Фридрих Незнанский - Семейное дело
«Взрывчатка!» — похолодев до печенок, осознал Турецкий. Фанатики — не такие люди, чтобы покидать здешний мир, позволив врагам торжествовать победу. Почему бы им не пустить в ход свое основное оружие? В этом замкнутом пространстве взрыв впечатает бренные останки в стены. Ну и граффити получится! Снаружи ничего не услышат, тут же все глухо, как в танке: сработано под бомбоубежище. Ну, может, донесутся до ближайшего разветвления «Метро-2» слабенькие отголоски. «А город подумал, ученья идут…» Старые советские песни нынче прямо-таки преследовали Александра Борисовича.
Вячеслав Иванович Грязнов под покровом подземной тьмы крепко жалел о том, что не настоял на использовании усыпляющего газа, который имеется в распоряжении ФСБ. Такая идея высказывалась на военном совете, но ее зарубили на корню: во-первых, усыпляющий газ не до конца изучен и обладает сильными токсическими свойствами; во-вторых, особенности вентиляции этого участка «Метро-2» усилят эти свойства в десяток раз. Короче, снотворное превратится в яд. Тогда уж легче террористов попросту убить! Вникнув в эти доводы, Слава Грязнов голосовал против газа. А вот теперь сокрушался: «Зря, зря…»
Вспыхнул свет — неяркий, желтоватый, матовый, но показавшийся ослепительным после завесы темноты. Румяный полковник исполнил свое обещание! Судя по количеству мусора и дохлых мух, чьи силуэты виднелись внутри круглых ламп, этим отрезком секретной системы в самом деле не пользовались очень давно. Однако мухи попадут в поле зрения наших друзей позже. Сейчас в центре внимания находилось валяющееся на бетонном полу тело. В скрюченных предсмертной судорогой руках мерещилось что-то, напоминающее дохлое насекомое.
То ли вид их сраженного товарища, то ли секунды тягостного страха в темноте произвели на террористов такое воспитательное воздействие, что они сдались, не совершая дальнейших попыток сопротивляться. Единственным намеком на сопротивление стала ругань сразу на нескольких языках, в том числе и на русском — русский мат и по сей день славен на просторах бывшего СССР. Трое из них оказались ранены, но не настолько серьезно, чтобы это со временем помешало бы им ответить за свои подвиги перед судом. Изъятый пакет со взрывчаткой быстро улучшил настроение Грязнова и Турецкого.
Оставшийся лежать на бетонном полу еще совсем недавно звался Керимом. Он отправился в дальние дали, ускользнув из своего тела, так и не узнав, что духи бывают насмешливы в своих предсказаниях. А может, он служил не тому хозяину — теперь это было уже неважно!
Относительно законсервированного бункера предсказания, кстати, оправдались: некоторое время спустя, с превеликими трудами вскрыв железную дверь, работники ФСБ его обнаружили. Однако ни Рюрику Елагину, ни Турецкому так и не довелось полюбоваться раскрытием одной из тайн, которые ревностно хранит «Метро-2». Наводя окольные справки, Турецкий выяснил, что вроде бы этот бункер, разделенный на кабинет и спальню, должен был служить личной резиденцией Сталину, тем не менее почему-то не послужил. Александр Борисович обрадовался разгадке, но радость его пошла на спад, когда, обронив мельком эту новость в беседе со Славой Грязновым, узнал, что Славе предложили совсем другую версию. Дескать, маленькая железная дверь в стене скрывала построенное в шестидесятых годах бомбоубежище с запасом консервов, галет и пресной воды. Когда Елагин с горящим взором принялся доказывать, что он собственными ушами слышал, как в бункере нашли лабораторию, усеянную скелетами, и группа первооткрывателей слегла от болезни, напоминающей сразу грипп, сибирскую язву и чуму, они вдвоем посоветовали пылкому Рюрику выпить холодного чаю и переключиться на скучную бюрократическую работу, от которой не избавлен любой следователь. А Турецкий еще прибавил: «Так и рождаются городские легенды».
Что ж, возможно, не так уж плохо, что Москва продолжает рождать легенды. А также неплохо, что в нашей жизни существуют неразгаданные загадки. Пусть они тревожат человеческое воображение, но не приносят вреда людям. Потому что смертоносные загадки обычно оборачиваются смертью для того, кто их загадал.
