Фридрих Незнанский - Направленный взрыв
Итак, подведем некоторые итоги, думал Полетаев.
С Кошкиным, кажется, все понятно. С Василием Найденовым тоже: он выполняет секретный заказ генерала, благодетеля нашей «тихой обители». Сергей Иванов — никакой не Сергей, лечит ли его Федор Устимович? Бесспорно, нет! Кому-кому, а мне ли не знать Кузьмина…
Тогда что он вводит лже-Иванову? С этим мы разберемся!.. Разберемся, что это за новый препарат.
Теперь в наличии новая загадка.
Недели две назад привезли, определили, естественно, к Кошкину, некоего Юрия Бриля, которому приклеили кличку Комиссар. Привезли его из Москвы. Федор Устимович о новеньком, естественно, мне не докладывал, дело Юрия я не видел… Кем он привлекался, по какой статье проходил? Кто проводил психиатрическую экспертизу — неизвестно.
Но этому Комиссару, пожалуй, больше, чем кому-либо из всех наших пациентов, лошадиными дозами закачивают галоперидол. Так что у Комиссара, у этого сорокалетнего, коротко стриженного, с интеллигентным лицом бывшего военного, прогрессирует синдром Паркинсона.
Комиссар, как и все, кому делают передозировку галоперидола, едва ползает по коридору на полусогнутых ногах, руки тоже согнуты в локтях, обильное слюноотделение. И, естественно, синдром «счета монет». Большой и указательный пальцы Комиссара постоянно шевелятся, точно он все время у кого-то безмолвно просит деньги.
Во время трудотерапии он не шьет, потому что не может управляться со швейной машинкой. Его определили на кухню мыть посуду. Но такое впечатление, что он не совсем уж беспамятный.
Надо бы выяснить, вдруг у него сохранились какие-то остатки памяти?
Приготовлением пищи в психзоне заведовала толстая баба, Зинаида Кирилловна, приходившая из деревни на несколько часов.
Под ее руководством трудились четыре женщины. В специальном маленьком флигеле, так называемом женском отделении, содержалось всего шестеро женщин — «психических дам», как про себя называл их Полетаев. Среди них была несчастная мать, выбросившая своих детей с пятого этажа, это была больная молодая женщина по имени Татьяна. Другие женщины совершили менее тяжкие преступления, но все были достаточно «не в себе». И вот четверо из них целый день не вылезали из кухни, готовили завтрак, обед и ужин. Им на подмогу присылали мужчин: чистить картошку, мыть посуду, катать бочки с квашеной капустой и мочеными яблоками.
У Полетаева было суточное дежурство.
Дежурство заключалось в том, что врач должен сутки находиться в зоне, присматривать за больными и ночевать на кушетке в ординаторской, с медсестрами или без — это уж на усмотрение самого врача.
Главврач Кузьмин свои дежурства проводил, естественно, в лаборатории.
Кошкин, теперь это ясно, занимался на дежурствах своими анатомическими изысканиями, которые, видимо, и составляли его маленький бизнес.
Войдя на вонючую кухню, которая насквозь пропахла кислой капустой и прошлогодним борщом, Федя Полетаев решил устроить скандал.
Он накричал на Зинаиду Кирилловну за то, что развела такую грязь, что уже месяц не травили тараканов. На полу лужи воды, а по углам — картофельные очистки.
Зинаида Кирилловна оправдывалась как могла, но Полетаев не стал ее слушать и отправился в посудомоечную, где медленно, словно сомнамбула, мыл посуду Комиссар, опуская алюминиевые тарелки сначала в таз с теплой, совершенно грязной водой, потом перекладывая их в таз с водой менее грязной.
Слюна из открытого рта клейкой нитью стекала с подбородка в один из тазов.
Федя Полетаев заговорил преувеличенно громко и недовольно, чтобы слышали и больные и повариха Зинаида Кирилловна:
— Почему всего один человек моет посуду?! Неужели никого нельзя попросить помочь?
Зинаида Кирилловна, продолжая оправдываться, сунулась было в моечное отделение, но Полетаев выставил ее, предварительно указав, чтобы вымыли пол с хлоркой и впредь присылали двоих или троих мыть посуду.
— Всему вас надо учить! Отправляйтесь, Зинаида Кирилловна, занимайтесь своим делом, а я научу больного, как мыть посуду… Нужно взять губку, на губку налить моющий раствор… — Полетаев взял из рук Комиссара тарелку и стал показывать, как правильно мыть.
Когда дверь за Зинаидой Кирилловной закрылась, Федя бросил тарелку в грязный таз. Он посмотрел в глаза Комиссара и увидел, что взгляд у него действительно осмысленный.
— Ну тебе понятно, как мыть, Комиссар?
