Николай Свечин - Банда Кольки-куна
– Я прикажу Герасимову помочь вам с Гартингом, – сразу же согласился Рачковский. – Он ежедневно докладывает Трепову, будет и сегодня. Большой специалист! Хотя и несколько самонадеян…
Подполковник Герасимов был новым начальником Петербургского охранного отделения. Он получил назначение на эту должность лишь в начале февраля, но быстро успел отличиться. Уже в марте агенты Герасимова арестовали группу террористов, готовивших покушение на ряд сановников. Говорили, что в числе намеченных жертв значился и великий князь Владимир Александрович, как ответственный за Кровавое воскресенье. Лыков с Герасимовым пока знаком не был, но слышал уважительные отзывы.
– Благодарю, Петр Иванович. Пойду к Гартингу, надо торопиться.
Так сыщик дал ход сведениям, полученным от Буффаленка. Власти начали выяснять судьбу въехавших в страну изменников-поляков. Первым делом запросили списки вернувшихся военнопленных. Оказалось, что начальником эшелона был капитан Шихлинский! Хотя на корабле были офицеры старше его в чине, именно ему собрание офицеров поручило командовать пассажирами. Уже через день Лыков с Гартингом внимательно изучали списки, полученные от хромого капитана.
Всего на «Инкуле» вернулись в Россию триста девять человек. Состав был смешанным: шестьдесят офицеров и военных чиновников, остальные – нижние чины армии и флота. Моряки оказались из экипажей русских кораблей, интернированных немцами в порту Цинтау. После боя 28 июля 1904 года в бухте укрылись броненосец «Цесаревич» и миноносцы «Бесшумный», «Бесстрашный» и «Беспощадный». А после падения Порт-Артура вырвался из блокады и добрался до германской колонии миноносец «Властный». Сами корабли по условиям военного времени остались в Цинтау, а большая часть команд была отпущена немцами домой. Поэтому и арендовали «Инкулу» – английский пароход, – чтобы японцы не решились препятствовать рейсу.
Из сухопутных на борту были офицеры-артурцы, давшие слово не воевать против микадо, да еще пять или шесть человек, такого слова не дававших. Как и капитан Шихлинский, они относились к тяжелораненым, и японцы отпустили их без всякой подписки. Их увечья были таковы, что надеяться на быстрое выздоровление не приходилось.
Среди офицеров и военных чиновников имелось несколько поляков. Приватный опрос их сослуживцев снял с панов подозрения: в течение всего плена они были на виду у товарищей, никуда не отлучались, ни в каких шпионских школах учиться не могли. Иначе обстояли дела с нижними чинами. Там поляков оказалось около полусотни, и осветить их пребывание в плену было трудно.
Рачковский выполнил свое обещание. Он рассказал о пароходе с изменниками Трепову, и генерал дал команду бросить на их поимку серьезные силы. В результате делом «Инкулы» занялось сразу несколько служб. В кабинете Гартинга прошло совещание. На нем присутствовали, кроме хозяина, Лыков и два подполковника: Герасимов и Лавров. С последним Алексей Николаевич встретился весьма радушно. Два года назад они вместе искали убийц русского ученого Михаила Филиппова и подружились.
– Вас повысили в чине, Владимир Николаевич! Поздравляю!
– Спасибо. Вот, произвели не в очередь.
– А еще вы перешли из корпуса в армейскую кавалерию, как намеревались.
В самом деле, Лавров, прежде ходивший в голубом жандармском мундире, был теперь в общеармейской форме. Он давно хотел оставить «табуретную кавалерию»[22].
– Пришлось для этого выйти в отставку, – пожаловался Владимир Николаевич. – На двадцать четыре часа. Отказали в обычном переводе!
Герасимов явился в партикулярном костюме. Сухой, коротко стриженный, с высоко загнутыми кончиками длинных усов, он походил на франта. Но умные внимательные глаза выдавали серьезного человека.
У начальника Петербургского охранного отделения всегда дел хватало. Поэтому никто не удивился, когда Герасимов сначала попытался откреститься от поручения.
– Господа, – сказал он, – при чем здесь моя лавочка? Шпионы прибыли в Одессу. И уже расползлись по всей стране. Вот и ловите их там, по месту жительства. А я отвечаю за столицу. Сообщите мне имена, поставим их на проверку – это все, что можно с нас требовать.
Гартинг сразу взял быка за рога:
– Вы, подполковник, всего три месяца, как в Петербурге. И еще не поняли, видать, что за чужие спины прятаться тут не дадут.
– Попрошу…
– Вы приказ Трепова получили?
– Ну получил.
– Вот и извольте выполнять.
