Аркадий Адамов - Круги по воде
Тем не менее в небольшом прохладном вестибюле над лестницей висел написанный от руки плакат: «Добро пожаловать!» На стене по одну сторону лестницы висела под стеклом Почётная грамота, а по другую — «Обязательные правила внутреннего распорядка», слово «обязательные» было жирно подчёркнуто. Пунктов было много.
Все поднялись на второй этаж в сопровождении дежурного администратора — маленькой женщины в синем халате. Она ключом открыла одну из дверей с табличкой «Полулюкс». За дверью оказалась небольшая побелённая комната с зачехлённым диваном и квадратным столом посередине, на окне за кисейной занавеской стояли горшки с цветами.
Сквозь дверной проем в соседнюю комнату видны были две широкие, со взбитыми перинами кровати под зелёным покрывалом и старенький зеркальный шкаф.
— Располагайтесь, — деловито предложила администратор. — Вещи вон туда положите, в шкаф. Там рядом и рукомойник. Вода сейчас как раз идёт. Не плескайте только. Кипяток в конце коридора. Радио я вам сейчас включу.
— Прекрасно, — бодро произнёс Виталий. — Радио пусть отдохнёт. Титан тоже. И плескаться мы не будем. А вот где у вас…
— Туалетов на этаже два, — поспешно добавила администратор.
— Да, да. Это превосходная идея — два туалета, — чуть смущённо усмехнулся Виталий. — Но я про телефон хотел спросить.
— Ах, телефон? Внизу, у меня. Будем вас подзывать, если что.
В горотдел поехали на той же «Победе». Солнце пекло с адской силой, в раскалённой машине нечем было дышать. К счастью, ехать пришлось недолго.
Раскатов, немолодой, кряжистый подполковник с красным лицом и седым ёжиком волос, тяжело расхаживая по своему небольшому кабинету, напористо и уверенно говорил:
— Об этом деле весь город у нас гудит. А как же? Видный человек погиб, известный. Директор, изобретатель… Но я вам скажу — липовый оказался директор. И изобретатель тоже. Вот гак. Однако подать все умел. Ну, а как разобрались — один театр. И даже хуже.
— Кто же разбирался? — спросил Виталий, нервно вытаскивая свою трубку.
Раскатов покосился на неё.
— Ясно кто. Специалисты. Из Москвы приезжали. Акт составили. Да такой, что наша прокуратура двумя руками вцепилась. Вот так.
— Интересно…
— Куда интереснее. Теперь какие у нас факты? — Раскатов подошёл к столу, надел очки и, взяв в руки пухлую папку дела, стал её перелистывать. — Значит, труп выловили в реке. Вот показания рыбаков. Так? Вот акт медицинской экспертизы. Лёгкие полны воды, даже ила. Отсюда причина смерти. Ну, там множественные повреждения тканей на лице, и теле, и на черепе, конечно, — это когда его потом о камни било. Так? Кинулся он скорее всего с моста, а выловили уже ниже по течению. Река у нас, между прочим, серьёзная. Увидите. Нуте-с, дальше, — он не спеша перевернул, пробегая глазами, ещё несколько исписанных чернилами листов. — Это все показания свидетелей. Лучинин последнее время находился в крайне подавленном состоянии. Крайне, — он поднял толстый палец и поглядел на Виталия. — И не мудрено. Акт-то в прокуратуру направили. Вот так. Дальше… Вот, пожалуйста. Показания свидетелей насчёт того дня. Как раз у моста его и видели. Бродил. Решался, так сказать.
— Одного видели? — спокойно спросил Откаленко.
— Сейчас поглядим. Та-ак… — Раскатов поводил пальцем по исписанному листу, читая про себя. — Вот. Один, один был. Да и кого же ему с собой брать для такого дела?
Виталий, дымя трубкой, задумчиво возразил:
— Смотря для какого дела.
— В общем, сами все тут поглядите, — захлопнул папку Раскатов. — Ежели мы чего упустили, подскажете. Чтоб и у нас, как говорится, душа была спокойна.
— Кто у вас это дело вёл? — спросил Откаленко.
— Вон сам он и вёл, — Раскатов кивнул в сторону сидевшего поодаль Томилина. — Со следователем прокуратуры, конечно. Ну и все помогали. Дело-то ответственное. Теперь насчёт людей, с кем в первую очередь вам надо потолковать, — продолжал между тем Раскатов, сняв очки и снова принимаясь шагать по кабинету. — Перво-наперво — это Ревенко Владимир Яковлевич, главный инженер там. Толковый человек, солидный. Потом со следователем прокуратуры Роговицыным Павлом Иосифовичем. Старый работник, зубы на этих делах съел. У него ивсе материалы на Лучинина. И жалобы народа, и сигналы все, и акт ревизии. Ну, теперь, понятно, ходу этому нет. Вот так. А Владимиру Яковлевичу я сейчас могу позвонить, пригласить. Как?
