Эд Макбейн - Вдовы
— Не знаю. Но, если он холостяк и живет в центре…
— Нет никаких данных, что он живет в центре.
— А для чего же тогда ему брать такси, когда он едет отсюда поздно ночью?
— Но это не значит, что он едет именно в центр.
— Ну ладно, забудем о центре. Но, если он не женат, для чего ему вообще снимать апартаменты для любовницы? Почему просто не жить вместе?
— Послушай, а ведь в этом что-то есть.
— Таким образом, он — пожилой женатый мужчина, содержит молодую особу в шикарной квартире, причем до тех пор, пока не снимет более шикарную.
— Хм. А вот, скажем, «Фил» — это тоже ресторан?
— «Фил»? Не знаю ресторана с таким названием.
— Здесь говорится: «Артур у Фила, 8 часов».
— Это когда?
— В прошлый вторник, вечером.
— Может, это их общий друг. Ха!
— Может быть.
— А ты знаешь, какая здесь рента, у этой «малины», каждый месяц? — спросил Клинг, не отрывая взгляда от чековой книжки.
— Ну и какая?
— Две тысячи четыреста зеленых!
— Брось ты!
— Вполне серьезно. Вот и корешки. А чеки выписаны на особу, которую зовут Филлис Брэкетт. По две тысячи четыреста «за удар». И везде уточнено: арендная плата за март, арендная плата за апрель и так далее. Две тысячи четыреста — круглая сумма, Арти.
— И он еще старается подыскать более шикарное местечко?
— Должно быть, очень богатый старикашка.
— Ага, ага! Опять он! — воскликнул Браун, тыча пальцем в календарь. — «Артур — здесь, в 9 вечера».
— Когда?
— В понедельник.
— Значит, перед тем, как она это схлопотала.
— Интересно, провел ли он здесь ночь?
— Нет. Он ведь что делает? Берет такси и едет домой к любимой женушке.
— Мы не знаем с точностью, женат ли он, — сказал Браун.
— Должен быть женат, — возразил Клинг. — И очень богат. Доказательства? Пожалуйста: вот они, в этой чековой книжке — ежемесячные депозиты на сумму пять тысяч долларов. Посмотри сам. — Он передал Брауну книжку.
Тот принялся ее перелистывать. Действительно, пятитысячные переводы от первого числа ежемесячно. И каждый ровно на пять тысяч.
— Вряд ли это нам поможет, — сказал Браун.
— Я понимаю: наличные…
— Даже если бы депозиты были оформлены в виде чеков, и то потребуется решение суда, чтобы получить ордера, и тогда мы сможем снять копии чеков.
— Овчинка стоит выделки, надо потрудиться.
— Потребую свою долю добычи… Шучу, конечно. Кстати, повтори имя этой женщины.
— Брэкетт. Филлис Брэкетт. Два «т».
— А ну-ка, взгляни вот на это, — сказал Браун, передавая календарь Клингу.
На страничке, отведенной для понедельника 9 июля, Сьюзен нацарапала имя — «Томми!!!!».
— Вот так, именно с четырьмя восклицательными знаками, — отметил Клинг. — Должно быть, в большой спешке.
— Ну, а теперь посмотрим, что нам в целом удалось наскрести, — сказал Браун и взял алфавитную записную книжечку Сьюзен Брауэр, ее, так сказать, личный именной указатель.
Единственным подходящим именем, которое можно было соотнести с этим неизвестным Томми, было на букве «М», следующее: Томас Мотт, антиквариат… Браун записал в свой блокнот адрес и номер телефона, затем перелистал книжку в обратном порядке, возвратившись к букве «Б». Там действительно значилась Филлис Брэкетт, обитавшая на Саундер-авеню. Номер телефона значился под адресом. Браун записал и то, и другое, а затем он и Клинг еще раз внимательно просмотрели настольный календарь, а также чековую и записную книжки, делая пометки, выписывая имена, даты. Потом занесли в свои записи все места, которые Сьюзен Брауэр могла посетить с этим неброским, остающимся в тени Артуром Имярек в течение последних недель и дней перед убийством.
Они обшарили каждый ящик, затем опрокинули на ковер содержимое корзинки для бумаг, стоящей под столом, рассортировали все кусочки бумажек, все обрывки, стараясь восстановить хоть какие-нибудь слова. После этого они, расстелив газеты на полу в кухне, вывалили на них содержимое мусорного ведра, перебрав буквально все до последнего огрызка, задыхаясь от вони. И не нашли ничего, что помогло бы восстановить фамилию человека, платившего квартирную ренту.
В спальне, в стенном шкафу Сьюзен, было длиннополое норковое манто и лисий жакет…
— Смотри-ка, — хмыкнул Клинг, — она богатеет с каждой минутой.