Подполковник посмотрел на статского советника неприязненно, но промолчал. Формально Петербургское охранное подчинялось Особому отделу наравне с прочими отделениями. Но выдающееся положение столицы выдвигало его на первое место. И не Гартингу, начальнику одного из семи отделений Особого отдела, было командовать ПОО[23]. Однако сейчас за ним стояли большие люди, Рачковский с Треповым. И Аркадий Михайлович решил показать, кто тут хозяин.
Лавров дипломатично перевел резкий разговор в рабочее русло. Он сказал:
– В словах подполковника есть разумное зерно. Мы, военная контрразведка, ведь тоже отвечаем лишь за Петербургский военный округ. Искать шпионов на всей остальной территории – ваша прерогатива. Может быть, так и поступим? Столица – нам с охранным отделением, а все прочее – Департаменту полиции и корпусу жандармов?
Алексей Николаевич ответил и за себя, и за Гартинга:
– Да мы так уже сделали. Во-первых, в Одесское ГЖУ[24] отправлена телеграмма: взять под наблюдение тех, кто еще не разбежался. Во-вторых, моряками будет заниматься Морской штаб, это тоже не по нашей части. Нам остаются сухопутные нижние чины, из которых поляков около сорока человек. Не так уж и много. Беда в том, что призваны они из самых разных местностей, от Варшавы до Тифлиса.
– Чтобы проверить панов, надо их сначала найти, – заговорил Герасимов. – И как мы будем их искать?
– Высочайшим приказом вернувшиеся из плена нижние чины, оборонявшие Порт-Артур, уволены в запас. Дослуживать остаток срочной службы им уже не придется. Также этим людям полагается жалование за месяцы, проведенные в плену. Вот на него и будем их ловить. За деньгами явится каждый, будьте уверены. Явится по месту призыва. Нам сейчас нужно найти тех русских солдат, которые жили в одном лагере с поляками. И допросить их насчет поведения последних: были ли подозрительные отлучки, непатриотичные высказывания, заискивания перед японцами…
Предложение сыщика решило спор. Четыре десятка поляков были поделены. Герасимов взял себе тех, кто призывался из Петербурга и губернии. Лавров обязался помочь ему с проверкой. Особому отделу в лице Гартинга поручили панов, проживающих в Привислинском крае, – половину от общего списка. А Лыков забрал остальных, кто призывался из прочих местностей империи. В итоге в его ведении оказалось семь человек. Коллежский советник поручил технические вопросы своему помощнику Азвестопуло, а сам занялся координацией.
Однако хитроумный грек уже вечером предстал перед начальством и заявил, что метод Лыкова ошибочен.
– Какая разница, кто где призывался? Это позволит только отыскать человека. А проверять его надо по другому принципу: кто в каком лагере сидел. Нам нужны тамбовцы, нижегородцы, рязанцы – те русские, которые жили бок о бок с поляками. А объединяет их именно местопребывание.
Сергей был прав, и Лыков сразу признал это. В самом деле, изменников можно выявить только путем опроса русских пленных. Найти тех из них, кто наблюдательнее, и долго-долго трясти. Алексей Николаевич поразмыслил и взялся за то, с чего и надо было начинать, – за изучение японских лагерей.
Для этого ему пришлось снова увидеться с Таубе. Сколько наших попало в плен? Где они сидели? По каким принципам японцы отпустили триста невольников? Ясно, что это сделали нарочно, чтобы спрятать среди них нескольких шпионов. Но ведь есть какое-то официальное объяснение, почему из множества людей отобрали именно этих для возвращения на родину.
Таубе сидел в преподавательской комнате академии и хмуро листал какой-то учебник. Лыков увел его в курилку и задал интересовавшие его вопросы. Виктор Рейнгольдович еще больше набычился.
– Ты чего такой? – почувствовал неладное сыщик.
– А ты еще не знаешь?
– Что случилось?
– Это пока неофициально, но скоро объявят, – генерал-майор говорил натужно, словно ворочал камни. – Эскадра Рожественского… Словом, ее больше нет.
Лыков так и сел, сердце его сжалось.
– Что значит нет? Их разбили?
– Разбили – это мягко сказано. Никогда прежде Россия не испытывала такого позора. До сих пор японцы гоняли нас на суше. Теперь еще и на море. Стыд и горе всем нам…
И Таубе рассказал жуткие новости. Японцы сообщили в международные телеграфные агентства предварительные итоги сражения между флотами, произошедшего вчера в Цусимском проливе. Вторая Тихоокеанская эскадра полностью рассеяна и большей частью разгромлена. Вице-адмирал Рожественский в бессознательном состоянии, после тяжелого ранения, захвачен в плен. Уничтожено двадцать русских боевых кораблей, а японцы потеряли всего два или три миноносца. Самое страшное – часть наших кораблей (отряд контр-адмирала Небогатова) сдалась японскому флоту! Невиданный доселе случай, если не считать давней истории с фрегатом «Рафаил»[25]. Количество пленных и погибших русских моряков еще непонятно, но счет идет на тысячи…
