Елена Топильская - Белое, черное, алое…

— Черт знает что, — тихо сказал Голицын и, обратившись к прокурору города, спросил, не считает ли тот, что дело приобрело несомненную общественную значимость, и не следует ли его передать для дальнейшей работы в отдел по расследованию особо важных дел прокуратуры города.

Дуремар глубокомысленно пожевал губами, но ничего не ответил.

— Продолжайте, — кивнул мне Голицын. Видно было, что он расстроился. Да, Сергей Сергеевич, подумала я, вы еще сильней расстроитесь, когда узнаете, какими делами ваш подчиненный Бурденко занимался помимо службы. И совсем вам не улучшит настроения, если мы докажем, что и бомбочку в депутатский домик подложил не кто иной, как оперуполномоченный Бурдейко. Правда, не один, а в составе организованной преступной группы.

— Поскольку стало известно, что незадолго до своего исчезновения оперуполномоченный Бурдейко работал в следственно-оперативной группе у следователя по особо важным делам прокуратуры города Денщикова, нам бы хотелось побеседовать с Игорем Алексеевичем, может быть, он прольет какой-нибудь свет на последние задания Бурдейко. Эту беседу желательно оформить протоколом допроса, — высказала я ключевую (для меня) мысль сегодняшней сходки и посмотрела на прокурора города. Он не замедлил отреагировать.

— Денщиков уволен, — коротко сказал он.

— Что-о?!

У меня открылся рот. И, насколько я могла видеть боковым зрением, — у шефа, Кузьмича и Кораблева — тоже.

— А можно узнать, когда и за что? — справившись с потрясением, задала я вопрос.

— В пятницу, — ответил прокурор города, разглядывая свои руки.

— А что послужило причиной увольнения? — допытывалась я, презрев приличия.

— Не справлялся он с работой в последнее время, устал, в пятницу пришел ко мне поговорить, и мы оба решили, что лучше ему будет уйти, я ему подписал рапорт, отдел кадров оформил, — объяснил Дремов.

— За полдня? — удивилась я. — И он все свои дела сдал уже?

— Да, акт подписали, а если какие-то вопросы возникнут, он будет приходить.

— Ну хорошо, — вздохнула я, — значит, теперь у нас развязаны руки, и мы можем не спрашивать у вас согласия на допрос Денщикова.

Прокурор города тревожно зажевал губами; наверное, он к такому повороту не был готов, думал, что уволили — и с плеч долой. Как и все общенадзорники, он совершенно не разбирался в следствии.

Про нашу прокуратуру вполне можно было сказать словами русского юриста Боровиковского, который так охарактеризовал прокуроров Петербургской судебной палаты в конце прошлого столетия: все прокуроры делились на цивилистов и криминалистов, при этом цивилистами звались те, кто ничего не понимал в уголовном праве, а криминалистами — те, кто ничего не смыслил в гражданском…

— Странно, что не ведется работа с бойцами Лагидина, которые причастны к убийству опера, — подал голос генерал Голицын.

— Честно говоря, мне обещали, что будет решен вопрос о передаче дела в областную прокуратуру, поэтому мы не хотели пока приступать к реализации, — ответила я.

— А почему не решили? — повернулся Голицын к Дуремару.

Напрасно: ответа он не дождался, Дуремар продолжал надувать щеки. Вообще Голицын как-то незаметно взял бразды правления в свои руки; получалось, что он тут главный.

— Я надеюсь, за ними хоть наблюдают? Они не улизнут у нас из-под носа? — слегка раздраженно спросил он.

— Не улизнут, — подал голос Василий Кузьмич. — Мы у них на хвосте висим, и не только мы, но еще и коллеги из ФСБ.

— Помощь нужна? — резко продолжал Голицын. — Если надо, я полглавка подключу…

Вот, у этого свое деление на важные и не важные дела, подумала я. На депутата ему плевать, а вот опера убили, — тут он полглавка снимет с других дел и бросит на это.

— Справимся, — сдержанно отвечал Кузьмич.

Оно и понятно, так он и пустит главк в свою, рубоповскую реализацию. Даже если справляться не будут, все равно без главка обойдутся.

— Что-то плохо справлялись до сих пор, — даже и не язвительно, как можно было ожидать, а устало сказал Голицын.

— Не хотелось начинать реализацию с бухты-барахты, — вступилась я за РУБОП. — Мы и на сегодняшний день еще не все выяснили, чтобы приступать к задержаниям.

— Не понял, — прищурился Голицын. — То вы говорите, что ждете передачи дела в область, то, оказывается, готовитесь к реализации…

— Одно другому не мешает…

Я вдруг разозлилась. Что это он тут командует? У меня свои начальники есть. Но тут же остыла: все Голицын говорил правильно, в отличие от моих начальников.

— Известно ли вам что-нибудь, — вдруг спросил Голицын, — о связи взрыва с убийством предпринимателя Чванова в прошлом году?

Я кивнула:

— Известно. — Посмотрев на Кузьмича и получив добро на разглашение сведений, я продолжила:

— Нам даже известно, что через полтора часа после взрыва Лагидину домой звонил неустановленный мужчина, из содержания разговора можно было сделать вывод, что взрыв был направлен на Лагидина, который не пострадал только по счастливой случайности, и что, — но это уже весьма вольное допущение — что взрыв как-то связан с убийством семьи Чвановых.

— Выражайтесь яснее, — попросил генерал, совсем не злобно.

Я снова посмотрела на Кузьмича и, когда он кивнул, продолжила:

— Во-первых, звонивший поздравил Лагидина с наступающей годовщиной, а через несколько дней, действительно, наступала годовщина смерти Чвановых, и, во-вторых, последняя фраза звонившего, но в этом я не уверена, содержала намек на название фирмы Чванова «Фамилия».

Показалось мне, или нет, что при этих словах прокурор города вздрогнул, не сводя глаз с крышки стола?

— Я бы хотел посмотреть сводки, — сказал Голицын, и тут прокурор города подал голос:

— Сергей Сергеевич, пусть этим занимаются оперативные работники, нас время уже поджимает.

Если Голицын и удивился, то виду не показал и как ни в чем не бывало продолжил:

— Выводы?..

— По-моему, очевидно, что закладка в парадной бомбы имела целью отомстить за убийство семьи Чвановых, — заговорил Василий Кузьмич.

— А значит? — настаивал Голицын.

— А значит, — подхватил Кузьмич брошенную ему подачу, — есть все основания подозревать, что убийство Ивановых совершено либо людьми Лагидина, либо по его заказу. И мотив просматривается: Лагидин являлся «крышей» банка «Царский», у которого был конфликт с Ивановым из-за здания в центре города.

— Прекрасно. Значит, если мы будем целенаправленно работать, то в самом ближайшем будущем раскроем сразу два тягчайших преступления? Кстати, где оперативно-поисковое дело по убийству Ивановых?

— У нас, в РУБОПе, — закивал Кузьмич.

— Таким образом, — продолжал Голицын, — если мы установим людей, которые организовали покушение на убийство Лагидина, в результате чего по чистой случайности погиб депутат Госдумы, и если будем грамотно с ними работать, они могут рассказать нам об организации убийства Ивановых. Ведь если они мстят за Иванова, значит, располагают достоверной информацией о том, что именно Лагидин стоял у истоков этого преступления. Вы согласны? — обратился он ко мне.

Я некоторое время молчала, переваривая полученную информацию и соображая, стоит ли здесь говорить о моих версиях гибели Ивановых, а потом вдруг решилась, уж больно симпатичен мне бьш Голицын и очень хотелось блеснуть перед ним своим оперативным мышлением. И заявила:

— Я не согласна.

Голицын бьш заметно удивлен, у него даже очи блеснули при этих моих словах.

— А… А что же тогда? — немного растерянно сказал он.

— Я думаю, что корни преступления лежат в семье Ивановых. Семейная версия совершенно не исследована по делу, и я собираюсь ею заняться.

— А как же телефонный звонок Лагидину после взрыва? — впервые за весь методсовет подал голос прокурор Будкин. — Куда же девать версию о мести за убийство Ивановых?

— Во-первых, версия о взрыве как мести за Ивановых совершенно нас не приближает к знанию о мотиве убийства Ивановых.

— А как же конфликт из-за здания?

— А какой смысл убивать не только Иванова, но и его жену из-за здания?

Сделка была уже совершена, и убийство Иванова ничего бы не решило. А убийство жены даже в месть не влезает. Я бы еще поняла, если бы убили только жену, а Иванова оставили в живых. Но здесь убийца входит в дом и целенаправленно ищет жену, чтобы убить, все материалы дела говорят об этом. Кроме того, мать Иванова, к которой перешел особняк, до сих пор жива. Нет, здесь какие-то личные мотивы, я бы даже сказала, семейные, и я собираюсь, по крайней мере, честно отработать эту версию. Мне она представляется наиболее перспективной.

После моего спича воцарилась мертвая тишина. Присутствующие смотрели на меня во все глаза, а я разглядывала непроницаемое лицо генерала Голицына до тех пор, пока он не встал и, громко произнеся: «Какая чушь!», покинул кабинет.