Ольга Лаврова - Без ножа и кастета

— Подпись ваша?

— Моя.

— Очень хорошо, прямо подряд и пойдем, — говорит Знаменский и передает отчет Томилину, который раскрывает его на первой странице.

Но тут в кабинет врывается издерганный тощий человек в вязаной шапочке с помпоном.

— Приемные часы написаны с той стороны двери, — автоматически реагирует Мусницкий.

— Предупреждаю, я за квартиру платить не буду!

Мусницкий меняет тон. Не из-за угрозы — из-за присутствия Знаменского и Томилина.

— Гражданин, вы же видите, я занят с товарищами!

— Ну конечно, я — гражданин, они — товарищи, и я пошел вон!

— Завтра — в удобное для вас время. Прошу без очереди.

— Боюсь, завтра мы тоже будем здесь, — вмешивается Пал Палыч. — Давайте выслушаем сразу. — И предлагает посетителю: — Изложите, пожалуйста, суть дела.

— Да знает он прекрасно! А вы-то кто?

— Мы… проверяющие.

— Тут не проверяющие нужны — милиция! И сажать всех через одного! Иначе толку не будет!

— Полегче, гражданин, полегче! — одергивает Мусницкий.

— А вдруг да будет толк, — усмехается Пал Палыч. — Расскажите.

Посетитель принимается изливать душу:

— Я на верхнем этаже живу. Над нами — чердак. Как зима — на чердаке лопаются трубы отопления. А там голубей видимо-невидимо. Накопился помет. И вот, когда трубы с горячей водой начинают протекать, помет вместе с водой льется сквозь потолки. А внизу мебель. Книги. Про людей не говорю. Вонища! Я астму нажил!

— И давно у вас такие аварии?

— Два года подряд. А чтобы акт составить — ни-ни! Вещи пропали, пол пузырями — ни копейки не возместили! Прихожу вот, — кивает на Мусницкого, — рассказываю, а ему смешно, что меня дерьмом поливает!

— Ваш адрес? — задает вопрос Томилин.

— Дом шесть дробь два, четвертое строение, квартира восемьдесят девять. Была дверь на чердак — заделали. Кирпичом заложили. Чего я и добиваюсь — чтоб дверь восстановить! Того гляди, опять морозы хватят!

— Действительно замуровали дверь? — обращается Пал Палыч к Мусницкому.

— На чердаке собирался антиобщественный элемент.

— Да вы в котельную загляните! — кричит жилец. — Антиобщественный элемент! В котельной он весь, где тепло! Алкоголь, карты, ночлежный дом… кабак… — его одолевает приступ кашля. Он машет рукой и выходит.

— Бедняга, — лицемерно замечает Мусницкий, когда жилец уходит. — Жаль человека.

— Разве не в ваших силах ему помочь?

— Да как вам сказать, Павел Павлович… Мы ж не можем видеть, что внутри трубы делается. Про такое явление — усталость металла — слыхали? Непредсказуемо.

— Тут уж, видно, не усталость, а измученность. Полное изнеможение, — усмехается Знаменский.

— В каком смысле?

— Да вот держу ваш план замены труб отопления. Как раз в четвертом строении они должны быть новехоньки, товарищ Мусницкий!

— Что должно быть, то и есть, уверяю вас!

— Это наши эксперты установят.

— Хм… — произносит Мусницкий и внимательно вглядывается в Знаменского. Кажется, впервые с начала разговора он склонен воспринять визит следователя всерьез.

Ночью по безлюдной улице к небольшому дому со стороны двора подползает машина с подъемной площадкой-«корзиной» — из тех, что используются при починке высоко протянутых проводов. Машина подает задом вплотную к стене и выдвигает площадку до уровня чердачного окна.

Двое людей, приехавшие с машиной, и группа других, в спецодежде, которые ожидали у дома, принимаются за дело: подтаскивают осветительные приборы, электросварку, кучу труб. Втягивают все это наверх. Затем, выдвигая и опуская «корзину», они поднимают туда же нескольких рабочих.

За их суетой, покрикивая и подбадривая, наблюдает Мусницкий. Подходит главный инженер Алтынов.

— Все, Максим Семеныч, отопление отключили.

— Начинай, ребята! — командует Мусницкий.

Чердак ярко освещен, оттуда раздается лязганье, удары по металлу, сыплются искры сварки.

— Ну и кутерьма… — бормочет Алтынов.

— Все окупится, — возражает Мусницкий. — Как ты вообразил, что паникую? Мусницкого не знаешь! Мусницкого голыми руками не возьмешь! Пока эти оперы у меня сидели, я сто вариантов в уме просчитал. Это, — указывает он на кипящий деятельностью чердак, — полевые цветочки. Просто чтоб показать им, кто есть кто!.. Веселей, ребята! Веселей, не обижу!