Больной ничего не ответил, лишь качнул головой, пытаясь втянуть слюну в рот. Трясущейся рукой он нашарил в грязной воде тарелку и, взяв губку, начал мыть ее, как показывал Полетаев. Но Федя отнял у него тарелку.
— Лучше скажи, как ты себя чувствуешь?
Больной молчал.
— Я что-то забыл, как тебя зовут, знаю лишь, что кличут Комиссаром. А ты не помнишь, как тебя зовут?
— Помню… — с трудом протянул Комиссар.
— Ну так скажи.
— Юрий… — с трудом выговорил он.
— Потрясающе. А фамилию помнишь?
Юрий снова кивнул и заплетающимся языком пробормотал:
— Ко-ро-лев.
— Просто фантастика. Так у тебя что, память не отшибло?
Юрий Королев отрицательно помотал головой, и снова Полетаев поймал на себе внимательный и осмысленный взгляд больного.
— Я, конечно, не твой лечащий врач, но хочу знать, что ты совершил, за что оказался здесь…
Королев нахмурился и снова стал нашаривать в тазу тарелку.
— Ты не хочешь говорить? Боишься, кто-нибудь нас услышит?
— Не скажу, — протянул Королев.
— Почему?
— Убьют…
— Кто убьет? Меня не надо бояться! Я хочу тебе помочь! Я попробую снизить тебе дозу галоперидола, обещаю тебе. Ты более-менее нормально будешь передвигаться и чувствовать себя…
Больной отрицательно покачал головой:
— Нет, я умираю…
— Ну, это ты преувеличиваешь! — воскликнул Полетаев.
Но Королев снова покачал головой, Полетаеву показалось, что его раскрытый рот попытался улыбнуться.
— Ну так что ты сделал, кого-нибудь убил? Изнасиловал? Украл?
— Нет… — протянул Королев. — Я при-е-хал в Россию из Германии… — кое-как проговорил он.
Полетаев чуть не подпрыгнул, услышав в который уже раз про Германию.
— Приехал из Германии? Очень хорошо. И здесь у тебя крыша поехала?
— Нет… Меня взяли на вокзале.
— Кто взял?
— Ваганова люди. Генерала…
— Так что же ты сделал?
— Я — ничего. Я должен был только передать.
— Что передать?
— То, что дал полковник Васин, он тоже здесь. Я знаю… Ему-то ты еще можешь помочь, а я уже все… — И Королев как-то неопределенно повел плечом.
Полетаев прикусил нижнюю губу. Он понял. Полетаев приподнял серую больничную куртку Королева и увидел, что его спина и живот забинтованы, на боку бинты были окрашены коричневой запекшейся кровью.
Холодные капли пота выступили на лбу Феди Полетаева. Он одернул куртку Королева и хриплым голосом спросил:
— Что с тобой было?
— Не знаю, — дернул плечом Королев. — Наверное, зарезали. Внутри все горит…
— У тебя воспалительный процесс?
— Не знаю, — равнодушно протянул Королев.
— А что случилось с этим Васиным, которого в отдельной камере содержат? Когда у него память отшибло?
— Не знаю. Это они… Ваганов отшиб. Уверен…
— Ясно, — протянул Федя Полетаев и, кое-как изобразив на лице улыбку, постарался хоть как-то утешить Комиссара-Королева.
— Я пропишу тебе антибиотики, все будет в порядке. Мы с тобой еще на рыбалку съездим. Ты любишь подледный лов?
— Нет.
— А что любишь?
— Россию люблю… Я был в Америке, в Европе, везде был. Все время хотел сюда, вот и оказался… Ты ничего не сделаешь, он тебя уничтожит… Не суйся не в свое дело, — с трудом проговорил Королев.
— Ну это мы еще посмотрим, кто кого уничтожит. А кто меня может уничтожить, по твоему мнению?
— Генерал. Он мне сделал новые документы, но я… я пошел против него… Не совершай моей ошибки и не мешай мне мыть посуду… — Королев долго выговаривал слова, наконец, вышептав по отдельности чуть ли не каждую букву, которая давалась ему с большим трудом, вновь опустил руку в таз с грязной водой и стал вылавливать очередную тарелку.
Полетаев осторожно похлопал Королева по плечу и, не обращая внимания, что идет по лужам, вышел из посудомоечной.
Полетаев понял, что испуган, мышцы его живота рефлекторно мелко дрожали, в груди был страх, который рос с каждой минутой.
Полетаев знал, что этот Комиссар, Юрий Королев, совсем не хотел его пугать. Он всего лишь предупредил, что с этим генералом, а следовательно, и с главврачом Кузьминым, который подчиненный и друг Ваганова, — шутки плохи.
Федя Полетаев понимал: он затеял неравную борьбу. Но также он понимал, что отступать не может. Если уж идти, то до конца!..
