Йорген Брекке - Царствие благодати
У себя за спиной Синсакер чувствовал дыхание Фелиции.
— Одд, надо уходить, — прошептала она. — Когда мы пришли, дверь была открыта, и ты понимаешь, что это значит.
Больше она ничего сказать не успела. Он услышал быстрые шаги. Потом глухой удар. Он обернулся и увидел, как Фелиция падает на него с ножом в спине. И почти одновременно кто-то замахнулся монтировкой, метя ему в висок.
* * *— Эдгар Аллан По умер в бреду. Он полностью утратил рассудок. — Йенс Дал хрипло засмеялся. Синсакер моргнул три раза, прежде чем снова стал все видеть отчетливо. Однако картинка получалась перевернутой вверх ногами. Он висел вниз головой. Рядом покачивалось тело Йуна Ваттена. Уже без головы. В воздухе висел сладковатый и металлический запах мяса и крови. Он посмотрел на стоящее перед ним существо. Выше пояса Дал разделся. Тело у него было не просто крупным, оно было мускулистым и хорошо натренированным. На голову он натянул маску, женское лицо и длинные белокурые волосы. «Хедда Ваттен», — догадался Синсакер. Он сделал из ее кожи костюм.
Никаких сомнений уже не оставалось. Это его они должны были искать в тот раз. Но они сосредоточились исключительно на Ваттене. И это стоило последнему не только академической карьеры, но и жизни, в конце концов. Если бы тогда они сделали свою работу, Гунн Брита Дал сейчас скорее всего была бы жива. Его взгляд в отчаянии блуждал по комнате, пока не наткнулся на Фелицию, которая по-прежнему неподвижно лежала на полу с ножом в спине.
Из-за маски голос Дала звучал приглушенно.
— Однако сам я придерживаюсь другой точки зрения — он умер от бешенства. Не особенно скандальная, лишенная славы и таинственности смерть для великого писателя. Мало что способно ввергнуть человека в полное безумие. Поэтому я за бешенство. А Ваттен, напротив, умер в сознании. По-моему, это неплохой итог. Не согласен?
И снова этот хриплый смех. В первый раз услышал Синсакер, как смеется Йенс Дал. Если бы кто-нибудь спросил его об этом еще вчера, скорее всего он сказал бы, что академический сухарь вроде Дала вряд ли способен на нечто большее, чем строго дозированная усмешка. И уж точно не на такой смех. «Он маскировался, но теперь маска полноценности с него слетела», — подумал полицейский. И вспомнил слова Ваттена: «Он просто опустошенный человек, и все».
— А теперь главный вопрос: как встретишь смерть ты? — спросил Йенс Дал.
Только теперь Синсакер заметил в его руке скальпель. Ему стало ясно, он должен отвлекать его разговором.
— Ты поджег дом, в котором вырос.
Дал расхохотался.
— Я знаю, куда ты клонишь. Ты ищешь объяснения. Когда это началось? Как я стал тем, что есть? Может быть, виновато несчастное детство? Отец, который меня бил? — Он пожал плечами. Большой и указательный пальцы по-прежнему сжимали скальпель. Совершенно неожиданно Дал сорвал с себя маску и бросил на пол. Его лицо заливал пот. Жесткие губы плотно сжаты.
— У меня нет для тебя никакого объяснения, — договорил он.
Затем подошел вплотную к Синсакеру, положил руку ему на голову, нащупал кончиками пальцев шрам и несколько раз его погладил. Улыбнулся.
— Не ты заглянешь мне во внутрь, а я. — Он поднес скальпель к самым глазам Синсакера. Йенс Дал пожирал взглядом очередную жертву.
И даже теперь полицейскому казалось, будто он видит в глазах свихнувшегося убийцы нечто отдаленно напоминающее страдание. На самом деле в них было другое, догадывался Синсакер, но не знал, что именно.
Нож, вернее, кинжал, который отличался от всех остальных ножей священника Йоханнеса тем, что не служил никакой гигиенической, хирургической и вообще практической цели, а был скорее смертельно опасной безделушкой, аккуратно вошел меж двух ребер Фелиции Стоун. Он уперся в одно из легких и проколол его. Острие не достало до сердца какого-нибудь сантиметра. Кинжал также не перерезал ни одного из крупных жизненно-важных сосудов.
Очнувшись, она сначала почувствовала только этот кинжал. Она никак не могла разобрать, кажется ли клинок раскаленным или, наоборот, ледяным. Больше она почти ничего не чувствовала. Потом она услышала голос и нечеловеческий смех. Говорили по-норвежски. Приглушенный голос звучал странно, будто доносился издалека, хотя, судя по другим звукам, говоривший находился рядом — его выдавало тихое поскрипывание половиц, которое производит перемещающееся тело. Даже не поднимая головы, она знала: это голос убийцы. «Только зря не шевелись, Фелиция», — сказала она себе.