…Три дюжины туфель…
— Просто какая-то Имельда Маркос! — сказал Браун.
…Восемнадцать платьев, да каких! А фирмы — Адольфо, Шанель, Калвин Клайн, Кристиан Диор…
— Интересно, в чем ходит его жена, — пробормотал Клинг.
…Три чемодана фирмы Луи Вюиттона…
— Планировали какую-то поездку? — хмыкнул Браун.
…И один несгораемый ящик с сейфовым замком.
Браун взломал его ровно за полминуты.
Внутри сейфа лежали пачки денег: двенадцать тысяч стодолларовыми банкнотами.
Привратник оказался человеком с шевелюрой какого-то странного, то ли песочного, то ли пыльного, цвета. Под носом у него были тонкие усики. Одет он был в серую ливрею с красными полосками и серую фуражку с красной окантовкой. А говорил с неподдающимся определению акцентом. Сыщики предположили, что он выходец из Среднего Востока. У них ушло минут десять только на выяснение того факта, что за прошлые сутки привратник находился на дежурстве с четырех пополудни до двенадцати ночи.
Сыщики также пытались выяснить, пропустил ли он кого-нибудь к мисс Брауэр за время своего дежурства.
— Моя не помнить, — сказал он.
— Двухэтажная квартира, на последнем этаже, — подсказал Клинг. — Там вообще только одна квартира. Вы туда кого-нибудь пропустили прошлой ночью?
— Моя не помнить, — угрюмо повторил привратник.
— А вообще туда кто-нибудь поднимался? — спросил Браун. — Допустим, рассыльный из винного магазина. Ну, вообще, кто-нибудь?
Спрашивая, Браун думал о мартини.
Привратник отрицательно помотал головой и сказал:
— Вся день — одни присылки.
— Вы хотите сказать — посылки?
— Да, присылки.
— То есть приходили люди, которые что-то приносили?
— Да, вся время.
— Но, понимаете, речь идет не о рассыльных из магазинов, — уточнил Клинг. — А вот поднимался ли кто-нибудь наверх? Ведь должен же был кто-то туда подняться? Вы помните кого-нибудь из них? Звонили вы мисс Брауэр, чтобы сказать, что так и так, к вам, мол, хотят подняться? Звонили?
— Моя не помнить, — повторил привратник. — Только присылки вся время.
Брауну очень хотелось съездить ему по зубам.
— Послушайте, — сказал он. — Там наверху была убита девушка. А вы в это время были как раз на дежурстве, когда ее убили. Впустили вы кого-нибудь или нет? Посылали кого-нибудь наверх?
— Моя не помнить.
— А не видели вы кого-нибудь подозрительного, который ошивался бы в здании без всякого дела?
Привратник изумленно вытаращил глаза.
— Подозрительный, — медленно и отчетливо произнес Клинг.
— Ну, кто-нибудь, по которому сразу было бы видно, что он явно не отсюда, — объяснил Браун.
— Никто, — сказал привратник.
Когда они уходили, им показалось, что на разговор ушло минимум дня полтора. А на самом деле было всего несколько минут четвертого.
* * *Кирпичный дом номер 274 по Саундер-авеню был скрыт за пышной летней листвой. Им потребовался почти целый час, чтобы, продираясь сквозь невыносимые уличные пробки, добраться сюда, на самый южный конец Айсолы, проделав путь от квартиры Сьюзен до обители Филлис Брэкетт. Было ровно четыре часа, когда они позвонили в колокольчик над входной дверью.
Они прикинули, что миссис Брэкетт не так давно перевалило за сорок. Волосы были едва тронуты сединой, на что она вряд ли обращала внимание, лицо — без тени косметики. Филлис Брэкетт была высокой и стройной женщиной. В широкой голубой юбке, голубой блузе, плетеных сандалиях и простеньком ожерелье из бусинок, она выглядела весьма привлекательно.
Они предварительно позвонили ей, и она ждала их, даже приготовила к их прибытию графин с холодным лимонадом. Браун и Клинг были готовы облобызать следы ее ног в сандалиях: оба просто изнемогали от жары и жажды.
Они сидели на кухне, затененной кленом, росшим прямо за окном. Две девчушки плескались в надувном бассейне под деревом. Госпожа Брэкетт объяснила, что это ее внучки. Дочь и зять были в отпуске, поэтому миссис Брэкетт взялась нянчить двух белобрысых малюток, сейчас весело бултыхавшихся во дворе под окном.
Браун объяснил ей цель визита.
— Ну, конечно, — тотчас же отозвалась она.
— Вы сдавали квартиру некоей Сьюзен Брауэр.
— Да, верно, — сказала она.
— Значит, это — ваша квартира…
— Да, до недавнего времени я там жила.
Они посмотрели на нее.
— Я недавно разошлась, — сказала она. — Я — то, что называют соломенной вдовой.
