Резервация - Антон Сибиряков
– Он в Голдтауне.
– Да. Да… В Голдтауне. Так она и ответила мне. Твой сын в Голдтауне, а мой – здесь.
– Ты думаешь, она заслуживает милосердия? Когда вот так – имеет отношение ко всему этому?.. торгует людьми!
– Я не знаю…
– Я знаю!
– Ты тоже не знаешь, Антон! – крикнул Гай. – Не знаешь, кто из них меньшее зло!
Он крутанул руль и седан развернуло. Из-под колес брызнул песок.
– Она не просит твоего милосердия. Но и ты не суди ее, – сказал Гай уже тише. – Может она спасает этих девчонок… Так, как умеет…
Милосердие, подумал Антон. Она не заслуживает его. Даже ради своего сына.
Он покачал головой.
– Что? – возмутился Гай. – Хочешь сказать, я не прав?
– Ты поменял отношение к ней только потому, что у нее есть сын? Я знаю, тебя надирает эта хренова фраза – у нее не было выбора, – сказал Антон. – Но это неправда. Он у нее был.
– Она делает это ради сына!
– Ломает жизни другим?
Гай усмехнулся.
– Когда-нибудь ты поймешь ее.
– Это вряд ли…
Аллея осталась позади. Гай свернул во дворы – на узкую тропку, зажатую угрюмыми шлакоблочными трехэтажками. Седан осторожно прополз мимо них, и уткнулся в обветшалое здание в конце улицы, напоминавшее часовню. Белая штукатурка пооблезла с его стен, оголив красные кирпичи, а высокие окна кто-то заколотил досками. Куполообразная крыша и вовсе проржавела до дыр, а вместо креста стоял оцинкованный флюгер. Деревянная вывеска над раскрошившимся крыльцом кричала намалеванными на ней буквами.
«БОЖЕДОМЪ»
– Что это значит? – спросил Антон.
Гай припарковал машину и глянул в лобовик на вывеску.
– Не знаю.
– Это не по-вашему?
Гай уставился на Антона.
– Не по-нашему? – переспросил он.
– Ну…по-вашему…хинди? Нет?
– Пошли, – Гай взял кипу бумаг и ткнул ее Антону в грудь. – Нам нужно его опознать.
Пожав плечами, Антон перенял бумаги.
– Дерьмо какое-то… – буркнул он, открыв дверь.
На улице стояла душная тишина.
Людей почти нет, – подумалось ему. Один песок. В этом месте один чертов песок.
Кожа на спине зудела от скрещенных ремней. Хотелось щелкнуть застежками и скинуть дурацкие подтяжки на землю. Но Антон всего лишь поправил тяжелую кобуру. И положил руку на шершавую рукоять револьвера.
Гай не спеша подошел к крыльцу. У бетонных ступеней стояло погнутое оцинкованное ведерко, забитое пластиковыми бутылками из-под пива. Рядом валялись горы обсосанных до фильтров бычков.
Антон подошел к напарнику.
– Идем?
– А? – встрепенулся Гай. – Да. Да. Идем…
Сзади что-то звякнуло и они обернулись. На дорожке стоял чумазый мальчуган на велосипеде. На вид не старше десяти, он смотрел на полицейских усталыми глазами старика. Антон на секунду подумал, что мог выхватить револьвер. Он знал, такое случалось – рука порой действовала быстрее мозга.
На руле велосипеда был присобачен хромированный звонок. Гай не видел таких тысячу лет.
– Что случилось, малыш? – спросил он.
Он смотрит не на нас, – догадался Антон. – На наши револьверы.
Мальчишка не ответил. Звякнул еще раз и развернул велосипед.
– Пошли, – сказал Гай Антону. – Здесь жарко.
Он поднялся по ступеням и открыл деревянную дверь. Антон проследил, как мальчишка набрал скорость, виляя по песку, и поднялся следом.
– Просто мальчонка, – пожал плечами Гай.
– Конечно.
Они вошли внутрь. В помещении царил полумрак – с потолочных ламп капал тусклый свет, собираясь в лужи под ногами. Было прохладно и едко пахло лекарствами. Само помещение оказалось крошечным, обложенным кафельной плиткой. И пустым – глянцевым, холодным. Все тут сжималась в одну-единственную точку – лестницу в десять ступеней, ведущую вниз.
Гай щелкнул застежкой на кобуре и спустился первым. Дверей внизу не было, на входе висела полиэтиленовая пленка, за которой горел свет.
Гай раздвинул занавеси и шагнул внутрь.
– Господи… – он прикрыл нос ладонью – в подвале смердело.
Это был цех. Разделочный цех – с наваленными друг на друга людскими телами. Они лежали там, у дальней стены, в темноте. Но не заметить их было нельзя – костлявый мясной комок. Руки, ноги, косматые головы, раскрытые рты. Как куча манекенов, сваленных в кладовке супермаркета.
Справа находились несколько разделочных столов, заляпанных кровью. На одном лежало вскрытое тело – вывернутое ребрами наружу, оно напоминало паука, с торчащими лапами. Над ним, согнувшись, стоял невысокий мужчина в окровавленном, грязном фартуке. Рядом, у самого пола болталась на шнуре небольшая болгарка с обтесанным отрезным кругом, с которого капала кровь. На человеке была медицинская маска и защитные очки. Когда, наконец, он заметил Гая, то выпрямился и стянул маску с лица.
– Сейчас! – крикнул он ему.
– Что за хуйня тут творится? – прошептал сзади Антон. Гай не ответил. Ему нечего было сказать.
Морги гетто – примитивные разделочные доски, с нескончаемым мясным потоком. Гай помнил их такими – грубыми, тесными комнатушками, которые пугали его с самого детства. Тогда, после первого посещения, ему долго снился кукольный дом, из которого его кто-то звал. И глаза, смотрящие сквозь маленькие окошки.
Ничего не изменилось с тех пор.
Гай не был уверен, что труп их дождался. Обычно в таких местах тела начинали гнить – их кололи разной дрянью, чтобы избежать разложения. От этого трупы распухали и их старались поскорее захоронить. Чаще всего в братских могилах.
«Если он здесь, – подумал Гай, – то он похож на неудачную практику пластического хирурга».
Человек в фартуке подошел к ним – небольшого роста, седой, с усами и плешью. Даже не стал снимать латексных перчаток – обтер их о грязный подол.
– Слушаю вас, молодые люди.
Гай достал значок.
– Нам нужен Лев Кёниг. Антон, покажи ему.
Антон сунул патологоанатому под нос бумагу с фотографией:
– Этот.
– Да, я помню его. Он пролежал несколько суток на жаре, а потом три дня здесь – я колол его формалином, чтобы он не поплыл.
– Мы должны его опознать. Это возможно? – спросил Гай.
– Боюсь, что нет… Нет. Невозможно.
– Почему? Все так ужасно?
– Потому что его здесь нет, – ответил человек. – Меня предупреждали, что за ним приедут. И за ним приехали. Часа два как тому назад.
– Забрали?! – рявкнул Гай. – Да блядь кто?! Кто мог его забрать?! – он оглянулся на Антона. На его лице играла нервная усмешка.
– Как они выглядели? – проигнорировав напарника, спросил Антон.
Патологоанатом задумался.
– В форме, – наконец сказал он. – Они были в форме.
– Сколько их было?
– Трое или четверо. Не знаю. Сказали, что заберут его, а мне и в радость, что ему тут не гнить. Их ведь вон сколько, – он мотнул головой в сторону трупов, –
