Брокен-Харбор - Тана Френч
Верхний конец улицы скрывался в тени домов, а нижний, изогнутый, был озарен лунным светом.
– Я надену очки и буду следить за той частью улицы, – сказал я. – Ты следи за этой. Если увидишь движение – любое, – дай мне знать. Если он действительно придет, постараемся не поднимать шума – лучше, если жители вообще не узнают, что здесь что-то происходит, – но, возможно, он не оставит нам выбора. Не стоит ни на секунду забывать, что парень опасен. Вряд ли он вооружен, но надо исходить из того, что оружие у него есть. В любом случае это бешеный зверь, а мы – в его логове. Вспомни хорошенько, что он сделал со Спейнами, и имей в виду: если представится возможность, он сделает то же самое и с нами.
Ричи кивнул и, передав мне тепловизионные очки, принялся быстро и ловко кидать вещи в мешок. Я сложил карту и сунул обертки от сэндвичей в полиэтиленовый пакет. Через несколько секунд комната вернулась к первоначальному состоянию – голый дощатый пол и шлакоблоки, словно нас здесь никогда и не было. Наши сумки я швырнул в темный угол, чтобы не мешались под ногами.
Ричи устроился у оконного проема, выходящего на нижнюю часть улицы. Опустившись на корточки в косой тени у подоконника, он отвернул уголок пленки, чтобы открыть себе обзор. Я посмотрел на дом Спейнов: лже-Фиона вошла в кухню с охапкой одежды, положила ее на стол и снова вышла. На втором этаже сквозь окно комнаты Джека виднелся слабый свет в спальне Пэта и Дженни. Я прижался к стене у окна, смотрящего на мой участок наблюдения, и надел очки.
Они превратили море в непроглядную, бездонную черноту. В конце улицы простиралась вдаль плоская серая сетка строительных лесов, через дорогу порхнула сова, парившая на потоке воздуха, словно лист сгоревшей бумаги. Неподвижность все тянулась и тянулась.
Я думал, что мои веки застыли в открытом положении, но, должно быть, я все-таки моргнул. Все произошло мгновенно: только что улица была пуста – и вот он уже стоит среди темных руин, огненно-белый и страшный, словно ангел, с лицом таким ярким, что на него почти невозможно смотреть. Он замер, вслушиваясь, будто гладиатор у выхода на арену: голова запрокинута, руки свободно свисают, кисти сжаты практически в кулаки, готовы к драке.
Не дыша и одним глазом приглядывая за ним, я приподнял руку, привлекая внимание Ричи. Он повернул голову, и я молча подозвал его к себе.
Ричи низко пригнулся и плавно, словно ничего не весил, скользнул по полу к моему окну, прижался спиной к стене, и его рука потянулась за пистолетом.
Наш человек медленно двинулся по улице, осторожно переставляя ноги и оборачиваясь на каждый шорох. В руках ничего, на голове – никакой тепловизионной оптики. Мелкие светящиеся зверьки в садах скакали прочь при его приближении. Сверкающий на фоне сети из металла и бетона, он казался последним человеком на земле.
Когда он подошел к соседнему дому, я снял очки, и высокая сияющая фигура превратилась в черное пятно, в беду, которая крадется в ночи к твоему порогу. Я дал сигнал Ричи и отодвинулся в тень подальше от окна. Ричи переместился в дальний угол напротив меня, и с минуту я слышал его учащенное дыхание. Но вот тишина. Человек положил руку на металлическую перекладину, и по строительным лесам, окружающим дом, темной волной прокатилась дрожь.
Пока он карабкался, низкое дребезжание, похожее на барабанную дробь, усилилось, а потом стихло. В темном окне сгустились очертания головы и плеч. Я видел, как он поворачивает лицо, вглядываясь в углы, но комната была широка, и нас скрывали тени.
Он перемахнул через подоконник с легкостью человека, который делал это тысячу раз. Как только его ноги коснулись пола и он повернулся к своему смотровому окну, я выскочил из угла и врезался в него сзади. Он хрипло выдохнул и, шатаясь, сделал несколько шагов вперед. Я взял его в захват за шею, заломил ему руку за спину и припечатал его к стене. Из его легких с резким утробным звуком выбило весь воздух, а когда он открыл глаза, то смотрел в дуло пистолета Ричи.
– Полиция. Не двигаться, – сказал я.
Все его мышцы были напряжены, словно тело состояло из стальных прутьев.
– Ради общей безопасности я надену на вас наручники, – сказал я, и мой голос показался мне чужим – холодным и отрывистым. – У вас есть что-нибудь, о чем мы должны знать?
Он меня как будто не слышал. Я отпустил его, но он не двинулся с места, даже не дернулся, когда я завел ему руки за спину и защелкнул тугие наручники. Ричи быстро и грубо обыскал его, бросая все найденое в маленькую кучку на пол: фонарик, пачку салфеток, мятные драже. Где бы этот парень ни спрятал машину, удостоверение личности, деньги и ключи остались там. Он путешествовал налегке – заботился о том, чтобы его не выдало даже случайное звяканье.
– Я сниму наручники, чтобы вы могли спуститься по лесам, – сказал я. – Не пытайтесь выкинуть какую-нибудь глупость. Этим вы ничего не добьетесь, только сильно испортите настроение мне и моему напарнику. Сейчас мы отправимся в контору и немного поболтаем. Имущество вам вернут там. Возражения есть?
Казалось, он находился где-то очень далеко – или изо всех сил старался туда попасть. Его глаза, сощуренные, будто лунный свет резал их, смотрели куда-то в небо за окном, поверх крыши Спейнов.
– Отлично, – сказал я, когда стало ясно, что ответа я не получу. – Будем считать, что возражений нет. Если что-то изменится, дайте мне знать. А теперь пошли.
Ричи спустился первым – неловко, с двумя вещмешками за спиной. Я подождал, держа парня за цепочку наручников, а когда Ричи показал мне снизу большой палец, расстегнул браслеты и сказал:
– Вперед. Но никаких резких движений.
Когда я взял его за плечо и повернул в нужном направлении, парень очнулся и заковылял по голому полу. На секунду он застыл в оконном проеме, и я понял, какая мысль промелькнула в его голове, но сказать ничего не успел – похоже, до него дошло, что при падении с такой высоты он в лучшем случае переломает себе ноги. Парень вылез из окна и начал спускаться, послушный, словно пес.
Один знакомый из академии прозвал меня Снайпером, когда я засадил мощный гол в каком-то футбольном
