ты обязан был посодействовать, чтобы Володину статью напечатали в газете. Тогда вопрос о возможности применения на Южном участке скважины вышел бы за рамки проблем только вашего НИИ. Главное, как говорил Наполеон, ввязаться в бой...
— К сожалению, я не мог этого сделать, — раздраженно отмахнулся Петр Михайлович.
— А почему?
— А потому, что Владимир Кравчук — мой сын. Существует, понимаешь ли, еще этика... Но суть не в этом. Газета, насколько мне известно, дала статью на специальную рецензию. И она оказалась отрицательной.
«Он объясняет все, почти как Сидоренко: те же мотивы, те же ссылки», — поражался Саша. С той лишь разницей, что представитель прессы был предельно вежлив и тщательно подбирал выражения: собратья ведь по перу!
— В настоящее время нет четкой методики бурения водопонижающих скважин, плохо обстоят дела и в отношении специальных проходческих станков. А значит — надо пользоваться тем, что проверено, апробировано!
— Вот вы бы и разработали эту методику! А не пойдут скважины на Южном участке — не беда! Ваши рекомендации используют на других карьерах. Страна-то — одна. А выгода от применения скважин — огромная, ты это знаешь, — продолжая атаку, воодушевлялся сын.
И тогда Петра Михайловича прорвало. Он начал кричать, обозвал Сашу «сопливым студентом», ни черта не смыслящим в деятельности научно-исследовательских институтов, пустозвоном и доморощенным Львом Толстым. С каждым днем Петр Михайлович все отчетливее ощущал свою вину перед Владимиром, мучительно размышлял над тем, как же все-таки надо было поступить, что необходимо было сделать, дабы не похоронить заживо Володину идею. И вот сейчас он услышал от младшего сына именно то, о чем он сам днями думал. А услышав, занервничал пуще прежнего, засуетился, размахивая толстыми руками, пытаясь убедить в обратном не столько Сашу, сколько самого себя.
А Саша молчал. И хотя ему не до конца была понятна позиция отца по отношению к Володе, не до конца были понятны отцовы колебания и высказанные только что мысли, он твердо усвоил пока одно: вертикальные водопонижающие скважины — штука сто́ящая.
— Так ты дашь мне Володино письмо или нет? — успокоившись немного, повторил свой вопрос Петр Михайлович.
— Не дам. Он просит, чтобы я тебе ничего не говорил.
— Ну... а где он? Ты можешь... хоть это сказать?
— В Красноярске. Днем работает техником по монтажу электроаппаратуры, а вечером и ночью моделирует на сеточном электроинтеграторе процесс осушения Южного участка скважинами. И, пожалуйста, больше ни о чем меня не спрашивай. — Саша умолк и демонстративно отвернулся к стене.
Петр Михайлович, пораженный тем, что услышал о Володе, стоял не шелохнувшись у стола. Все эти три с лишним месяца, что минули со времени отъезда старшего сына, он был уверен, что Володя, разочарованный работой во ВНИГИ, раздосадованный и угнетенный этой идиотской историей с вертикальными водопонижающими скважинами, уехал куда-то в полевую гидрогеологическую партию: скорее всего на Чукотку, которую очень любил (он там был на студенческой практике), или к сестре Ирине в Северную экспедицию. А на поверку все получилось иначе. Вот так Володя! Не знает он сына, нет! Но почему Володя работает техником по монтажу электроаппаратуры? Хватает ли ему денег? Гордый, помощи просить не любит. Но он-то, Петр Михайлович, каков!.. Понять — значит простить... Нет, тут все гораздо сложнее. Надо обязательно узнать его адрес и выслать хотя бы рублей триста. Выходит, все-таки моделирует... Постой, постой, эта самая Аня Виноградова, которой Володя выбил РУПА-1, тоже ведь работает в Красноярске. Не она ли помогла ему устроиться там?..
В этот вечер Петр Михайлович забыл выпить свой стакан «Ессентуков» от печени, не стал, как это всегда бывало прежде, просматривать перед сном газеты. Выключив свет, лег на кровать и чуть ли не до самого утра пролежал с открытыми глазами, уставившись в серовато-синий от горевших на улице люминесцентных ламп потолок комнаты...
Не мог долго уснуть в эту ночь и Саша. Ворочался, тер ладонью лоб...
Засыпал Кравчук-младший с чувством удовлетворенности собою. Он уже знал, как поступит. Крутых переломов в жизни бояться нечего.
И от сознания собственного достоинства, от сознания того, что он ведает, как надо жить дальше, по какому идти пути, Саша улыбался во сне...
Утром, выпив наскоро стакан кефира, он умчался в университет. В деканате геологического факультета накатал заявление: прошу перевести на заочное отделение, — и, подписав его, сдал в ректорат. После этого забрал со сберкнижки все свои деньги, заработанные прошлым летом в студенческом стройотряде. Отцу набросал коротенькую записку; запечатал ее в конверт и велел Фросе передать Петру Михайловичу не раньше завтрашнего утра.
— Что же ты задумал, грач ты мой быстрокрылый, а? Куда собрался-то? — допытывалась с тревогой тетка, но Саша в ответ лишь загадочно улыбался, торопливо складывая в чемодан вещи.
— Не бойся, все будет хорошо. Краснеть за меня отцу и тебе не придется, — ободрил он Фросю.
После обеда Саша купил авиабилет
