Андрей Кивинов - Цепная реакция
— У меня тоже проблемы, — вздохнула она после недолгого молчания. — Стас неделю дал. Деньги или новая тема… А где я ему новую тему найду? Это ж еще куда-то устраиваться надо. А если прямо сейчас уволиться, в конторе сразу поймут, кто на них навел… Чего делать-то, а?
— Пошли его подальше.
— Ага, пошлешь его, как же… Это тебе не Зуев, он по роже бить не станет. Уже намекнул, что будет… Господи, как же надоело все!
* * *Быков, развалившись на диване, изучал сделанные Репиным распечатки.
— Ван Дейк, Антонис, отчества не имеется, родился в 1599 году в Антверпене, — бормотал он себе под нос, стараясь одновременно запомнить прочитанное. — Один из лучших портретистов в истории мировой живописи. Обучался и некоторое время работал в мастерской Рубенса… Принят в гильдию живописцев имени Святого Луки… Чего-то я про этого Святого Луку слышал! Кино такое было, вроде… Так… Ага! В 1632 году уезжает в Лондон… Ну, разумеется! Куда же еще… Наиболее известные работы: «Портрет детей Карла Первого», «Портрет братьев Стюарт», «Портрет лорда Уортона»… Нет, это же хрен запомнишь! Лорд… как его там?.. У-ор-тон… Дал же бог фамилию… И почему не Швайнштайгер? Так, дальше… Скончался в 1642 году, похоронен в Соборе святого Павла… За свою недолгую жизнь создал более девятисот полотен… Ого! В декабре 2009 года последний автопортрет художника, написанный им в 1640 году незадолго до смерти, был продан на аукционе «Сотбис» в Лондоне почти за двадцать пять миллионов долларов… Не кисло, однако! Как, блин, все это запомнить?
Быков отложил бумаги, поднялся с дивана и достал из шкафа свой дежурный свадебный светло-серый костюм. Облачившись, он повязал галстук и критически посмотрел на себя в зеркало. Затем, вспомнив, достал из сумки очки и нацепил их на кривой нос.
Нос ему перебили еще в воздушно-десантных войсках, куда он отправился, бросив техникум. Леха успокаивал себя тем, что у Бельмондо, кумира детства, тоже перебит нос. И ничего — звезда.
В этот момент дверь отворилась и в комнату вошла мать.
— Ой, Леша… — Она уставилась на сына. — А ты что, очки носить стал? Со зрением плохо?
— Не, мам! — успокоил тот, продолжая разглядывать собственное отражение. — Это бутафория. В профессорскую среду внедряюсь, вот и приходится выглядеть соответственно.
— В профессорскую? — Мать недоверчиво склонила голову. — А что, теперь уже и эти разбойничают?
— По имеющейся информации, краеведческий музей хотят грабануть. Только — никому! Оперативная тайна.
— Да брось… Разыгрываешь?
— А что им еще делать, при их-то доходах? Вон, Серега Елагин рассказывал… У него знакомый профессор есть, в консерватории. Зарплата — восемь тысяч. Этот, правда, грабить не пойдет, поскольку непыльную халтуру нашел. В церкви поет. У него теперь халтура — это работа, а работа — так… хобби. Ну, и для стажа, конечно… Только петь-то далеко не все профессора умеют, вот и вынуждены становиться на зыбкий путь грабежей и разбоев…
Леха оторвался от зеркала и, с абсолютно серьезным видом посмотрев на мать, философски изрек:
— Другие времена — другие ценности.
Матушка покачала головой.
— Страшно это все… Постой! Надо ж, наверное, дядю Жору предупредить.
— Насчет чего? — Сынок вернулся к дивану и снова взял распечатки.
— Он ведь теперь тоже в музее работает. В усадьбе Стропилина, смотрителем. И живет там же. Правда, в усадьбе ремонт сейчас, но все равно… Пусть поосторожней будет. А то ночью там, кроме него, никого нет.
— Ну, предупреди. Только по-тихому… — пробормотал собровец, не отрываясь от бумаг. — Нет, подумать только! Двадцать пять «бакинских лимонов» за одну картину… Месяц кисточкой помахал и всю оставшуюся жизнь можно не работать. Чтоб я так жил!
* * *Вика давно привыкла к тому, что пользуется повышенным вниманием противоположного пола. Иногда это напрягало, но в целом повышало самооценку. Вышагивая по улице летящей походкой, она не без удовольствия ловила на себе восхищенные мужские взгляды.
Вот и сейчас. Какой-то ухарь, двигаясь навстречу, громко цокнул языком и обронил на ходу:
— Девушка, любовью не торгуете? Я б купил… Оптом!