— Лучше мы к нему поедем, — ответил Виталий.
— Через час-другой, — добавил Игорь. — Сначала дело это посмотрим.
— Пожалуйста, — тоном радушного хозяина согласился Раскатов. — Как будет угодно. Сейчас мы вам кабинетик подберём.
Через несколько минут Виталий и Игорь оказались в небольшой, душноватой комнате, где, кроме старенького сейфа, стола, покрытого двумя листами зеленой бумаги, и стульев с протёртыми сиденьями, ничего не было. Окно они тут же распахнули, и на минуту оба задержались около него.
Со второго этажа была видна окраинная часть города: бесчисленные разноцветные крыши домов в блекло-зеленой пене деревьев напоминали старое лоскутное одеяло, кое-где расползавшееся пыльными улицами и дырами перекрёстков. В нескольких местах возвышались вполне современные, из стандартных блоков, четырех и пятиэтажные здания. По перемещавшимся то тут, то там клубам пыли можно было угадать редкие машины. Мало было и прохожих. Город томился от зноя. За последними домами сверкала, как мираж, широкая река. На противоположном её берегу белой сыпью по зеленому полю раскинулся палаточный городок, в центре его на высокой мачте трепетал красный флаг. Вдали темнел лес. «Ребят вывезли, — догадался Виталий. — Тот-то их на улицах не видно».
Друзья уселись к столу и принялись читать материалы из папки. Читали медленно, разбирая незнакомые почерки, которыми были написаны протоколы допросов. Их вёл не один Томилин. Но его допросы отличались полнотой и цепкостью.
Чем дальше они вчитывались в эти материалы, тем большее волнение охватывало Виталия. Живой Лучинин, такой, каким он его помнил, снова вставал перед его глазами, и все невероятнее казалась разыгравшаяся трагедия, с каждым новым документом все невероятнее, хотя каждый документ, казалось, должен был укреплять в мысли, что так именно все и произошло. «Я слишком пристрастен, — говорил себе Виталий. — Так нельзя. Ведь прошло десять лет. И Женька действительно мог стать в чем-то другим. Ведь это же все факты, ведь говорят люди, которые знали его не десять лет назад, а сейчас, среди которых он только что жил…» Но перед глазами продолжал стоять тот, прежний Женька, в потёртом пиджаке с комсомольским значком, азартный, искренний, с горячими чёрными глазами и руками, перепачканными чернилами. И душа Виталия разрывалась от сомнений и отчаяния.
Поймав осуждающий взгляд Игоря, он сжал зубами трубку и усилием воли заставил себя сосредоточиться, прогоняя воспоминания.
Свидетели в один голос утверждали, что Лучинин в последние дни был очень угнетён, говорили о постигших его неприятностях, о неблаговидных поступках. Но в чем именно обвиняли Лучинина, понять было трудно. Одни или два свидетеля намекали и на домашние его неприятности, но уж вовсе глухо. А допрашивавшие их работники милиции не углублялись в эти вопросы, видимо полагая, что сейчас это значения не имеет.
В последние часы, у реки, Лучинина видело несколько человек. Это было уже под вечер, начинало темнеть. Один из свидетелей утверждал поначалу, что Лучинин шёл к реке не один, с ним был ещё какой-то человек, но потом сам же усомнился в своих показаниях. Другой сообщил, что видел в это время на берегу двух человек, мужчину и женщину, но мужчина, как ему кажется, был не Лучинин.
Читая протоколы допросов, друзья делали для себя торопливые пометки. Это были то вопросы («В каком именно месте Анна Бурашникова заметила, что Лучинин идёт не один? Где находилась она сама?»), то обратившая на себя внимание деталь («Все свидетели — работники завода. Почему?») Внезапно позвонил Раскатов.
— Договорился с Ревенко, — сообщил он. — Ждёт вас. Вот так.
Работу пришлось прервать.
Виталий, потянувшись, поднялся со стула и с сожалением оглядел свои помятые брюки и запылённые ботинки.
Игорь усмехнулся.
— Уважаемый товарищ Ревенко с удовольствием примет тебя и в таком виде.
— На товарища Ревенко мне плевать. Просто самому неприятно. Впрочем, тебе это не понять, — высокомерно ответил Виталий.
Уже садясь в машину, Игорь заметил:
— Все-таки посидели мы не зря.
— Да. В общих чертах картину можно представить. В самых общих, я бы даже сказал.
Машина затормозила около больших, настежь распахнутых ворот, из которых в этот момент медленно выползала, тяжело урча, длинная грузовая машина с прицепом. На подножке её, держась рукой за дверцу кабины, стояла худенькая девушка в пёстром сарафане и красной косынке. Нагнувшись, она что-то кричала в открытое окошко водителю. Ветер доносил только обрывки фраз:
