Александра Маринина - Чужая маска
– Если попроще – только то, что на мне. А в чем дело?
– Это удивительно удачная находка, – объяснил Сергей Николаевич. – Когда женщина ходит в длинном платье дома, это напоминает девятнадцатый век, когда еще существовало понятие хранительницы очага. Нужно сделать это твоим стилем. Да-да, – оживился он, – именно так. Длинные платья всегда, в любой обстановке: дома, на приемах, в театре – всюду. И непременно прическа из длинных волос, вот как сейчас. Благородно и просто. И главное – тебе очень идет. Нужно немедленно заняться твоим гардеробом.
Он схватил телефонную трубку и начал накручивать диск.
– Алло! Татьяна Николаевна? Березин говорит. Машина пошла за мной? Очень хорошо. Татьяна Николаевна, моей жене срочно нужна портниха. Да, да. Нет, к завтрашнему дню, к нашему мероприятию. Нет, она еще не очень хорошо себя чувствует, мне не хотелось бы везти ее в центр, сейчас всюду такие пробки… Да, пусть приедет на дом. Да, разумеется, образцы тканей тоже нужны. Ну вот, – весело сказал он, повесив трубку, – через два часа сюда приедет портниха. Татьяна все организует. Закажешь ей несколько нарядов – для публичных выходов и для дома. Для дома даже важнее. И продумай наряд для завтрашнего мероприятия. Его сошьют в первую очередь, все остальные обговори, выбери ткань, все сделают в течение недели.
– Сережа… – робко сказала Ирина. – Я боюсь. Я что, должна буду остаться с ней один на один? Без тебя?
– Разумеется. Я через десять минут уеду и вернусь только вечером.
– Но как же… Что я буду ей говорить? Я же не знаю…
– Ира, возьми себя в руки, в конце концов, – жестко произнес Березин. – Нельзя бояться до бесконечности. Я не смогу водить тебя за ручку всю оставшуюся жизнь, привыкай действовать самостоятельно. В первый раз я совершил ошибку, женившись на девице из хорошей семьи, потому что девица оказалась блядью. Теперь я взял в жены тебя, – он сделал выразительную паузу, с удовлетворением наблюдая, как разливается румянец по нежному лицу Ирины, – и очень надеюсь, что ты сможешь стать похожей на девицу из хорошей семьи.
Она резко поднялась и отвернулась к окну, не ответив на его выпад. Сергей Николаевич допил кофе и быстро оделся. Уже стоя в прихожей, он заметил, что Ирина так и стоит на кухне возле окна. Ему стало не по себе, он не хотел уходить из дома с тяжелым сердцем, оставляя в квартире обиженную женщину.
– Ира, я пошел. Пожелай мне удачи. У меня будет трудный день.
Она медленно повернулась. Краска стыда и негодования уже сошла с ее лица, оно снова было бледно-розовым и очень нежным.
– Я желаю тебе, дорогой, чтобы ты не забывал, при каких обстоятельствах мы с тобой познакомились. Не исключено, что я от этого знакомства выиграла, хотя пока еще ничего не ясно. Но идея принадлежала тебе, и кровь – на твоих руках, а не на моих. Ты только что напомнил мне, что до знакомства с тобой я была проституткой. Теперь я напоминаю тебе о том, кто ты такой.
– Ира, не стоит… – начал было Березин, но она прервала его:
– Я даю тебе слово, что научусь быть достойной женой политика. Но я никогда не буду женой убийцы.
Она пересекла кухню, прошла мимо Сергея Николаевича и скрылась в маленькой комнате, ожесточенно хлопнув дверью.
* * *Административный корпус отличался от всех остальных зданий и сооружений исправительно-трудовой колонии только тем, что находился «на воле», а не за забором и проволокой. Внутри царил тот же всепроникающий запах пропотевших сапог и немытых тел, стены были покрашены унылой масляной краской, и вообще вся атмосфера вызывала ассоциации не со служебным помещением, а именно с казенным домом.
Наталья терпеливо сидела в коридоре, в очереди таких же, как она, приехавших на свидания или привезших посылки: почта теперь работает так плохо, что посылка или не дойдет совсем, или ее по дороге разворуют. Хорошо, если не дойдет, тогда можно и новую послать. А если дойдет ящик наполовину пустым, то будет считаться, что осужденный посылку получил и другой в ближайшие полгода ему уже не полагается. Многие стали посылки привозить лично или с оказией передавать, так надежнее.
Наталья приехала на свидание, первое с тех пор, как Евгений оказался в колонии. Она так давно его не видела, что боялась даже представить себе, каким стал ее муж. По рассказам знакомых, по книгам и фильмам она уже имела кое-какое представление о том, что такое жизнь в колонии, и ожидала увидеть Евгения поникшим, с ранними морщинами, с почерневшими зубами и трясущимися руками.
Наконец подошла ее очередь. Она оглянулась на сидящих в тоскливой очереди женщин (мужчин здесь почему-то не было, видно, на свидания приезжали только матери и жены, а отцы и сыновья предпочитали другие развлечения), незаметно перекрестилась и толкнула деревянную дверь кабинета.
– Я к осужденному Досюкову Евгению Михайловичу, статья сто три, срок восемь лет.
– Жена? – не поднимая головы, спросил хмурый капитан в зеленой форме офицера внутренней службы. – Документы, пожалуйста.
– Вот. – Наталья торопливо протянула ему паспорт, совсем новенький, полученный всего два месяца назад, когда она меняла фамилию.
Капитан аккуратно перелистал паспорт от первой до последней страницы, потом поднял голову и с любопытством уставился на нее.
– Тут отметочка о заключении брака. Вы поженились полгода назад?
– Совершенно верно.
– Досюков в это время был под следствием? – уточнил капитан.
– Да.
– И вы, значит, добровольно согласились стать женой убийцы? Почему, интересно? Вы его одобряли?
– Нет, вы не так поняли, – торопливо заговорила Наталья. – Я же нормальный человек, как я могу одобрять убийство? Но я хотела, чтобы он, отбывая наказание, знал, что я его жду, что он мне нужен, что он должен справиться со всем этим… У него ведь нет никого, кто ездил бы к нему на свидания, кто посылал бы ему продукты. Мать совсем старая и почти слепая, она из дома практически не выходит. Отца нет, он давно умер. Женя у нее единственный сын, ни братьев нет, ни сестер. И если бы мы не расписались, меня бы не пускали к нему на свидания. Пусть он убийца, но ведь должен у него быть кто-то, кому он верит и на кого может надеяться.
– Вы сейчас сказали интересную вещь, – заметил капитан. – Вы сказали: пусть он убийца. Так вы верите в то, что он совершил убийство?
– Я не понимаю, – вмиг пересохшими губами сказала Наталья.
– Я хочу сказать, что ваш муж ведь не признался в совершении убийства ни на следствии, ни на суде. И он до сих пор не признает себя виновным. Поэтому я и спросил вас: а вы как считаете? Вы тоже уверены, что он невиновен?
– Я… – растерялась она. – Я не знаю. Честное слово, я не знаю. Женя не такой человек, чтобы убить кого-то… Но ведь чужая душа – потемки, ни за кого нельзя ручаться, даже за себя самого. Нет, я не знаю. Но я знаю, в чем состоит мой долг. Если государство сочло необходимым наложить на него кару за что-то, то мой долг – помочь ему пережить это с достоинством, чтобы он не потерял человеческого облика, чтобы осознал ошибку, осознал свой грех, если он все-таки это совершил, и чтобы покаялся, исправился.
– Вы – верующая?
– Как вам сказать…
Она улыбнулась впервые с тех пор, как вошла в этот кабинет.
– Когда Женю арестовали, я стала ходить в церковь просто потому, что очень хотела хоть как-то ему помочь, а как – не знала. Познакомилась со священником, он и объяснил мне, что если я столько лет прожила рядом с Женей и не сумела отвратить его от греха, то мой долг теперь сделать все, чтобы помочь ему очиститься, обновиться и исправиться.
Капитан открыл несгораемый шкаф, за которым оказались картотечные ящики, выдвинул один из них, долго перебирал карточки, наконец вынул одну из них и внимательно изучил.
– У вас краткосрочное свидание, три часа.
– Так мало? – в отчаянии всплеснула руками Наталья. – А мне говорили…
– Вам говорили про долгосрочное, – сухо перебил ее капитан, – на трое суток. Это вам пока рано, срок еще не подошел.
– А когда же?
– Через три месяца, не раньше, да к тому же в зависимости от того, как ваш муж будет себя вести. Если нарушит режим, то в качестве наказания он может быть лишен посылки или свидания.
– А он что, нарушает? – робко спросила она.
– Пока нет, но все когда-то бывает в первый раз, – философски изрек капитан.
Он снял телефонную трубку на аппарате без диска.
– Седьмой отряд, Досюков Евгений Михайлович, сто третья, восемь лет. На краткосрочное.
Выслушав ответ, он снова повернулся к Наталье и усталым голосом объяснил ей, куда теперь идти, что сказать и какую бумажку показать.
– Вам там скажут, но я предупреждаю на всякий случай заранее: деньги, колющие и режущие предметы, алкогольные напитки, сигареты с фильтром…
Она на мгновение прикрыла глаза и отключилась. Целые сутки в плацкартном вагоне, продуваемом насквозь, где даже ночью не гасится свет и постоянно мимо тебя кто-то ходит. Она совсем не смогла заснуть, ей было очень холодно и очень страшно. И теперь в неуютном, вонючем, но таком теплом кабинете ее разморило. А о том, чего нельзя приносить с собой на свидание, она и так знала еще с тех пор, когда приходила в следственный изолятор на регистрацию брака.