Вика обернулась и уже раскрыла рот, чтобы ответить нецензурно, как вдруг заметила на противоположной стороне улицы Витьку Зуева с приятелем. Они выходили из машины и как-то не по-доброму глядели в ее сторону. Переносица у Витьки была заклеена широким пластырем. Да, участковый не соврал. Перелом со смещением…
«Вот, блин!..»
Она бросилась наутек — хорошо, что в кроссовках. Пересекла небольшой сквер, свернула под арку стоявшего за ним дома и через двор выскочила на параллельную улицу. Оглядевшись, увидела впереди старое здание краеведческого музея с широкой парадной лестницей и колоннами и кинулась к нему.
Вбежав по лестнице, Вика перевела дух и осторожно выглянула из-за колонны. Преследователи остановились и начали озираться. Затем Витька махнул приятелю рукой в сторону музея, а сам бросился в противоположную сторону.
Оставался единственный выход. Вернее, вход. В музей.
— Здравствуйте!
Пожилая женщина в униформе, сидевшая в вестибюле за небольшим столиком, обрадовалась редкой посетительнице.
— У нас по будням теперь скидка, пятьдесят процентов. Милости просим! В фойе проходит фотовыставка «Прошлое и настоящее нашего города». Очень интересные фотографии, и…
— Давайте! — не дослушала Вика, лихорадочно ища в сумочке кошелек.
Сжимая в руке билет, она быстро прошла в фойе. Осторожно приблизилась к окну и заглянула на улицу. Преследователи топтались на прежнем месте и переговаривались, хищно поглядывая в сторону музея.
Выбора не оставалось. Придется знакомиться с прошлым и настоящим родного города…
* * *Когда родственники спрашивали у мамы про Машу, та неизменно отвечала, что Машенька очень умная и талантливая девочка и что у нее много подруг. Из этого следовал завуалированный подтекст, что Маша, увы, далеко не красавица. Фигурка, правда, смотрелась вполне прилично, а вот на всем остальном природа явно отдохнула. В свои двадцать один девушка уже успела свыкнуться с мыслью, что мужчины любят глазами, а она для их глаз слишком яркая звезда, — не каждому дано оценить ее блеск. В этом ее убедила мама. И даже сумела обосновать, что оно и к лучшему, поскольку личная жизнь будет только вредить творчеству. Посему к мужчинам Маша относилась хоть и снисходительно, как к братьям своим меньшим, но без интереса. Интерес ее лежал в другой плоскости.
Маша училась в Санкт-Петербурге, на последнем курсе Художественно-промышленной академии имени барона Штиглица, которую студенты и преподаватели по старой памяти все еще называли «Мухой». На практику ее определили в родной Юрьевск, и она теперь безвылазно торчала в краеведческом музее, копируя выставленные здесь картины.
Девушка расположилась спиной к входу в зал, поэтому Быков, едва появившись в дверях, перво-наперво имел возможность оценить ее фигуру. Фигурка произвела весьма благоприятное впечатление. Удовлетворенно хмыкнув, он осторожно приблизился и посмотрел через Машино плечо на этюдник.
— А здорово у вас получается…
— Правда? — довольно улыбнулась та.
И обернулась.
Леха на ногах устоял — сказалась собровская закалка. Видывал и не такое. Да собственно, ничего устрашающего в Машином лице он и не узрел. Но и ничего для себя привлекательного. Как выразился один товарищ по метанию топоров: «Девушка, не имеющая промыслового значения».
— Ну, да… Точная передача настроения… Типа… Блеск.
— Да-да, вы правы! В этих картинах самое главное — именно настроение… А вам тоже нравится Измайлов?
Начинающий искусствовед решил ответить честно.
— А разве есть такие, кому не нравится Измайлов?
— К сожалению, его не все понимают.
— Плохо объясняли…
«Как обидно… Грудь у нее — первый класс». Попробовал подняться выше — опять облом: взгляд художницы выражал исключительно любовь к искусству, не приемля никаких конкурентов в штанах или без.
Опытный глаз остановился на висюльке, украшавшей упомянутый «первый класс». Небольшой, гладко отполированный темно-синий камень неправильной формы, на котором парила серебряная фигурка Купидона.
— Какой у вас брелок интересный!
— Кулон, — с улыбкой поправила Маша. — Сама делала. Моя курсовая работа за прошлый семестр.
— Браво…
Быков приподнял очки и бесцеремонно склонился к груди девушки, дабы рассмотреть Купидона поближе.
— Неправильно лук держит, — констатировал он, выпрямляясь. — Рука должна держать древко точно посредине. Иначе момент силы распределяется неверно, и стрела летит не туда… Ну, не буду вам мешать!
И Леха поспешил в следующий зал, сопровождаемый взглядом, в котором, несмотря на всю бескорыстную любовь к искусству, все-таки читалось легкое разочарование…
