Андрей Иванов - Золотой интеллект

— Это главное.

Милиционер и артист направились в буфет. Волкову уже доводилось бывать здесь, однако он поймал себя на мысли, что без провожатого легко заблудился бы в бесконечных коридорах телецентра. В буфете было безлюдно. За одним из столиков сидел ведущий новостей, чье лицо было знакомо оперативнику с детства. Тот задумчиво смотрел на стоявшую перед ним стопку водки. Судя по мутным глазам и покрасневшему лицу, предстоящая порция была для ведущего новостей не первой. Подойдя к стойке, Волков и Зверев заказали по чашке кофе.

— С вашего позволения, выпью рюмку коньяку, — сказал Зверев.

— Пожалуйста, — согласился Волков.

— Вы не составите компанию?

— Спасибо, в другой раз.

Собеседники расположились за угловым столиком.

— Скажите, Сергей, вы давно знали Самойлова? — спросил оперативник.

— Я познакомился с ним, когда начал работать в «Золотом интеллекте».

— Когда это случилось?

Ведущий телеигры задумался.

— В начале весны, — произнес он. — Кажется, в конце марта.

— Каковы были ваши отношения?

— Можно сказать, приятельские. Мы как-то сразу почувствовали, так сказать... родство душ.

— В чем это выражалось?

Зверев сделал глоток коньяку.

— Дело в том, — произнес артист, — что он, так же как и я, понимал толк в женщинах. Случалось, мы устраивали у него вечеринки вчетвером. С девушками, как правило, знакомился я, мне это делать было сподручней. Все-таки я на сцене, так сказать, в центре внимания. Но Леша умело поддерживал компанию.

— Как часто вы вместе проводили свободное время?

— К сожалению, не слишком часто. После выхода телеигры, меня стали часто приглашать в качестве ведущего в клубы и на концерты. Свободного времени оставалось мало. У меня и сегодня через два часа вечеринка в «Полюсе». Хотите сходить?

— Спасибо. Значит, несмотря на родство душ, встречались вы не часто?

— Да. К тому же в последнее время у Леши появилась новая приятельница, которую он никому не показывал, но с которой постоянно встречался.

— Откуда вам это известно?

— Несколько раз видел ее в его машине. Симпатичная дамочка.

— А почему он ее никому не показывал?

— Чужая душа потемки. — Зверев пожал плечами, сделал глоток из рюмки и вынул из пачки сигарету.

— Я думаю, то, что случилось с ним, не было случайностью, — произнес он, закуривая.

— Почему вы так считаете?

— Каждый раз, садясь в его машину, я давал себе слово, что делаю это последний раз в жизни.

— Отчего же?

— Вы бы видели, как он гонял! Изображал из себя Шумахера. От него и машины, и пешеходы в сторону шарахались. Я всегда ему говорил: «Леша, не спеши. Тише едешь, дальше будешь». Но для него быстрая езда была как наркотик.

— Зверев допил коньяк. — Вот и доездился, — вздохнул он.

В аппаратной в это время Дукалис разговаривал с режиссером Никитой Корольковым.

— Никита Васильевич, что вы можете сказать о Самойлове? — спросил оперативник.

— Честно говоря, ничего особенного.

— И все-таки.

— У меня, как у режиссера, к нему претензий не было. Парень толковый, знал свое дело. По сравнению со своими коллегами он был куда профессиональнее. А главное...

— Что?

— Знаете, в этом ремесле имеется профессиональная болезнь.

— Какая?

Корольков вздохнул:

— Такая же, как и у светорежиссеров. Любят выпить. И зачастую на работе.

— А Самойлов?

— Я его ни разу пьяным не видел. Конечно, он выпивал, но не во время работы.

— Как по-вашему, у Самойлова могли быть враги?

— Чего не знаю, того не знаю.

— А материальные проблемы?

— Черт его знает. Хотя... — Корольков задумался. — Один раз я случайно услышал его разговор со Спасским.

— С вашим продюсером?

— Да, с Евгением Спасским. Они разговаривали в коридоре, за углом. Я шел из аппаратной и услышал, о чем они говорили. Речь шла о деньгах, точнее, о зарплате.

— О чьей зарплате?

— Разумеется, Самойлова. Понимаете, вечный конфликт продюсера и тех, кто на него работает. Самойлов в очередной раз требовал повышения гонорара, а Спасский, естественно, уверял, что денег на это у него нет.

— Вы давно знаете Спасского?

— Около трех лет. До этого у нас уже был один совместный проект, правда, не столь удачный. Женя талантливый человек. Он умеет разговаривать с людьми. Знает, как находить деньги. Правда, последнее время у него возникли трудности...

— Какие?