Кибрит и Томилин входят в кабинет Знаменского.

— Ну, Пал Палыч, — говорит она, — ты поставил нас в идиотское положение! Я привлекла специалиста из стройуправления, полезли втроем на этот чердак, перепачкались, голуби дурацкие шарахаются…

— А результаты, Зиночка?

— Мы с Томилиным всю дорогу обирали друг с друга перья — вот и весь результат!

— Действительно, дегтем не обмазали, а в перьях изваляли, — улыбается Томилин. — Свежие трубы, Пал Палыч, с иголочки.

— Но только по чердаку. А вниз идут ржавые стояки, — продолжает Кибрит. — Эксперт из стройуправления предположил, что чердачную разводку сменили буквально вчера-позавчера. На ней еще пыли даже нет!

— Пан начальник проявил такую оперативность? — озадаченно произносит Пал Палыч.

— Видимо, да… Но Зинаида Яновна уверена, что, если поискать, обнаружатся следы прежних аварий.

Кибрит кивает:

— И потом существует разрыв в сроках: официально проводку обновляли три месяца назад, а фактически — только что. На этом ты можешь сыграть? — Что-то щекочет ей шею, она проводит рукой и снимает перышко. — Еще одно! Тебе на память. — Она кладет перо в пепельницу.

— Сыграть на сроках?.. — прикидывает Пал Палыч. — А что это нам даст?

Томилин в сомнении пожимает плечами.

— По-моему, — подводит итог Пал Палыч, — на сей раз нас обскакали. Остается извиниться перед Зиной и впредь быть умней… Вот что, Николай Александрович, берите понятых и бегом в ДЭЗ. Изымайте книгу жалоб — раз. И в помещении диспетчера должны быть тетради с записями об авариях — их тоже. Хорошо бы года за два.

— Понял! — Томилин хватает пальто и спешит уйти.

К Мусницкому влетает главный инженер и шепчет на ухо, хотя в кабинете, кроме них двоих, никого нет.

— А чего ты шепчешь, Алтынов? — удивляется начальник. — Ведь уже изъяли?

Алтынов кивает.

— Наша промашка. Но мандражировать нечего. Главное — не терять лицо. — Мусницкий впереди, Алтынов следом проходят в помещение канцелярии, где Томилин при понятых упаковывает будущие улики.

— Добрый день начальству! — Когда надо, Мусницкий умеет изобразить радость даже при виде сотрудника БХСС. — Что ж не заглянули, Николай Александрович? Я ведь ценю набеги… вроде вашего.

— Да?

— Хотите — верьте, хотите — нет. Мобилизует, понимаете. Тонизирует! — выдумывает Мусницкий. — Да и сам, чего греха таить, иное отложишь на завтра, иное на неделю, а то и совсем отпихнешься. Бывает, бывает. А тут глядь — вы! Сразу настраиваешься на деловой лад. Темпы, качество, организованность. Правильно? — апеллирует он к Алтынову.

— Еще бы! — соглашается тот.

— Так что вы не скрывайтесь, Николай Александрович. Если чем могу — только моргните!

— Непременно моргну. Но такая мелочь, не хотелось вас беспокоить. Всего хорошего.

— Заходите, делитесь соображениями, — провожает его Мусницкий. И уже без Томилина жестко говорит Алтыновy: — Кого про что будут спрашивать — чтоб я сразу знал!

— С жильцами сложно…

— Ничего сложного, все болтают, как сороки!

Знаменский, на этот раз в форме, и Томилин поднимаются по лестнице весьма запущенного жилого дома — даже выбитая часть окна не застеклена, а кое-как залатана картоном.

— Дом, который забросил ЖЭК, — комментирует Пал Палыч.

— С какой квартиры начнем? — Томилин останавливается на площадке.

— С любой. Тут заявки были от всех подряд.

Они звонят в квартиру. Открывает интеллигентная женщина средних лет.

— Здравствуйте. Можно с вами побеседовать?

— Пожалуйста… Проходите… — приглашает она несколько растерянно.

Когда дверь захлопывается, с нижней площадки заглядывает востроносая старушонка: визит милиции не остался незамеченным.

— Если б вам удалось навести хоть какой-то порядок! — волнуется женщина, усаживая гостей в комнате. — Своими силами ничего добиться нельзя… То есть некоторые добиваются. Но я… я не умею дать…

— А берут?

— Знаете, берут. Вот, например, соседка сверху — ей много что сделали. Она говорит, надо заявление перегнуть пополам и внутрь положить. И не в руки, а на уголок стола. Оставляю, дескать, тут у вас заявление — и сразу задний ход. Я было послушалась, а потом покрутилась-покрутилась в коридоре и не смогла… Ох, если б вы их как следует приструнили!

…Востроносая старушонка обсуждает что-то с приятельницей. Та любопытно оглядывается на дверь подъезда.