Сначала Фелиция слегка разжала пальцы правой руки. Они медленно поползли вверх по штанине. Она поднимала их все выше и выше. Наконец вся ладонь легла ей на ягодицу. Оттуда она медленно-медленно двинулась по спине, пока не добралась до ножа. Ощупала его, стараясь не производить лишнего шума. Голос над ней вдруг зазвучал громче, но говоривший по-прежнему смотрел в другую сторону. Сухожилия правой руки горели огнем, но ей надо было до предела завести руку за спину и достаточно крепко ухватиться за рукоять кинжала. Она вытащила его одним рывком, хотя знала, насколько опасен подобный номер. Риск перерезать уцелевшие сосуды или вызвать кровотечение из раны, которую затыкал нож, был велик. Но по сравнению с тем, что готовит для нее убийца, все это сущие пустяки, она не сомневалась.
Фелиция сразу вскочила. Успела поймать Йенса Дала в поле зрения прежде, чем он полностью развернулся. И ударила. Нож вошел в его шею сбоку. Дал сделал шаг назад. И замер, глядя на нее широко раскрытыми глазами. Она искала в его взгляде признаки отчаяния, страдания, сожаления — хоть что-нибудь человеческое, — но увидела только перекошенное от боли и ярости лицо. Она смотрела на рукоятку и на кровь, струящуюся по шее, смешивающуюся с потом и стекающую на обнаженную грудь. Сохранять ясность зрения становилось все труднее. Жгучая боль из спины разлилась по всему телу, включая голову. Ей хотелось закрыть глаза, лечь и заснуть. Но она не могла. Сначала она должна увидеть, как он упадет, — тогда все будет кончено.
Йенс Дал не падал. Фелиция видела размытое, как в кино вне фокуса, изображение: он несколько раз качнулся вперед-назад, а потом медленно поднял левую руку, схватил рукоять сидящего у него в горле кинжала и со звериным рычанием вытащил его из себя. На несколько коротких секунд ей удалось задержать взгляд на его ране. Из нее красным фонтаном била кровь, заливая ему левое плечо. Она слышала, как захлебывается в крови его рев.
Затем он пошел на нее. Поднял кинжал. Фелиция глубоко вздохнула. Она видела только нож и понимала: следующего удара она не переживет.
Должно быть, ее ноги подчинились инстинкту, так как она сделала быстрый шаг в сторону. Почувствовала ухом колебание воздуха, когда нож пролетел мимо ее головы. Потом на нее стало падать огромное обезумевшее существо. Так и не вскрикнув, она выпустила воздух из здорового легкого. И рухнула на пол, придавленная Далом. Груз его тела выжимал из нее последние остатки воздуха, и она чуть не лишилась сознания.
Она смутно ощущала, как он барахтается, словно пытается встать. Фелиция боялась, что нож по-прежнему у него в руке и у него еще есть силы. Но внезапно его руки упали по обеим сторонам ее тела. Теперь он лежал совсем неподвижно и больше не дышал.
Сделав невероятное усилие, она столкнула безжизненное тело на пол рядом с собой. Затем несколько раз жадно втянула воздух и поднялась. Постояла, моргая, пока к ней не вернулось ясное зрение. Наконец она смогла увидеть и толком рассмотреть Одда Синсакера. Он висел вниз головой, но во всей одежде и соответственно в коже. Потом она заметила, как он что-то ей шепчет, но так тихо и слабо, будто это у него проникающее ранение в легкое.
— Спасибо, — говорил он. — Спасибо, Фелиция Стоун.
Вот теперь все закончилось.
Фелиция наклонилась и обхватила его голову руками. Прижала к груди. И он почувствовал: это то, что он искал с тех пор, как ему сделали эту проклятую операцию. Надежное место, чтобы преклонить голову.
Одд Синсакер стоял на берегу и провожал глазами вертолет. Через пятнадцать минут Фелиция будет в больнице Святого Олафа. Работники «скорой помощи» заверили его, что состояние раненой достаточно стабильно и она перенесет полет. Наверху, у дома, местные полицейские охраняли место преступления, и ни одна улика не ускользнет от Гронстада и его людей. Машина «скорой помощи» свернула на дорогу и поехала прочь от дома. Помимо срочной диагностики состояния Синсакера врачам пришлось выполнить всего одно задание: констатировать смерть Йуна Ваттена и Йенса Дала. Теперь предстояло много технической работы по подготовке тел к транспортировке в город, на операционный стол доктора Киттельсена. Ножи еще не скоро оставят этих двоих в покое.
Не успела уехать «скорая», как к месту трагедии подкатила машина «Адрессеависен». Наверное, приехал парень из местного отделения в Ботнгорде. Не мог же проклятый Владо Танески примчаться сюда так быстро. Впрочем, все равно, кто это. Синсакер был доволен, он смог провести расследование убийства, ни разу не пообщавшись с журналистами. Содрогаясь от мысли, на сколько вопросов пришлось отвечать Гру Браттберг и от души жалея шефа, он сам предпочел улизнуть. И прямо сейчас.