— Видите ли... Насколько мне известно, он стал тратить больше, чем зарабатывал.

— Играл?

— Нет, Женя не любит играть.

— На что же у него уходят деньги?

— Как говорится, «шерше ля фам». Год назад он сошелся с одной мадам, которая буквально выдаивает из него все до последней копейки. При своей немаленькой зарплате Женя, насколько мне известно, уже залез в серьезные долги. — Корольков посмотрел в глаза Дукалису. — Но это между нами.

— Спасский сейчас на студии? — спросил оперативник.

— Его нет здесь второй день. Звонил, сказал, что приболел. 

— Вы не могли бы дать мне его телефон?

— Конечно.

Корольков достал карманную визитницу.

— Вот его визитка. А вот моя. Возьмите.

— Вот вам моя. — Дукалис протянул карточку режиссеру. — И еще один вопрос.

— Я слушаю.

— Скажите, а у вас не было разногласий со Спасским по поводу зарплаты?

Корольков улыбнулся:

— Меня моя зарплата устраивает.

7

Евгений Спасский жил в центре города, окна его квартиры выходили на Итальянскую улицу. По утрам, завтракая на кухне, продюсер любил смотреть, как в сквере напротив кинотеатра «Аврора» прогуливаются мамаши с детьми и собачники со своими товарищами. Спасский не признавал растворимый кофе. Продюсер всегда покупал молотый и варил его на медленном огне. Кофе он пил много, поэтому в квартире стоял устойчивый ароматный запах. В то утро, выйдя на кухню, Спасский обнаружил, что запас молотого допинга иссяк, осталось едва на одну чашку. Продюсер заметил это еще вчера, но, зайдя вечером в магазин, забыл купить любимый продукт. Отругав себя за забывчивость, Спасский высыпал остатки кофе в джезву, залил водой и поставил на огонь. Полчаса назад ему позвонил Ларин. Оперативник договорился, что заедет поговорить о Самойлове. Спасский не спеша допил кофе, прошел в комнату и вышел на балкон. Августовское солнце ласкало лежавшую внизу улицу. Продюсер закурил. Откуда- то снизу из окна доносилась веселая музыка. Раздался звонок в дверь. Спасский вышел в коридор и открыл замок. На пороге стоял Ларин.

— Здравствуйте, — сказал оперативник. — Капитан Ларин Андрей Васильевич. Уголовный розыск.

— Спасский Евгений Львович, — представился продюсер. — Проходите, пожалуйста.

Собеседники прошли в гостиную. Тяжелая мебель заполняла большую часть пространства. На стенах висели картины в массивных рамах. На полке шкафа за стеклянной дверцей Ларин увидел коллекцию солдатиков.

— Это моя слабость, — объяснил Спасский. — С детства увлекаюсь солдатиками.

— Сами отливаете? — спросил оперативник.

— Совершенно верно.

— Из олова?

Продюсер улыбнулся.

— Олово слишком мягкий материал, — сказал он. — Использую свинец.

Присаживайтесь.

Спасский указал рукой на кресло. Собеседники расположились в креслах напротив друг друга.

— Хотите чаю? — спросил продюсер. — Кофе, к сожалению, нет. Кончился.

Прямо перед вашим приходом.

— Нет, спасибо.

— Может, коньяку?

— Спасибо, с утра не пью. Тем более на работе. Евгений Львович, давайте поговорим об Алексее Самойлове.

Спасский вздохнул:

— Жалко парня. Толковый был работник.

— Как вы считаете, мог быть кто-то заинтересован в его смерти?

— А почему вы не считаете, что его смерть — несчастный случай?

— Видите ли, Евгений Львович, в осмотренной нами машине Самойлова мы обнаружили перерезанные тормозные шланги.

— Что вы говорите!

— Тот, кто это сделал, знал о пристрастии Самойлова к быстрой езде.

— Вот оно что... — Спасский задумался. — Да, Леша любил прокатиться с ветерком, — произнес он. — Очень любил. Знаете, как-то раз я попросил его подбросить меня до дома. У меня машина была в ремонте. Так он меня так прокатил, что сердце в пятки ушло. Сам-то я езжу медленно, правил не нарушаю. В молодости, правда, тоже любил погонять. Но после того как пару раз попал в аварию, навсегда завязал с этим делом. Может, все-таки коньяку?

В глазах Спасского появился хитрый блеск.

— Спасибо, Евгений Львович, — отказался Ларин.

— Да, понимаю. Служба есть служба. На чем я остановился?

— На аварии, которую вы пережили.

— Да-да. Вы знаете, это было ужасно. Я ехал по площади Мужества в районе, где ее пересекают трамвайные пути. Представляете себе это место?