Глава 41 Сумароков готовится к переезду
Все эти напряженные дни, когда расследование убийства Скворцова и Бирюкова служило для Виталия Ильича Сумарокова чем-то наподобие наркоза, под которым он в состоянии был переносить семейные неприятности, все личное отступило на второй план. Привычно отмахиваясь от постирушек на веревке и ворочаясь без сна под аккомпанемент воплей Леночки, доносящихся из соседней комнаты через тонкую стену, Сумароков заставлял себя не проявлять интереса к мелким склокам, разыгрывающимся между Раисой и молодой семьей. Он не стремился возобновить разговор на квартирную тему, словно тема эта скончалась в зародыше, будучи отвергнута Толиком, которому, наверное, хочется сидеть на родительской шее до старости лет… своей или родительской старости, вот вопрос-то! Махнув рукой на малозначащие обстоятельства, сковывающие его угнетенный дух, следователь старался воспарить мыслью. Это ему удалось, и он почти удивился, когда, придя домой вечером, он встретил в прихожей у вешалки сына, который побежал ему открывать.
— Толик, а что с мамой? — растерянно спросил Сумароков. — Приболела?
— Мне надо с тобой поговорить, — вместо ответа на вопрос шепнул ему Толик. — После ужина зайди к нам.
Раиса — здоровее здорового — обрисовалась в неосвещенном коридоре на фоне светлого прямоугольника дверного проема кухни, точно привидение с поварешкой и в бигуди. Что бы ни замышлял Толик, Рае об этом докладывать было ни к чему, и Сумароков, не выдавая подозрений, послушно поплелся ужинать. На кухне властвовал вечно сопутствующий Раисиной готовке дым коромыслом, и Сумарокову припомнилось старое слово, обозначающее членов семьи: «домочадцы». Это кто, стало быть, те, которые чадят в доме?
— Домочадец ты мой, — ласково сказал он жене.
Раиса не поняла шутки, но на всякий случай улыбнулась. В последнее время муж пребывал в напряженно-нервном состоянии, и ласка от него ей доставалась нечасто.
Быстро завершив ритуал ужина, Сумароков отправился в комнату молодых. Ничего экстраординарного он от этой беседы не ждал. По всей видимости, Толик попросит повлиять на мать. А может быть, все-таки, устав от неустроенности, согласится на размен? Да, это было бы неплохо. Правда, страшно представить, как взбунтуется Раечка! Она по-прежнему, как в семидесятые годы, уверена, что им досталась замечательная, редкостная квартира. Ну правильно, тогда ничего лучшего не строили…
В комнате молодых его ждала объединенная радость, которой сияли улыбки Толика и Веры. Казалось, эта радость волнами плавала по комнате, как аромат гвоздик или роз. В манеже подпрыгивала Леночка, блестя своим пока еще невеликим набором первых зубов — кажется, пневмония благополучно изгнана пенициллином… Не успел Виталий Ильич спросить, с чего это они все так сияют, точно медные самовары, как Толик заговорил — так же вкрадчиво, с оттенком растроганности, как он это сделал, собираясь привести невесту в дом:
— Поздравляю тебя, папа, твоя мечта сбылась. У нас будет своя квартира.
— Откуда? — За время, нужное для произнесения этого коротенького слова, Виталий Ильич успел перебрать различные варианты и признать невозможность каждого. От своих родителей Вера ничего унаследовать не могла: ее семья жила в еще более стесненных условиях, чем Сумароковы; деньжищ таких Толик заработать не успел бы — разве что украл бы, а в честности сына следователь не сомневался… Наследство? Ну, может быть, так…
— Мне готовы купить «однушку» на работе, — рассеял недоумение Сумароков-младший. — Начальник спрашивал, почему я так плохо выгляжу, а когда я сказал, что дома не высыпаюсь, попросил обрисовать обстановку. Два дня думал, а сегодня вот сказал, что посовещался с кем надо, и такому перспективному сотруднику, как я, просто невозможно не предоставить квартиру. Предложил мне подыскать однокомнатный вариант… в пределах установленной суммы…
«Ущипните меня, я сплю», — именно такая мысль, заимствованная из художественной литературы, явилась Сумарокову, когда стало очевидно, что готовы сбыться его сокровенные мечты. Щипать себя он, однако, не захотел, а вместо этого стал всматриваться в лица Верочки и Толика. Эти молодые лица выражали кристальную уверенность в том, что не пройдет и недели, благодетель-начальник купит для них однокомнатную квартиру, и Раисино ворчание вместе с завешанным бельем коридором уйдет в прошлое и рассеется, как бредовый сон.
— На вашем месте, — прочистив горло, изрек Виталий Ильич, — я бы заранее не радовался. Неизвестно еще, какие изменения ждут конъюнктуру рынка… также и инфляция… фирма может развалиться… знаем мы такие истории! Вот когда квартира будет проверена на предмет криминала и куплена — тогда и радоваться будем. А то вы сразу, как дети малые!
